Исследование толпы как единого образования (Лебон). Коллективное варварство: Гюстав Лебон о психологии масс

«Великие события родились не из рационального,
а из иррационального.
Рациональное создаёт науку,
иррациональное направляет историю»

Лебон Гюстав

Французский историк, основатель социальной психологии.

В 1895 году Гюстав Лебон опубликовал книгу: Психология народов и масс / La psychologie des Foules. О дин из главных выводов книги: в массе (толпе) индивидуум чувствует, думает и действует совершенно и н аче – и, как правило, более примитивно – чем можно было от него ожидать… (По свидетельству историков, эту книгу внимательно изучали и перечитывали: В.И. Ленин , Гитлер , Муссолини , И.В. Сталин ).

Популярный тезис Густава Лебона : «Спорить с убеждениями масс всё равно, что спорить с извержением вулкана».

«Нужно, чтобы она (идея – Прим. И.Л. Викентьева) сначала была принята небольшим числом апостолов, которым сила их веры или авторитет их имени дают большой престиж. Они действуют тогда более внушениями, чем доказательствами […]
Массы не дают себя никогда убеждать доказательствами, но только утверждениями, и авторитет этих утверждений зависит от того обаяния, каким пользуется тот, кто их высказывает […]
Не учёными, не художниками, не философами основывались новые религии, управлявшие миром, ни те громадные империи, которые простирались от одного полушария до другого, ни те великие религиозные и политические революции, которые перевернули Европу, но людьми, достаточно поглощёнными известной идеей, чтобы пожертвовать своей жизнью для её распространения».

Густав Лебон, Психология народов и масс, СПб, «Макет» 1995 г., с. 108 и 110.

«Интересная деталь. Я хотел узнать, какими книгами чаще всего пользовался Ленин. Как мне сказала Гляссер (один из секретарей В.И. Ленина – Прим. И.Л. Викентьева), среди этих книг была «Психология толпы» Густава Лебона. Остается гадать, пользовался ли ею Ленин как незаменимым практическим ключом к воздействию на массы или извлёк из замечательного труда Лебона понимание того, что, вопреки наивным теориям Руссо , то сложное вековое переплетение элементов жизни декретами фантазёров и догматиков изменить совсем не так легко (отчего после всех блестящих революций и возвращается всегда ветер «на круги своя»)».

Борис Бажанов, Воспоминания бывшего секретаря Сталина, СПб, «Всемирное слово», 1992 г., с.112.

«Всё, что создало величие цивилизаций: науки, искусства, философские системы, религии, военное могущество и т. д. - было созданием отдельных личностей, а не общественных организаций. Важнейшие открытия и культурные успехи, которыми пользуется всё человечество были осуществлены отборными людьми, редкими и высшими продуктами некоторых наиболее даровитых рас. Народы, у которых индивидуализм наиболее развит, именно благодаря этому и становятся во главе цивилизаций и господствуют в мире. ...Люди, мало приспособленные к сознательному развитию, жадно добиваются равенства, но мало интересуются свободой. Свобода - это состязание, непрестанная борьба, мать всякого прогресса. В ней могут торжествовать только самые способные, сильные люди. Только сильные могут переносить одиночество и рассчитывать лишь на самих себя. Слабые к этому не способны. Они скорее предпочтут самое тяжёлое рабство, чем одиночество и отсутствие поддержки. ...Предоставленный сам себе пролетарий - ничто, пустое место; в союзе же с равными себе он превращается в силу, и достаточно грозную... Но это - сила толпы, не более того... Если только не истреблять в каждом поколении всех сколько-нибудь возвышающихся над уровнем самой скромной посредственности, то социальные неравенства, порождаемые неравенством умственным, все равно бы рано или поздно восстановились после любых общественных уравнительных акции. ...Неравенство - это закон природы, который, в принципе, невозможно игнорировать». Естественные неравенства, как старость и смерть, - роковая участь человека. ...Отдельная личность, достаточно сильная, чтобы полагаться только на свою предприимчивость, на своё разумение, и потому способная самостоятельно содействовать прогрессу, стоит перед толпой, слабой в отношении этих качеств, но сильной своей численностью... Их интересы - противоположны и непримиримы. ...Не восходя к первобытному коммунизму - этой низшей форме развития, с которой начинали все общества, мы можем сказать, что в древности уже были испытаны разные формы социализма, которые предлагаются ныне».

Гитин В.Г., Самые дерзкие и страшные афоризмы, остроты, максимы, или чёрный цитатник, М., «Aст», 2007 г., с. 252.

Гюстав Лебон скептически относился к кабинетной науке: «Полуучёными я называю тех, кто не имеет других знаний, кроме книжных, и, следовательно, не имеет никакого понятия о действительной жизни. Они продукт наших университетов и школ, этих жалких «фабрик вырождения» […] Профессор, учёный, студент нередко многие годы и очень часто всю жизнь остаются полуучёными».

Гюстав Лебон, Психология социализма, СПб, «Маркет», 1995 г., с. 82.

Российский Государственный Университет

инновационных технологий и предпринимательства

Пензенский филиал

Кафедра «Культурологии, философии и истории»

Монография

по книге Г. Лебона «Психология масс»

дисциплина «Социология»

Выполнил: студент гр.07Э1 И.Ш. Акжигитов

Проверил: преподаватель К.Г. Гурьевская

Лебон (Ле Бон) Гюстав (7.05.1841, Ножан-ле-Ротру - 15.12.1931, Париж) - французский философ-идеалист, социолог, антрополог и археолог, доктор медицины. Стремился найти доказательства неравенства человеческих рас. Физиологические, анатомические и психологические различия между народами ведут к непониманию между ними и конфликтам. Упадок цивилизации связывал с наступлением "эры масс", когда все будет решать толпа, инициируемая отдельными "вожаками". Считал, что "духовное единство толпы" предопределяет характер поведения входящих в нее людей. Их поведение становится бессознательным, а они сами - эмоциональными, рационально неконтролируемыми, догматичными, нетерпимыми, безответственными. Разделял толпу на разнородную (уличные сборища) и однородную (секты, классы).

Если трудно внушать новую идею, то не менее трудно уничтожить старую. Человечество постоянно с отчаянием цепляется за мертвые идеи и мертвых богов. Уже почти полтора века, говорит Лебон, прошло с тех пор, как бросили в мир идею равенства людей и рас. Некоторые из неравенств, разделяющих индивидов и расы, были слишком очевидны. Эти неравенства являются только следствием различий их воспитания, например то, что все люди рождаются равно умными и добрыми и что одни лишь учреждения могут их развратить. Средство против этого было очень простое - перестроить все учреждения и дать всем людям одинаковое воспитание. Новейшие успехи науки выявили все бесплодие эгалитарных теорий и доказали то, что умственная бездна, созданная прошлым, между людьми и расами, может быть заполнена только наследственными накоплениями. Воспитание и учреждения, приспособленные к известным лицам и к известным народам, могут быть оказаться вредны для других.

Никто не имеет нравственного права игнорировать то, насколько наши учреждения и воспитание приемлемы для низших народов. Идея равенства продолжает развиваться. Во имя этого равенства, говорит Лебон, социализм, долженствующий в ближайшее будущее поработить большинство народов Запада, обязан обеспечить их счастье. Для оценки социальной важности какой-либо идеи нет более вредного мерила, чем та власть, которой она пользуется для контроля над умами. Итак, посредством просвещения и создания учреждений, необходимо приступить к осуществлению современной мечты о равенстве.

Непосредственные факторы действуют уже на подготовленную отдаленными факторами почву и без этого не вызывают никаких результатов. Они порождают в толпе активную уверенность, т.е. облекают в известную форму идею и развивают ее со всеми последствиями. Благодаря ним, в толпе возникают решения, увлекающие ее (образы, опыт, слова и формулы, рассудок).

Образование в состоянии значительно изменить людей и непременно должно улучшить их, и даже создать между ними равенство. Главная ошибка латинской системы образования в том, что она опирается на заучивание. Рассудок, опыт, инициатива и характер являются условиями обеспечения успеха в жизни.

