Игуменья Феофила (Лепешинская): Со страхом и трепетом. Игумения Феофила (Лепешинская): «Я вынесла сор из избы

Допущено к распространению Издательским советом Русской Православной Церкви

Номер ИС Р17-710-0383

* * *

Предисловие

Лет пятнадцать назад в церковной книжной лавке мне попалась небольшая книжка некой монахини N. «Дерзай, дщерь» – кратко говоря, о христианском понимании места, назначения и роли женщины в мире. Открыв ее наугад, я уже не могла оторваться, а прочитав целиком, испытала чувство радостного открытия. Такое бывает при встрече с живым, талантливым и осмысленным явлением. И – совершенно беспрецедентный для меня случай – купила сразу этих книг штук семь, а то и десять, чтобы дарить, и, вручая избранницам, неизменно чувствовала, что дарю что-то очень ценное, очень важное для этого человека, и предвкушала то духовное наслаждение, которое он испытает при чтении.

Потом меня пригласили выступить перед сёстрами Богородично-Рождественской девичьей пустыни в селе Барятино, недалеко от Калуги, и я вместе с мужем приехала туда. Нас встретили у ворот настоятельница и ее помощница, провели в трапезную, где уже сидели монахини и послушницы. Я читала им стихи и отвечала на вопросы. Кое-что в ходе этой беседы, а именно – некоторые важные пояснения и точные реплики, которые вставляла игуменья, – навело меня на смутную догадку, которая потом, когда мы были приглашены на трапезу и разговорились с игуменьей, переросла в уверенность, что передо мной – та самая таинственная монахиня N., автор столь поразившей меня книги. Я ее узнала по обороту речи, по интонации, по умному взгляду проницательных глаз… Так и оказалось. Это была игуменья Феофила.

Потом она написала новую книгу, именно эту – «Плач третьей птицы», которую и прислала нам с мужем по электронной почте еще до издания. Сгорая от нетерпения поскорее ее прочитать, мы вывели ее на бумаге и сели с ним рядком, передавая друг другу прочитанные страницы… Образцово выстроенная, написанная великолепным языком, насыщенная смыслами, как обретенными в Священном Писании, святоотеческой литературе и мировой культуре, так и подкрепленными личным духовным опытом, эта книга из тех, с которыми не хочется расставаться: с ней хочется жить, перечитывать, учиться по ней проникать в суть движений собственной души и осмыслять повороты внешних событий. Ибо она дает ключ к пониманию христианской жизни, протекающей здесь и сейчас, в условиях современной России, в определенный исторический момент, причем вписывает ее в контекст евангельской метаистории, задающей масштаб.

Удивителен объем эрудиции автора, который легко и свободно распоряжается ею, органично и компактно ставя ее на службу главной идее спасения человека. Тонкости христианской антропологии, православной догматики, аскетики, патристики, герменевтики, нравственного богословия, духовничества, церковной истории, Писания и Предания, – словом, церковность явлена в этой книге в экзистенциальном свете: высокие умозрения отражаются и преломляются в конкретных проявлениях человеческой жизни, свидетельствуя о своей насущности. Это – «хлеб наш насущный».

Кроме того, впущенные в пространство книги и соседствующие здесь житийные истории, принадлежащие разным векам, сюжеты из текущей современной церковной жизни, а также богословские умозрения, элементы православного вероучения, молитвенной практики, изречения церковных деятелей прошлого и высказывания проповедников нашего времени, поэтические строки литературной классики, взятые в качестве эпиграфов к каждой главе, и даже публицистические отступления, – все это, переплетаясь, создает картину единства христианского мира, вбирающего в себя время и пространство.

Речь здесь идет, прежде всего, о монашестве и монастырях как таковых и о монастырях, воссозданных после крушения оплота богоборчества и атеизма – советской империи, по преимуществу. Пребывание внутри этого процесса – возрождения монашеской жизни в России – дает игуменье Феофиле не только опыт очевидца, но и власть свидетельства о том, как это происходило: в книге множество конкретных случаев, ситуаций, примеров ошибок, искривлений и срывов новоначальных богомольцев и новопостриженных монахов. Это объясняется прежде всего – и во веки веков – человеческой природой, испорченной грехопадением, но и тем духовным и нравственным ущербом, который нанесло христианскому народу «вавилонское пленение» советской власти: утрата церковных традиций, угасание веры, искажение понятий о человеке, шаткость нравственных основ, туман заблуждений и суеверий, крайняя малочисленность подлинных наставников благочестия. Порой надо было начинать с выжженного поля человеческой души…

Однако, описывая конкретные прискорбные случаи злоупотреблений духовной властью в монастырях и на церковных приходах, религиозного самозванства, мистической самодеятельности, фарисейства, равно как и невежества тех, кто потянулся в монастыри и храмы, игуменья Феофила вовсе не ставит целью умалить религиозную жажду, открывшуюся в народе. Вовсе не пикантность отдельных эпизодов, порой граничащих с анекдотами, которыми она порой иллюстрирует свои рассуждения, является здесь целью: высота призвания, образец, Образ Божий – вот конечное устремление ее мысли. Недаром в книге не названы имена и фамилии тех, чьи сомнительные поступки и высказывания послужили игуменье Феофиле лишь инструментом для ее апофатического метода. Предметом обличения здесь оказывается не сам человек, а его фальшивые слова или дурные поступки. Как опытный реставратор, она словно снимает с первоосновы и поврежденные слои краски, и те, что грубо наляпали на него неряшливые и неумелые богомазы, дабы обнажить сокрытую ими сокровенную Красоту, сияющую в православии.

Хотя «Плач третьей птицы» – книга о монашестве, но по своему духовному кругозору она значительно объемнее, так же как и монашество, значение и влияние которого не ограничивается стенами монастыря или скита, а простирается на судьбы народов, достигая самых небес. Монашество – это удел стремящихся, как евангельский богатый юноша, к совершенству, к жизни, носящей на себе «отблеск будущего века». И в этом смысле – это самое сердце православия, «соль земли», молитвенный очаг, возле которого возгорается любовью Христовой охладевшее сердце христианина; источник живой воды, испив от которого, душа оживает и просветляется разум. Тем большее значение для России и для всего православия имеет то, что происходит с монастырями и в монастырях: духовное неблагополучие, оскудение веры и охлаждение любви, «соль, потерявшая вкус» – могут иметь самые дурные последствия для жизни не только всей страны, но и целого мира.

Знаю одну инокиню, которая, попросив у меня рукопись книги, вернула ее в полном молчании, а потом опубликовала в журнале гневную отповедь на нее, главный пафос которой сводился к тому, чтобы «не выносить сор из избы». Образ этот мне показался ложным и саморазоблачительным, ведь монастыри – это не личная изба, а обитель Святого Духа, «врата небесные», «скиния Бога с человеками», «освященный град», и нет более достойного радения здесь, чем радение о Славе Божьей, и более непримиримого сражения, чем битва с лукавым противником, пытающимся извратить и профанировать это избранное место.

Недаром вся русская культура вышла из монастырей и явилась той закваской, которая сформировала