Лебон Г. в своей книге "Психология масс" отмечает, что "толпа" в обыкновенном смысле - это собрание индивидов, какова бы ни была их национальность, профессия или пол и каковы бы не были случайности, вызвавшие это собрание.
Но с психологической точки зрения, толпа - это другое, в ней исчезает сознательная личность индивида, причем чувства всех отдельных единиц, образующих целое, именуемое толпой, принимают одно и, то, же направление, образуется коллективная душа толпы, имеющая временный характер. Такую толпу Лебон называет организованной (одухотворенной).
Главными характеристиками организованной толпы Лебон выделяет: исчезновение сознательной личности, ориентирование чувств и мыслей индивидов в одном направлении.
Индивиды толпы не обязательно должны присутствовать в одном месте. Достаточно, чтобы они обладали единообразием мыслей и чувств. Например, толпу может составлять, по Лебону, целый народ. Образование толпы не зависит от количества составляющих элементов - толпу могут составить и несколько человек (Лебон говорит о шести), а с другой стороны, если нет необходимых условий, и сто человек не превращаются в толпу. Жизнь толпы также различна по продолжительности. Поскольку в толпе доминируют бессознательные составляющие, толпа заурядна, попросту говоря, глупа, хотя может состоять из умных и образованных людей. В толпе может происходить накопление только глупости, а не ума.
Действия толпы подчиняются психологическому закону духовного единства толпы. Некоторые психологические черты характера общие у нее с изолированными индивидами, другие же, наоборот, присущи только ей одной и встречаются только в собраниях. Каковы бы ни были индивиды, составляющие одухотворенную толпу, каков бы ни был их образ жизни, занятия, их характер или ум. Одного их превращения в толпу достаточно для того, чтобы у них образовался род коллективной души, заставляющий их чувствовать совершенно иначе, чем думал бы, действовал и чувствовал каждый из них в отдельности.
Одухотворенная толпа представляет собой организм, образовавшийся из разнородных элементов, но временно носящих единый характер.
Лебон Г. выделяет причины того, что изолированный индивид отличается от индивида в толпе:
1. Верховенство бессознательного. Люди не сходные по своему уму могут обладать одинаковыми страстями, инстинктами и чувствами. Такие качества, как религиозные, политические взгляды, мораль, привязанности и антипатии управляются бессознательным и в толпе непременно соединяются вместе. В коллективной душе интеллектуальные способности индивидов и, следовательно, их индивидуальность, исчезают, верх берут бессознательные качества.
2. Сознание непреодолимой силы. Благодаря численности, индивид в толпе приобретает сознание непреодолимой силы. Вследствие того, что толпа анонимна и не несет в себе ответственности, индивид может поддаться таким инстинктам, которым он никогда не дает волю, когда бывает один.
3. Заразительность. В толпе всякое чувство, всякое действие заразительно. Заразительность может довести до того, что индивид будет в состоянии принести свои интересы в жертву коллективному интересу.
4. Восприимчивость к внушению. Различными способами индивида в толпе можно привести в такое состояние, когда у него исчезает сознательная личность, и он подчиняется всем внушениям лица, заставляющего его прийти в это состояние, совершая по его приказанию поступки, часто совершенно противоречащие его личному характеру и привычкам. Сознательная мозговая жизнь парализуется, человек становится рабом бессознательной деятельности своего спинного мозга. Толпе свойственна неудержимая стремительность: любую внушаемую идею толпа готова сразу же воплотить в действие.
Исчезновение сознательной личности, преобладание бессознательного, одинаковое направление чувств и идей, определяемое внушением, и стремление немедленно превратить внушенные идеи в действия - вот главные черты, характеризующие индивида в толпе. "Индивид престает быть самим собой и становится автоматом, у которого не существует своей воли".
Становясь частицей организованной толпы, человек спускается на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизации, у него обнаруживается склонность к произволу, буйству, свирепости (толпа легко может совершить убийство, поджог), но также и к энтузиазму и героизму (толпа может пойти на смерть ради торжества какого-нибудь верования или идеи). "Индивид в толпе - песчинка среди массы других песчинок, вздымаемых и уносимых ветром".

Лебон говорит о том, что факторами, определяющими характер мнений верования толпы, являются "отдаленные" и "непосредственные" факторы.

Отдаленные факторы делают толпу доступной к восприятию известных убеждений и совершенно неспособной проникнутся некоторыми другими взглядами. Они подготавливают почву, на которой впоследствии внезапно развиваются какие-нибудь новые идеи, поражающие своей силой и результатами (раса, традиции, время, образование, политические и социальные учреждения).

Непосредственные факторы действуют уже на подготовленную отдаленными факторами почву и без этого не вызывают никаких результатов. Они порождают в толпе активную уверенность; т.е. облекают в известную форму идею и развивают ее со всеми последствиями. Благодаря ним, в толпе возникают решения, увлекающие ее (образы, опыт, слова и формулы, рассудок).

Лебон считает, что влияние расы таково, что ни один элемент не может перейти от одного народа к другому, не претерпев, тем самым, глубоких изменений. В традициях выражаются идеи, потребности и чувства прошлого расы, они являются своеобразным синтезом расы. Без традиций не может быть ни национальной души, ни цивилизации. Толпа является стойкой хранительницей идей и упорно противится их изменениям.

Время способствует возникновению, развитию и уничтожению верований, дает им силу и могущество. Оно подготавливает мнения и верования толпы, или почву для них. Политические и социальные учреждения, говорит Лебон, являются продуктом расы. Не они создают эпоху, а эпоха создает их. Не во власти народа менять учреждения, в его силах лишь менять их названия посредством насильственной революции. Но сущность их не изменится.

Необходимо изучить отдельно законы и учреждения каждого народа, для того, чтобы составить для себя ясное понятие о том, до какой степени они служат выражением потребностей расы, и уже потому не могут быть изменены насильственно. Народы управляются свойствами своего характера, и такие учреждения, которые не соответствуют характеру толпы, представляют собой, своего рода, заимствование одежды, переодевание.

В своей книге Лебон Г. описывает также чувства и нравственность толпы.

· Импульсивность, изменчивость, раздражительность толпы.
Изолированный индивид обладает способностью подавлять свои рефлексы, толпа - нет. Поэтому толпа легко повинуется импульсам: эти импульсы не в состоянии подавить ни личный интерес, ни чувство самосохранения индивида. Толпа всегда повинуется внешним импульсам, а так как импульсы по сути своей разнообразны, то отсюда вытекает чрезвычайная изменчивость толпы. Толпа может внезапно перейти от самой кровожадной жестокости к великодушию - всё зависит от импульса. Но хотя все желания толпы всегда бывают очень страстными, они все же продолжаются недолго, и толпа также мало способна проявить настойчивую волю, как и рассудительность. Численность создает в толпе чувство непреодолимого могущества, для нее не существует понятия о невозможности. Нормальное состояние толпы, натолкнувшейся на препятствие - это ярость.

· Податливость внушению и легковерие толпы.
Как бы ни была нейтральна толпа, она все-таки находится чаще всего в состоянии выжидательного внимания, которое облегчает всякое внушение. Под влиянием внушения, идея, овладевшая умом, стремится выразиться в действии. Блуждая на границе бессознательного, легко подчиняясь всяким внушениям, обладая буйными чувствами, толпа, лишенная всяких критических способностей, чрезвычайно легковерна. Невероятное для нее не существует, этим объясняется необычайная лёгкость, с которой создаются и распространяются легенды и самые невероятные рассказы. Например, такие великие люди как Геркулес, Будда - разве мы знаем хоть слово правды из их жизни? Внушаемостью Лебон объясняет существование коллективных галлюцинаций.
Из современной ему газетной хроники Лебон приводит рассказ об одной парижской привратнице, опознавшей в убитом мальчике своего исчезнувшего сына. Вслед за ней так же идентифицировали тело и ещё ряд знакомых семьи и учитель мальчика. Однако через 6 недель оказалось, что убитый был совсем другим ребёнком. Аналогичный механизм работает и при сеансе спиритов. Приведя ещё ряд примеров, Лебон делает практический вывод для судопроизводства и исторической науки: "Коллективные наблюдения - самые ошибочные из всех и чаще всего представляют не что иное, как иллюзию одного индивида, распространившуюся путём заразы и вызвавшую внушение".

· Преувеличение и однородность чувств толпы.
В толпе преувеличение чувств обуславливается тем, что чувства, распространяясь очень быстро посредством внушения и заразительности, вызывает всеобщее одобрение, которое и создает увеличение силы чувств. Однородность и преувеличение чувств толпы ведут к тому, что она не ведает ни сомнений, ни колебаний. Сила чувств еще более увеличивается отсутствием ответственности, уверенностью в безнаказанности.

· Нетерпимость, авторитетность и консерватизм толпы.
Не испытывая никаких сомнений относительно того, что есть истина, а что заблуждение, толпа выражает такую же авторитетность в своих суждениях, как и нетерпимость. Индивид может перенести противоречие и оспаривание, толпа никогда их не переносит (например, на любом публичном собрании оратор, который не согласен с мнением толпы, будет отвергнут, толпа не потерпит никаких возражений).
Толпа слишком управляется бессознательным и, поэтому, слишком подчиняется влиянию вековой наследственности. Изменчивость толпы выражается только поверхностным образом, в сущности же в толпе действуют консервативные инстинкты, столь же несокрушимые, как и у всех первобытных людей. Толпа питает самое священное уважение к традициям и бессознательный ужас, очень глубокий ко всякого рода новшествам, способным изменить реальные условия её существования.

· Нравственность.
Если под нравственностью понимать уважение социальных норм, подавление эгоистических побуждений, то без сомнения, толпа слишком импульсивна и изменчива, чтобы её можно было назвать нравственной (толпа может убить, поджечь, растерзать).
Если же под нравственностью понимать временное проявление таких качеств, как самоотверженность, преданность, бескорыстность, справедливость, то иногда толпа может показывать очень высокую нравственность. Действуя на индивида в толпе и вызывая у него чувство славы, мести, религии и патриотизма, легко можно заставить его пожертвовать даже своей жизнью. Даже совершенные плохие люди, находясь в толпе, проникаются временно самыми строгими принципами морали.

Рассматривая в своей книге проблему толпы, Лебон приходит к выводу, что она не может долго существовать без вожака. Толпа, предоставленная самой себе, по его мнению, быстро устает и стремится в рабство: ей необходим вожак. Вожак может быть умным и образованным, но эти качества, скорее даже вредят ему, чем приносят пользу. Ум делает человека более снисходительным, открывает перед ним сложность вещей, давая ему самому возможность выяснять и понимать, а также значительно ослабляет напряженность и силу убеждений, необходимых, чтобы быть вожаком. Великие вожаки всех времен и народов отличались чрезвычайной ограниченностью, причем наиболее ограниченные пользовались наибольшим влиянием.
Массы уважают только силу, и доброта их мало трогает, так как они смотрят на нее, как на одну из форм слабости. Симпатии толпы всегда были на стороне тиранов. Всегда готовая восстать против слабой власти, толпа раболепно преклоняется перед сильной властью.
Вожаки - это всегда люди действия. По словам Лебона, чаще всего вожаками бывают психически неуравновешенные люди, полупомешанные. Личный интерес, семья - всё приносится ими в жертву. Инстинкт самосохранения у них исчезает до такой степени, что единственная награда, к которой они стремятся - это мученичество. Напряженность их собственной веры придает их словам громадную силу внушения. Толпа всегда готова слушать человека, одаренного сильной волей и умеющего действовать на нее внушительным образом. Люди в толпе теряют свою волю и инстинктивно обращаются к тому, кто её сохранил. Лебон выделил следующий механизм действия вожаков:
утверждение - повторение - зараза.

В душе толпы преобладает не стремление к свободе, а потребность подчинения; толпа инстинктивно покоряется тому, кто объявляет себя ее лидером, властелином. Вожаков Лебон делит на две категории:

· люди энергичные, с сильной волей, проявляющейся лишь на короткое время. Они особенно пригодны для внезапных дерзких предприятий, для увеличения массы их приверженцев, несмотря на всю опасность этого.

· вожаки, встречающиеся гораздо реже. Обладают сильной и стойкой волей. Они - инстинктивные основатели религии и творцы великих дел. Они часто не отдают себе отчет в том, что можно достигнуть посредством упорной и сильной воли.

Кроме этого, Лебон Г. рассматривает следующую классификацию организованной толпы.

Разнородная толпа - состоит из индивидов, самых разнообразных по своей профессии и умственному развитию. К анонимной можно отнести, например, уличную толпу. К неанонимной - присяжных, парламентские собрания. Неанонимной толпе присуще чувство ответственности, которое придает её поступкам совершенно другое направление, чем в анонимной толпе.
Однородная толпа - выделяет трех видов:
1) секта (политические, религиозные) представляет первую степень организации однородной толпы - в её состав входят индивиды различной профессии и воспитания, различной среды, единственная связь между ними - это верования.
2) каста (военные, духовенство, рабочие) - самая высшая степень организации, доступная толпе - в её состав входят индивиды одной и той же профессии, происходящие приблизительно из одной среды, получившие одно и то же воспитание.
3) класс (буржуазия, крестьянство) - образуется индивидами различного происхождения, собравшихся в силу известных интересов, привычек, образовавшихся под влиянием одинакового образа жизни, воспитания.

Преступные толпы всегда вызваны каким-нибудь могущественным внушением. Индивиды, принявшие участие в совершении преступления, убеждены, что они исполнили свой долг. Общими чертами преступной толпы можно назвать восприимчивость к внушениям, легковерие, непостоянство, приоритет чувств, как хороших, так и дурных.

Избирательской толпой Лебон называет те собрания, которые созываются для избрания лиц на известные должности. Она представляет собой толпу разнородную. Общими чертами такой толпы являются слабая способность к рассуждениям, отсутствие критического духа, раздражительность, легковерие и односторонность.

Люди в толпе стремятся к сглаживанию умственных различий. Раса имеет большое значение и учреждения, и правительства играют лишь незначительную роль в жизни народов. Раса и цель насущных потребностей повседневной жизни - вот таинственные властелины, которые управляют судьбами нации.

Большое значение в теории Лебона имеют такие понятия, как рассуждения и воображение толпы . Рассуждения толпы основываются на ассоциациях, но они связаны между собой лишь кажущейся аналогией и последовательностью. В них замечается точно такая же связь, как и в идеях дикаря, полагающего, что если он съест сердце мужественного врага, то тем самым усвоит себе его храбрость. Ассоциация разнородных вещей, имеющих лишь кажущееся отношение друг к другу, и немедленное обобщение частных случаев - вот характеристичные черты рассуждений толпы. Подобного рода аргументация всегда выставляется теми, кто умеет управлять толпой. Сцепление логических рассуждений совершенно непонятно толпе, вот почему нам и дозволяется говорить, что толпа не рассуждает или рассуждает ложно и не подчиняется влиянию рассуждений. Оратор, находящийся в тесном общении с толпой, умеет вызвать образы, увлекающие её. Неспособность толпы правильно рассуждать мешает ей критически относиться к чему-либо, т. е. отличать истину от заблуждений и иметь определённое суждение о чем бы то ни было. Суждения толпы всегда навязаны ей и никогда не бывают результатом всестороннего обсуждения. Лёгкость, с которой распространяются иногда известные мнения, именно и зависит от того, что большинство людей не в состоянии составить себе частное мнение, основывающееся на собственных рассуждениях.
Воспроизводительная способность воображения у толпы очень развита и восприимчива к впечатлениям. Вызванные в уме толпы образы почти равняются реальным образам. Для толпы, неспособной ни к размышлению, ни к рассуждению, не существует, поэтому ничего невероятного. Вот почему толпа поражается больше всего чудесной и легендарной стороной событий.
Толпа, способная мыслить только образами, восприимчива только к образам. Только образы могут увлечь ее или породить в ней ужас и сделаться двигателями ее поступков. Влиять на толпу, действуя на ее ум и рассудок, т. е. путем доказательств, невозможно. Кто владеет искусством производить впечатление на воображение толпы, тот и обладает искусством ею управлять.
В заключении Лебон даёт краткую схему развития цивилизации. Её началом является скопление людей, объединившихся лишь вследствие случайностей - миграции, нашествий, побед. Связь между этими людьми осуществляет власть одного вождя. Прочности в такой толпе нет, это - варвары. Затем единство среды, потребностей, постоянные брачные связи превращают первичную толпу в расу. Возникает единство чувств и мыслей. Народ обретает свой идеал. Тогда и образуется цивилизация, появляются социальные институты. Но достигнув определённой степени могущества и сложности, цивилизация начинает разрушаться. Ослабляется идеал, в него перестают верить. Вместе с ослаблением идеала ветшают и институты. Коллективный эгоизм расы сменяется индивидуальным эгоизмом, уменьшается сила характера и способность к действию. Народ превращается в "агломерацию индивидов", которая, чтобы хоть как-то обеспечить порядок, всё больше апеллирует к силе государства. Но с потерей идеала народ становится толпой. Цивилизация оказывается во власти случайностей, "властвует чернь и выступают варвары". Цивилизация ещё может казаться прочной, но это всего лишь фасад, который рушится от первой же угрозы. Таким образом, историческое развитие, по Лебону, имеет циклическую траекторию.

Для социопатолога непосредственно смежной областью знаний является психология масс. Это область психологии, предметом исследований которой являются природа, сущность, закономерности возникновения, формирования, функционирования и развития толп и масс, как специфических форм сообществ людей.

Создана она была в конце 19 в. французским социологом и психологом Лебоном, итальянским психологом и юристом С. Сегеле (1868-1913) и др.

Основное внимание основоположники уделяли исследованию психического склада, характерных свойств, черт, типов и поведения разнообразных толп и масс в относительно стандартных и нестандартных ситуациях. К числу традиционных предметов исследовательского интереса основоположников принято относить различные собрания людей, демонстрации, митинги, явления массовой эйфории, агрессии, паники, массовых психозов, массового вандализма и т.д. Но они не только объясняли затронутые проблемы, но и в существенной степени мистифицировали и мифологизировали их.

Значительное внимание творцы науки о психологии масс уделяли изучению идей, мотивов, установок, настроений, мнений, эмоций, стереотипов мышления, механизмов и действий масс, вопросам поведения людей в толпе, взаимодействия личности и массы, индивида и толпы и т.д.

И хотя в качестве методов исследования основоположники использовали гамму традиционных методов познания психологии и социологии. Психология масс оказала значительное влияние на формирование социальной психологии, социологии и развитие социальной мысли, в значительной мере психология масс оказалсь зацикленной на ОХЛОСЕ (толпе). К тому же охлосу приписывались очень многие черты, которые у него в реальности либо отсутствуют, либо присущи далеко не уникально, общи с индивидуальным и иным состоянием психики.

В очень значительной мере психология масс ориентируется на сформулированный Г. Лебоном «психологический закон духовного единства толпы», согласно которому в позднейшей фазе формирования организованной толпы в ней происходит нивелирующая деперсонализация и деиндивидуализация людей, в силу чего на основе общих качеств, управляемых бессознательным, образуется временная «коллективная душа» толпы.

Несмотря на многие очень интересные наблюдения частного порядка в целом Лебон и его продолжатели вопреки «бритве Оккама» весьма произвольно производили УМНОЖЕНИЕ СУЩНОСТЕЙ, оперируя сборно-статистическим понятием «толпы», как если бы она была единым и живым существом. Весьма сомнительным представляется тот «пунктик» у Лебона, который преследовал его всю жизнь и представлял совершенно фантастическое представление о кардинальном преобразовании личности в толпе, перепрограммировании личности под толпу, происходящем как будто бы, автоматически.

Эта постановка вопроса была скрыто, но отчетливо антихристианской, поскольку ставила под сомнение центральный тезис христианской психологии: О СВОБОДЕ ВОЛИ человека, свободе его выбора и поведения как в одиночном состоянии, так и в толпе. Мысль о том, что попадая в толпу человек становится как бы САМ НЕ СВОЙ, преобразуется под «душу толпы», которая подменяет личную душу, восходит к тезису французского «просвещенчества», к «человеку-машине» Гольбаха и Ламетри. Конечно, Лебон не афишировал этой связи, а возможно, даже не знал о ней, ибо она не вкусовая, а логическая, сущностная.

Преобразование человека в толпе «волшебным образом» - приводит к тезису, что человек не несет личной ответственности за зло, что он был «опьянен толпой», и среагировал АВТОМАТИЧЕСКИ (ведь его понимают как сложную машину) на предопределенный законом толпы алгоритм-схему. Лебон одним из первых попытался теоретически обосновать наступление «эры масс» и связать с этим общий упадок культуры. Он полагал, что в силу волевой неразвитости и низкого интеллектуального уровня больших масс людей ими правят бессознательные инстинкты, особенно тогда, когда человек оказывается в толпе. Здесь происходит снижение уровня интеллекта, падает ответственность, самостоятельность, критичность, исчезает личность как таковая.

Стал известен тем, что пытался показать то общее, что имеется между положением вещей и закономерностями в психологии масс. Американский социолог Нейл Смелзер пишет, что «несмотря на критику, мысли Лебона представляют интерес. Он предсказал важную роль толпы в наше время», а также «охарактеризовал методы воздействия на толпу, которые в дальнейшем применяли лидеры наподобие Гитлера, например, использования упрощенных лозунгов».

Однако уже в книге первой «Психология народов» Лебон стремится доказать, что основу цивилизации составляет душа расы, сформированная наследственными накоплениями. Так Лебон вводит, сверх толпы, ещё и «думающую стихию» расы, не слишком заботясь о доказательствах.

По Лебону мифологизированная «душа расы» также прочна и не подвержена изменениям, как и анатомические признаки расы. Душа расы представляет общность чувств, интересов верований.

Вот как он сам об этом писал: «Я в другом месте показал плачевные результаты, произведенные европейским воспитанием и учреждениями на низшие народы. Точно также я изложил результаты современного образования женщин и не намереваюсь здесь возвращаться к старому. Вопросы, которые нам предстоит изучить в настоящем труде, будут более общего характера. Оставляя в стороне подробности, или касаясь их лишь постольку, поскольку они окажутся необходимыми для доказательства изложенных принципов, я исследую образование и душевный строй исторических рас, т.е. искусственных рас, образованных в исторические времена случайностями завоеваний, иммиграций и политических изменений, и постараюсь доказать, что из этого душевного строя вытекает их история. Я установлю степень прочности и изменчивости характеров рас и попытаюсь также узнать, идут ли индивидуумы и народы к равенству или, напротив, стремятся как можно больше отличаться друг от друга. Доказав, что элементы, из которых образуется цивилизация (искусство, учреждения, верования), составляют непосредственные продукты расовой души, и поэтому не могут переходить от одного народа к другому, я определю те непреодолимые силы, от действия которых цивилизации начинают меркнуть и потом угасают».

Данный подход отдает даже примитивизмом! Лебон даже думал, что все изменения в государственных учреждениях, религиях не затрагивают душу расы, но душа расы влияет на них. И потому у него искусство и культура — не показатель цивилизованности народа. Как правило, во главе цивилизаций у Лебона оказываются «народы со слабо-развитой, утилитарной культурой, но сильным характером и идеалами». Сила цивилизации не в технических и культурных достижениях, а в характере и идеалах - совершенно необоснованно думал Лебон.

У Лебона ценности латинских народов — подчинение сильной, деспотичной власти; англосаксов — приоритет частной инициативы. Естественная тенденция эволюции цивилизаций — дифференциация. Панацея демократии — достижение равенства через воспитание и навязывание своей культуры высшими народами низшим, — заблуждение. Несвойственная народу даже более высокая культура подрывает его нравственность и уничтожает ценности, сформированные веками, что делает такой народ еще ниже.

Лебон непосредственно писал: «Уже почти полтора века прошло с тех пор, как поэты и философы, крайне невежественные относительно первобытной истории человека, разнообразия его душевного строя и законов наследственности бросили в мир идею равенства людей и рас». И в другом месте: «Нет ни одного психолога, ни одного сколько-нибудь просвещенного государственного человека, и в особенности - ни одного путешественника, который бы не знал, на сколько ложно химерическое понятие о равенстве людей».

Нужно ли говорить, что такого рода взгляды не только дохристианского происхождения, языческие, повторяющие дремучие идеологемы идолопоклонничества, но и льют воду на мельницу реакции. Лебон думал, что в большинстве случаев, новые верования и учреждения приносят лишь новые названия, не изменяя сути уже имеющихся.

Как же в этом случае быть с христианизацией народов Европы, в частности, славян? Разве не является верхом антиисторизма утверждать, что христианизация славян «принесла лишь новые названия, не изменяя сути»? Вся история вопиет об обратном: когда новая идея овладевает массами, то идея меняет массы, порой до неузнаваемости и собственной противоположности. И отнюдь не приспосабливается под массы, если является по настоящему новой идеей.

Правда, есть у Лебона и объективные, научные наблюдения. Например, он писал, что кроме наследственных чувств на историю народа влияют идеи-догмы. Опускаясь в сферу бессознательного, они имеют огромную силу. Единственный враг веры — другая вера.

Всеми своими успехам народ обязан лишь горстке избранных, которые реализуют события подготовленные веками - утверждал Лебон, явно преувеличивая роль личности в истории, и даже не пытаясь объяснять, как могла бы «горстка» избранных повлиять на что-либо, если бы массы не были готовы понять и принять их «избранность».

Лебон совершенно не думает о несчастной судьбе «одиноких гениев» - людей, опередивших свое время (и массы) и оттого бессильно взирающих на окружающую среду, не в силах на неё как-то повлиять.

Книга вторая «Психология масс» утверждает некую профанационную историю 19-го века. Лебон утверждает, что в XIX веке власть толпы сменяет власть элит. Его странное убеждение, что до 19-го века власть принадлежала элитам, а не толпам, совершенно бессильно объяснить, например, феномен «военной демократии» в раннем средневековье. Разве вопли вооруженной толпы на марсовом поле - власть элит? И что в таком случае власть толпы?

На самом деле, конечно, с развитием культуры и цивилизации власть не переходит от элиты к толпам, а наоборот, уходит от толп к элитам. В раннем средневековье власть была у того, у кого дубина тяжелее, а феодальные титулы (в которых Лебон видит особую прелесть «элитарности») на самом-то деле раздавались самым свирепым драчунам, и не более того. Власть толпы была наиболее ярко проявлена именно в наиболее архаические эпохи, а на в 19-м и не в 20-м веке, которые следует считать скорее веками заговоров и тайных лож, нежели веками всевластия толп.

Лебон приписывал толпе качества ограниченного и глупого человека, не учитывая, что глупый остается глупым и вне толпы, а умный и в толпе останется умным. Лебон думал, что основные свойства толпы: анонимность (безнаказанность), зараза (распространение мнения), внушаемость (толпу можно заставить видеть даже то, чего нет на самом деле), стремление немедленно претворить свои идеи в жизнь. Но это качества глупости и тупости, при чем тут одиночность или массовость?!

У Лебона психология толпы похожа на психологию дикарей, женщин и детей: импульсивность, раздражительность, неспособность обдумывать, отсутствие рассуждения и критики, преувеличенную чувствительность. Далее он отмечает, что поведение толпы изменчиво, так как она реагирует на импульсы. Он пишет, что в толпе нет сомнений. Она впадает в крайности, при которых любое подозрение может превратиться в неоспоримую очевидность, массы уважают только силу (как будто её презирают Робинзоны), идеи толпы удерживаются только категоричностью и не обладают никакой связью.

Лебон придумал, что рассуждения толпы примитивны и основаны только на ассоциациях. Толпа у него способна воспринимать только образы, причем, чем ярче образ, тем лучше восприятие. Чудесное и легендарное воспринимается лучше, чем логичное и рациональное.

Лебон писал, что формулы, облеченные в слова, избавляют толпу от необходимости думать. Формулы неизменны, но слова, в которые они заключены, должны соответствовать времени. Самые ужасные вещи, названные благозвучными словами (братство, равенство, демократия), принимаются с благоговением.

Все, что Лебон сказал о толпе - следовало сказать о потерявшей веру отцов, фрустрированной личности, о человеке (а отнюдь не толпе), который растерянно мечется в жизни, не зная к чему прислонится. Судите сами.

Лебон стремился доказать, что толпа направляется не к тем, кто дает ей очевидность, а к тем, кто дает ей прельщающую ее иллюзию. Толпе Лебона необходим вожак. Вожак не обязательно умен, так как ум рождает сомнения. Он деятелен, энергичен, фанатичен. Только слепо верящий в свою идею вожак может заразить верой других. Главное качество великого вожака — упорная, стойкая воля.

Такого вожака Лебон увидел в Мухаммеде, родоначальнике арабской экспансии. В книге «Цивилизация арабов» (1899) Лебон он сделал акцент на огромном влиянии мусульманской цивилизации, которое, по его мнению, способствовало окультуриванию варварских народов, разрушивших Римскую империю и открыло для Европы мир научного и философского знания, мир литературы, с которыми та не была знакома. Вкратце говоря, по мнению Ле Бона именно мусульмане снова дали Европе цивилизацию!

При этом, видимо, отдав цивилизацию Европе, мусульмане сами без неё остались, потому что история доказывает обратное Лебону, а его утверждение отдает антихристианским духом за версту. Лебон писал: «Итак, теперь мы можем сказать, что Мохаммед был одним из самых великих людей, которых знала история. Некоторые историки умаляли величие пророка в силу собственных религиозных предубеждений, но сегодня ему воздают должное даже христианские писатели».

Психология народов и масс

Г.Лебон
Психология народов и масс
Введение. СОВРЕМЕННЫЕ ИДЕИ РАВЕНСТВА И ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИСТОРИИ
Возникновение и развитие идеи равенства. -- Произведенные ею последствия. -- Во что обошлось уже ее приложение. Нынешнее ее влияние на массы. -- Задачи, намеченные в настоящем труде. -- Исследование главных факторов общей эволюции народов. -- Возникает ли эта эволюция из учреждений? -- Не заключают ли в себе элементы каждой цивилизации -- учреждения, искусства, верования и пр. -- известных психологических основ, свойственных каждому народу в отдельности? -- Значение случая в истории и неизменные законы. -- Трудность изменить наследственные идеи в данном субъекте.
Идеи, правящие учреждениями народов, претерпевают очень длинную эволюцию. Образуясь очень медленно, они вместе с тем очень медленно исчезают. Став для просвещенных умов очевидными заблуждениями, они еще очень долгое время остаются неоспоримыми истинами для толпы и продолжают оказывать свое действие на темные народные массы. Если трудно внушить новую идею, то не менее трудно уничтожить старую. Человечество постоянно с отчаянием цепляется за мертвые идеи и мертвых богов.
Уже почти полтора века прошло с тех пор, как поэты и философы, крайне невежественные относительно первобытной истории человека, разнообразия его душевного строя и законов наследственности бросили в мир идею равенства людей и рас.
Очень обольстительная для масс, эта идея вскоре прочно укрепилась в их душе и не замедлила принести свои плоды. Она потрясла основы старых обществ, произвела одну из страшнейших революций и бросила западный мир в целый ряд сильных конвульсий, которым невозможно предвидеть конца.
Без сомнения, некоторые из неравенств, разделяющих индивидуумов и расы, были слишком очевидны, чтобы приходилось серьезно их оспаривать; но люди легко успокаивались на том, что эти неравенства -- только следствия различия в воспитании, что все люди рождаются одинаково умными и добрыми и что одни только учреждения могли их развратить. Средство против этого было очень простое: перестроить учреждения и дать всем людям одинаковое воспитание. Таким-то образом учреждения и просвещение стали великими панацеями современных демократий, средством для исправления неравенств, оскорбительных для великих принципов, являющихся единственными божествами современности.
Впрочем, новейшие успехи науки выяснили все бесплодие эгалитарных теорий и доказали, что умственная бездна, созданная прошлым между людьми и расами, может быть заполнена только очень медленными наследственными накоплениями. Современная психология вместе с суровыми уроками опыта показала, что воспитание и учреждения, приспособленные к известным лицам и к известным народам, могут быть очень вредны для других. Но не во власти философов изъять из обращения идеи, пущенные ими в мир, когда они убедятся в их ложности. Как вышедшая из берегов река, которую не в состоянии удержать никакая плотина, идея продолжает свой опустошительный, величественный и страшный поток.
И смотрите, какова непобедимая сила идеи! Нет ни одного психолога, ни одного сколько-нибудь просвещенного государственного человека, и в особенности -- ни одного путешественника, который бы не знал, на сколько ложно химерическое понятие о равенстве людей, перевернувшее мир, вызвавшее в Европе гигантскую революцию и бросившее Америку в кровавую войну за отделение Южных Штатов от Северо-Американского Союза; никто не имеет нравственного права игнорировать то, насколько наши учреждения и воспитание гибельны для низших народов; и за всем тем не найдется ни одного человека -по крайней мере во Франции -- который бы, достигнув власти, мог противиться общественному мнению и не требовать этого воспитания и этих учреждений для туземцев наших колоний. Применение системы, выведенной из наших идей равенства, разоряет метрополию и постепенно приводит все наши колонии в состояние плачевного упадка; но принципы, от которых система берет начало, еще не поколебленны.
Будучи, впрочем, далекой от упадка, идея равенства продолжает еще расти. Во имя этого равенства социализм, долженствующий, по-видимому, в скором времени поработить большинство народов Запада, домогается обеспечить их счастье. Его именем современная женщина требует себе одинаковых прав и одинакового воспитания с мужчиной.
О политических и социальных переворотах, произведенных этими принципами равенства, и о тех гораздо более важных, какие им суждено еще породить, массы нисколько не заботятся, а политическая жизнь государственных людей слишком коротка для того, чтобы они об этом более беспокоились. Впрочем, верховный властелин современности -- общественное мнение, и было бы совершенно невозможно не следовать за ним.
Для оценки социальной важности какой-нибудь идеи нет более верного мерила, чем та власть, какой она пользуется над умами. Заключающаяся в ней доля истины или лжи может представлять интерес только с точки зрения философской. Когда истинная или ложная идея перешла у масс в чувство, то должны постепенно проявляться все вытекающие из нее последствия.
Итак, посредством просвещения и учреждений нужно приступить к осуществлению современной мечты о равенстве. С их помощью мы стараемся, исправляя несправедливые законы природы, отлить в одну форму мозги негров из Мартиники, Гваделупы и Сенегала, мозги арабов из Алжира и наконец мозги азиатов. Конечно, это -- совершенно неосуществимая химера, но разве не постоянная погоня за химерами составляла до сих пор главное занятие человечества? Современный человек не может уклониться от закона, которому подчинялись его предки.
Я в другом месте показал плачевные результаты, произведенные европейским воспитанием и учреждениями на низшие народы. Точно также я изложил результаты современного образования женщин и не намереваюсь здесь возвращаться к старому. Вопросы, которые нам предстоит изучить в настоящем труде, будут более общего характера. Оставляя в стороне подробности, или касаясь их лишь постольку, поскольку они окажутся необходимыми для доказательства изложенных принципов, я исследую образование и душевный строй исторических рас, т.е. искусственных рас, образованных в исторические времена случайностями завоеваний, иммиграций и политических изменений, и постараюсь доказать, что из этого душевного строя вытекает их история. Я установлю степень прочности и изменчивости характеров рас и попытаюсь также узнать, идут ли индивидуумы и народы к равенству или, напротив, стремятся как можно больше отличаться друг от друга. Доказав, что элементы, из которых образуется цивилизация (искусство, учреждения, верования), составляют непосредственные продукты расовой души, и поэтому не могут переходить от одного народа к другому, я определю те непреодолимые силы, от действия которых цивилизации начинают меркнуть и потом угасают. Вот вопросы, которые мне уже приходилось не раз обсуждать в моих трудах о цивилизациях Востока. На этот маленький том следует смотреть только как на краткий их синтез.
Наиболее яркое впечатление, вынесенное мною из продолжительных путешествий по различным странам, -- это то, что каждый народ обладает душевным строем столь же устойчивым, как и его анатомические особенности, и от него-то и происходят его чувства, его мысли, его учреждения, его верования и его искусства. Токвиль и другие знаменитые мыслители думали найти в учреждениях нардов причину их развития. Я же убежден в противном, и надеюсь доказать, беря примеры как раз из тех стран, которые изучал Токвиль, что учреждения имеют на развитие цивилизаций крайне слабое влияние. Они чаще всего являются следствиями, но очень редко бывают причинами.
Без сомнения, история народов определяется очень различными факторами. Она полна особенными событиями, случайностями, которые были, но могли и не быть. Однако рядом с этими случайностями, с этими побочными обстоятельствами существуют великие неизменные законы, управляющие общим ходом каждой цивилизации. Эти неизменные, самые общие и самые основные законы вытекают из душевного строя рас. Жизнь народа, его учреждения, его верования и искусства суть только видимые продукты его невидимой души. Для того, чтобы какой-нибудь народ преобразовал свои учреждения, свои верования и свое искусство, он должен сначала переделать свою душу; для того, чтобы он мог передать другому свою цивилизацию, нужно, чтобы он в состоянии был передать ему также свою душу. Без сомнения, не то нам говорит история; но мы легко докажем, что, записывая противоположные утверждения, она вводит себя в обман пустыми видимостями.
Мне пришлось однажды изложить пред большим конгрессом некоторые из развиваемых в настоящем труде идей. Собрание состояло из всякого рода выдающихся людей: из министров, губернаторов колоний, адмиралов, профессоров, ученых, принадлежавших к цвету различных наций. Я рассчитывал встретить в подобном собрании некоторое единомыслие относительно основных вопросов. Но его вовсе не было. Высказанные мнения оказались совершенно не зависящими от степени культурности тех, кто их высказывал. Передавали эти мнения главным образом то, что составляло наследственные чувства различных рас, к которым принадлежали члены названного конгресса. Никогда мне не было так ясно, что люди каждой расы обладают, несмотря на различие их социального положения, неразрушимым запасом идей, традиций, чувств, способов мышления, составляющих бессознательное наследство от их предков, против которого всякие аргументы совершенно бессильны.
В действительности мысль людей преобразуется не влиянием разума. Идеи начинают оказывать свое действие только тогда, когда они после очень медленной переработки преобразовались в чувства и проникли, следовательно, в темную область бессознательного, где вырабатываются наши мысли. Для внушения идей книги имеют не большую силу, чем слово. Точно также не с целью убеждать, но чаще всего с целью развлечься, тратят философы свое время на писание. Лишь только человек выходит из обычного круга идей среды, в которой ему приходится жить, он должен заранее отказаться от всякого влияния и довольствоваться узким кругом читателей, самостоятельно пришедших к идеям, аналогичным с теми, которые он защищает. Одни только убежденные апостолы обладают властью заставить себя слушать, плыть против течения, изменять идеал целого поколения, но это чаще всего благодаря узости их мысли и известной дозе фанатизма, в чем им нельзя завидовать. Впрочем, не писанием книг они доставляют торжество какому-нибудь верованию. Они долго спят в земле, прежде чем вздумается литераторам, занятым фабрикацией легенд о них, заставить их говорить.
Первый отдел. ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ СВОЙСТВА РАС
Глава первая. ДУША РАС
Как натуралисты классифицируют виды. -- Приложение к человеку их методов. -- Слабая сторона современных классификаций человеческих рас. -Основания психологической классификации. -- Средние типы рас. -- До какой степени позволяет их установить наблюдение. -- Психологические факторы, определяющие средний тип расы. -- Влияние предков и непосредственных родителей. -- Общее психологическое достояние, каким обладают все индивидуумы известной расы. -- Громадное влияние умерших поколений на современные. -- Математические основания этого влияния. -- Как коллективная душа распространяется от семьи на деревню, город, провинцию. -- Преимущества и опасности, вытекающие из образования города, как обособленного целого. -Обстоятельства, при которых образование коллективной души невозможно. -Пример Италии. -- Как естественные расы уступили место историческим расам.
Натуралисты основывают свою классификацию видов на присутствии известных анатомических особенностей, воспроизводимых наследственностью с правильностью и постоянством. Мы теперь знаем, что эти особенности изменяются наследственным накоплением незаметных изменений; но если рассматривать только краткий период исторических времен, то можно сказать, что виды неизменны.
В приложении к человеку методы классификации натуралистов дали возможность установить известное число совершенно отличных типов. Основываясь на чисто анатомических признаках, таких, как цвет кожи, форма и емкость черепа, стало возможным установить, что человеческий род состоит из многих совершенно отличных видов и вероятно очень различного происхождения. Для ученых, относящихся с благоговением к мифологическим традициям, эти виды суть не более, чем расы. Но, как основательно сказал кто-то, "если-бы негр и кавказец были улитками, то все зоологи единогласно утверждали бы, что они составляют различные виды, которые никогда не могли происходить от одной и той же пары, от которой они постепенно отдалялись".
Эти анатомические особенности, по крайней мере, те из них, которые имеют отношение к нашему анализу, допускают только общие, очень грубые, подразделения. Их различия появляются только у человеческих видов, совершенно отличных друг от друга, например, у белых, негров и желтых. Но народы, очень похожие по своему внешнему виду, могут сильно отличаться своими способами чувствовать и действовать, и, следовательно, своими цивилизациями, своими верованиями и своими искусствами. Возможно ли соединить в одну группу испанца, англичанина и араба? Не бросаются ли всем в глаза существующие между ними психические различия и не читаются ли они на каждой странице их истории?
За недостатком анатомических особенностей хотели опереться для классификации известных народов на различные элементы, такие, как языки, верования и политические учреждения; но подобные классификации не выдерживают серьезной критики. При случае мы покажем, что многие народы сумели ассимилироваться, преобразовав чужие языки, верования и учреждения настолько, чтобы они могли согласоваться с их душевным складом.
Основания для классификации, которых не могут дать анатомия, языки, среда, политические группировки, даются нам психологией. Последняя показывает, что позади учреждений, искусств, верований, политических переворотов каждого народа находятся известные моральные и интеллектуальные особенности, из которых вытекает его эволюция. Эти-то особенности в своей совокупности и образуют то, что можно назвать душой расы.
Каждая раса обладает столь же устойчивой психической организацией, как ее анатомическая организация. Что первая находится в зависимости от устройства мозга, в этом трудно сомневаться. Но так как наука еще недостаточно ушла вперед, чтобы показать нам детали его механизма, то мы не можем брать его за основание. Впрочем ближайшее знакомство с ним нисколько не может изменить описания психической организации, которая из него вытекает и которую открывает нам наблюдение.
Моральные и интеллектуальные особенности, совокупность которых выражает душу народа, представляют собой синтез всего его прошлого, наследство всех его предков и побудительные причины его поведения. У отдельных индивидуумов той же расы они кажутся столь же изменчивыми, как черты лица; но наблюдение показывает, что большинство индивидуумов этой расы всегда обладает известным количеством общих психологических особенностей, столь же прочных, как анатомические признаки, по которым классифицируются виды. Как и эти последние, психологические особенности воспроизводятся наследственностью с правильностью и постоянством.
Этот агрегат общих психологических особенностей составляет то, что обоснованно называют национальным характером. Их совокупность образует средний тип, дающий возможность определить народ. Тысяча французов, тысяча англичан, тысяча китайцев, взятых случайно, конечно, должны отличаться друг от друга; однако они обладают в силунаследственности их расы общими свойствами, на основании которых можно воссоздать идеальный тип француза, англичанина, китайца, аналогичный идеальному типу, какой представляет себе натуралист,когда он в общих чертах описывает собаку или лошадь. В приложении к различным разновидностям собаки или лошади подобное описание может заключать только признаки, общие всем, но ничуть не те, по которым можно различать их многочисленные породы.
Если только раса достаточно древняя и, следовательно, однородная, то средний ее тип достаточно ясно определился, чтобы быстро укрепиться в уме наблюдателя.
Когда мы посещаем чужой народ, то только поражающие нас особенности можно признать общими всем обитателям объезжаемой нами страны, потому что одни только они постоянно повторяются.
Индивидуальные отличия редко повторяются, а потому и ускользают от нас; и вскоре мы не только умеем различать с первого взгляда англичанина, итальянца, испанца, но начинаем замечать в них известные моральные и интеллектуальные особенности, которые составляют как раз те основные черты, о которых мы говорили выше. Англичанин, гасконец, нормандец, фламандец соответствуют в нашем уме вполне определенному типу, который мы можем легко описать. В приложении к отдельному индивидууму описание может быть очень недостаточным, а иногда неверным; но в приложении к большинству индивидуумов известной расы оно дает самое верное его изображение. Бессознательная мозговая работа, с помощью которой определяются физический и психических тип какого-нибудь народа, совершенно тождественна по существу с методом, который дает возможность натуралисту классифицировать виды.
Эта тождественность психической организации большинства индивидуумов известной расы имеет очень простые физиологические основания. Каждый индивидуум в действительности есть продукт не только его непосредственных родителей, но еще -- своей расы, т.е. всего ряда его предков. Ученый экономист Шейсон вычислил, что во Франции, если считать по три Поколения на столетие, каждый из нас имеет в своих жилах кровь по крайней мере 20 миллионов современников какого-либо тысячелетия... "Все жители одной и той же местности, одной и той же провинции по необходимости имеют общих предков, сделаны из одной глины, носят один отпечаток, и постоянно приводятся обратно к среднему типу той длинной и тяжелой цепью, которой они суть только последние звенья. Мы одновременно дети своих родителей и своей расы. Не только чувство, но еще физиология и наследственность делают для нас отечество второй матерью".
Если перевести на язык механики влияния, которым подвергается индивидуум и которые руководят его поведением, то можно сказать, что они бывают троякого рода. Первое и, вероятно, самое важное, -- влияние предков; второе -- влияние непосредственных родителей; третье, которое обыкновенно считают самым могущественным и которое, однако, есть самое слабое, -влияние среды. Эта последняя, если понимать под нею различные физические и нравственные влияния, которым подвергается человек в продолжение своей жизни и, конечно, в продолжение своего воспитания, производит только очень слабые изменения. Влияния среды начинают оказывать реальное действие только тогда, когда наследственность накапливала их в одном и том же направлении в течение очень долгого времени.
Что бы человек ни делал, он всегда и прежде всего -- представитель своей расы. Тот запас идей и чувств, который приносят с рождением на свет все индивидуумы одной и той же расы, образует душу расы. Невидимая в своей сущности, эта душа очень видима в своих проявлениях, так как в действительности она управляет всей эволюцией народа.
Можно сравнивать расу с соединением клеточек, образующим живое существо. Эти миллиарды клеточек имеют очень непродолжительное существование, между тем как продолжительность существования образованного их соединением существа относительно очень долгая; клеточки, следовательно, одновременно имеют жизнь личную и жизнь коллективную, жизнь существа, для которого они служат веществом. Точно так же каждый индивидуум какой-нибудь расы имеет очень короткую индивидуальную жизнь и очень долгую коллективную. Эта последняя есть жизнь расы, в которой он родился, продолжению которой он способствует и от которой он всегда зависит.
Раса поэтому должна быть рассматриваема как постоянное существо, не подчиненное действию времени.
Это постоянное существо состоит не только из живущих индивидуумов, образующих его в данный момент, но также из длинного ряда мертвых, которые были их предками. Чтобы понять истинное значение расы, следует продолжить ее одновременно в прошедшее и в будущее. Они управляют неизмеримой областью бессознательного, -- той невидимой областью, которая держит под своей властью все проявления ума и характера. Судьбой народа руководят в гораздо большей степени умершие поколения, чем живущие. Ими одними заложено основание расы. Столетие за столетием они творили идеи и чувства и, следовательно, все побудительные причины нашего поведения. Умершие поколения передают нам не только свою физическую организацию; они внушают нам также свои мысли. Покойники суть единственные неоспоримые господа живых. Мы несем тяжесть их ошибок, мы получаем награду за их добродетели.
Образование психического склада народа не требует, как создание животных видов, тех геологических периодов, громадная продолжительность которых не поддается нашим вычислениям. Оно, однако, требует довольно долгого времени. Чтобы создать в таком народе, как наш, и то еще в довольно слабой степени, ту общность чувств, которая образует его душу, нужно было более десяти веков.
Этот период, очень длинный для наших летописей, в действительности довольно короток. Если столь относительно ограниченный промежуток времени достаточен, чтобы закрепить известные особенности, то это обусловливается тем, что действующая в продолжение известного времени в одном направлении какая-нибудь причина быстро производит очень большие результаты. Математики нам доказали, что когда эта причина продолжает производить одно и то же следствие, то причины растут в арифметической прогрессии (1, 2, 3, 4, 5...), а следствия -- в геометрической прогрессии (2, 4, 8, 16, 32...).
Причины суть логарифмы следствий. В известной задаче об удвоении хлебных зерен на шахматной доске соответственный номер шахматной клетки есть логарифм числа хлебных зерен. Точно так же для капитала, отданного на сложные проценты, закон возрастания таков, что число лет есть логарифм возросшего капитала. Этими соображениями объясняется тот факт, что большинство социальных явлений может быть выражено быстро возрастающими геометрическими кривыми.
В другой работе мне пришлось доказать, что они могут выражаться аналитически уравнением параболы или гиперболы.
Может быть самое важное дело французской революции было то, что она ускорила это образование почти совершенным уничтожением мелких национальностей: пикардийцев, фламандцев, бургундцев, гасконцев, бретонцев, провансальцев и т.д., между которыми Франция была некогда раздроблена. Нужно, впрочем, чтобы объединение было полное, и именно потому, что французы состоят из слишком различных рас и имеют, следовательно, слишком различные идеи и чувства, они делаются жертвами раздоров, каких не знают более однородные народы, например, англичане. У этих последних англосакс, нормандец, древний бретонец, в конце концов слившись, образовали очень однородный тип, поэтому и образ действия их одинаков. Благодаря этому слиянию, они в конце концов прочно приобрели себе следующие три главных основы народной души: общие чувства, общие интересы, общие верования. Когда какая-нибудь нация достигла этого объединения, то устанавливается инстинктивное согласие всех ее членов по всем крупным вопросам и серьезные разногласия не могут возникать более в ее недрах. Эта общность чувств, идей, верований и интересов, созданная медленными наследственными накоплениями, придает психическому складу народа большое сходство и большую прочность, обеспечивая ему в то же время громадную силу. Она создала величие Рима в древности, превосходство англичан в наши дни, С того времени, как она исчезает, народы распадаются. Роль Рима кончилась, когда он перестал ею обладать.
Всегда в большей или меньшей степени существовало у всех народов и во все века это сплетение наследственных чувств, идей, традиций и верований, образующее душу какого-нибудь сообщества людей, но его прогрессивное расширение совершалось крайне медленно. Ограниченная в начале пределами семьи и постепенно распространявшаяся на деревню, город, провинцию, коллективная душа охватила собой всех жителей страны только в сравнительно недавнее время. Только тогда возникло понятие отечества в том смысле, как мы его ныне понимаем. Оно становится возможным только тогда, когда образовалась национальная душа.
Греки никогда не поднимались выше понятия города, и их города всегда воевали друг с другом, потому что они всегда были очень чужды друг другу.
Индия в продолжение 2000 лет не знала другой формы единения, кроме деревни, и вот почему она в течение двух тысячелетий жила всегда под властью чужеземных властителей, эфемерные монархии которых с такой же легкостью разрушались, как и возникали.
Очень слабое, с точки зрения военного могущества, понятие города как исключительного отечества, было, напротив, всегда очень сильно относительно развития цивилизации. Менее обширная, чем душа отечества, душа города бывала иногда более плодовита. Афины -- в древности, Флоренция и Венеция -- в средние века показывают нам, какой степени цивилизации могут достигнуть небольшие скопления людей.

Г. Лебон и Г. Тард - создатели классического варианта социально-психологического подхода к исследованию и объяснению «массы». Пожалуй, главной их заслугой является научное описание, характеристика явления «толпы» - своеобразной первичной, «элементарной» формы социальной массы, выявление «законов толпы» («духовного единства толпы») и механизмов политического лидерства. Г. Тард также был одним из тех, кто впервые обратил внимание на эволюционирование городской массы к новой, преимущественно «бесконтактной» форме ее интеграции - «публике», явлению, тесно связанному со становлением СМИ и растущей атомизацией городского сообщества. Г. Тард, а вслед за ним и Г. Лебон раньше других заговорили о том, что жизнь человека среди больших скоплений людей протекает по особым законам; о том, что нужно знать эти законы и обращаться с «наличной массой», толпой со знанием дела и подобающей осторожностью .

Сущность подхода Г. Тарда и Г. Лебона коротко можно интерпретировать так: в социальных общностях, связанных с «непосредственным» взаимодействием людей, поведение последних определяется не столько той или иной формой сознания, сколько эмоционально-психическими, бессознательными сопереживаниями, то есть общими для всех, однотипными психическими переживаниями. Г. Тард высказывает мысль о том, что в отличие от «публики», внутри которой доминирует духовная связь, «толпа», - прежде всего, «пучок заразительных влияний, оказываемых именно физическим соприкосновением» входящих в нее индивидов . Для него социальное взаимодействие индивидов представляет в общем низший тип организации, чем составляющие его элементы. В доказательство он приводит мнение Солона, говорившего об афинянах: «Каждый из них хитер как лисица, а если их соединить, получается нечто тупоумное».

Г. Лебон, разбирая детально «превращения» индивида в толпе, перечисляет его новые качества: исчезновение сознательной личности, преобладание личности бессознательной, одинаковое направление чувств и идей, определяемое внушением, стремление превратить в действия внушенные идеи . По его мнению, в толпе стираются индивидуальные достижения отдельных людей и исчезает их своеобразие. Рассовоебессознательное проступает на первый план, гетерогенное тонет в гомогенном. 3. Фрейд комментирует это таким образом: сносится, обессиливается психическая надстройка, столь различно развитая у отдельных людей, и обнажается, приводится в действие бессознательный фундамент, у всех одинаковый .

Лебон и Тард выделяют три главные причины («закона») формирования новых качеств индивида в толпе:

1. осознание численности, иллюзия всемогущества толпы и ее анонимность ведут и к исчезновению чувства ответственности у индивида в толпе;

2. «заражаемость» - в толпе заразительно каждое действие, каждое чувство, и притом в такой степени, что индивид легко жертвует своим личным интересом в пользу общего (Г. Тард говорит еще об «усилении» - «мнения, сближаясь и усиливаясь взаимно, превращаются в убеждения и веру, убеждения - в фанатизм») ;

3. восприимчивость индивида в толпе к внушению (3. Фрейд расценивает этот тезис как признание Лебоном гипнотического состояния индивида в массе) .

В итоге, по мнению Лебона, после известного состояния возбуждения, толпа способна превратиться в простой бессознательный автомат, повинующийся внушениям , в орудие лидера-демагога (вследствие инстинкта искать себе подобных, толпа идет за химерическими и поверхностными умами) . Дух толпы под действием известных явлений может охватывать и целые народы . Анализ содержания работ Г. Лебона приводит к выводу о чрезмерно расширительном использовании им термина «толпа», что оказывается чревато далеко идущими научно несостоятельными и политически консервативными, на грани реакционности, заключениями .

Терминологии Г. Тарда и Г. Лебона не вполне совпадают. Для первого термины «публика» и «толпа» фиксируют различные степени и формы взаимодействия людей: опосредованного, «неконтактного» («публика») и непосредственного, «физического» («толпа»). При этом «толпой» для него являются и случайное, гетерогенное, и неорганизованное социально-гомогенное образования. Эта «аморфная группа», по Тарду, предстает в четырех различных видах (состояниях): как толпа выжидающая, внимающая, манифестирующая или действующая.

У Г. Лебона толпа фигурирует не только в узком значении (уличная, анонимная толпа), но и в расширительном. Так, он называет различные совещательные собрания - парламентские, суды присяжных - «не анонимными, разнородными толпами»; к разновидностям «однородной толпы» относит секты, касты и классы .Если X. Ортега-и-Гасет разграничивает «массу» и классы (и лучшие представители трудящихся классов отнесены у него к элите), то для Г. Лебона практически синонимичны толпа - массы - «народные классы». Перенесение свойств «первичной» толпы на целые классы, организованные ассоциации оказывается, по нашему мнению, несостоятельным; революционные выступления могут включать в себя эпизоды «массовой истерии», но, вопреки мнению Лебона, к ним не сводятся. И Ортега-и-Гасет, и Лебон движимы тревогой за судьбы цивилизации, но первый выступает как антипримитивист и антиутилитарист, предчувствующий поступь «железной пяты» массовой культуры, второй же доходит порой до откровенного антидемократизма. В непроведении границ между толпой и классическими социальными группами упрекает Г. Лебона и его последователей и современный российский социолог Б.А. Грушин: «: крайне узкое по своему фактическому положению в жизни общества явление толпы стало трактоваться непозволительно широким образом, отождествляться с массой как таковой, с гигантскими секторами в структуре общества (трудящимися классами, нациями) и даже… обществом в целом» .

Итоговая оценка Г. Лебоном социальной и исторической роли масс весьма категорична: толпа может быть чем угодно, она служит «игралищем всех внешних возбуждений», «рабски покоряется импульсам, которые получает» , но реальная роль толпы («масс») в социальной жизни, особенно в политике, преимущественно деструктивна, она есть средство, орудие в руках безответственных политических краснобаев и шарлатанов. Его пугает перспектива превращения XX века в «эру толпы». Прогноз же Г. Тарда иной: он считает, что, благодаря развитию средств коммуникации, «публика» станет «социальной группой будущего» .

Понятие «публика» было введено в научный оборот именно Г. Тардом. «Публика» Тарда - не то же, что и аудитория, театральная публика. Это «чисто духовная коллективность», совокупность индивидуумов, разделенных между собой физически и соединенных лишь «умственно»; общее, связь между ними - единство убеждений, общность чувств. Как правило, такая «своего рода ассоциация» образуется первоначально между читателями одной и той же газеты .

По мнению Г. Тарда, публика умнее и просвещеннее толпы, действует гораздо плодотворнее, более терпима: «Толпа в гневе требует голов и голов. Деятельность публики, к счастью, менее первобытна и столь же легко обращается к идеалу реформ и утопий, как к идеям остракизма, преследования, . Тем не менее у нее много общего с толпой: разновидности ее нетерпимы и под видом общественного мнения требуют, чтобы все им уступало, «даже истина»; как и толпа, публика легче объединяется негативными эмоциями и идеями: открыть для нее новый крупный объект ненависти - одно из верных средств попасть в «короли журнализма» .

«Публика» Г. Тарда предстает, по нашему мнению, как своеобразный «двуликий» социальный субъект-объект: с одной стороны, как совокупность различающихся между собой солидарных группировок общественного мнения (субъект социальной активности), с другой же - как пространственно рассеянная аудитория средств массовой информации (объект идеологического воздействия). Речь у Тарда идет не о некой «едино-однородной» публике (как, например, у Сорокина) а, скорее всего, о «публиках», то есть различных группировках, секторах общественного мнения.

В западной социологии и социально-психологической науке, так же как и в политической практике, исследования Г. Тарда и Г. Лебона получили значительный отклик и развитие. В частности, они послужили импульсом или непосредственно легли в основание ряда научных работ 3. Фрейда . Однако современное видение данного подхода не сводится, разумеется, только к цитированию идей его «классиков». Большой вклад в дальнейшее развитие комплекса идей социально-психологического подхода внесли представители современной западной, а начиная с 60-х годов - и отечественной социально-философской и социально-психологической науки.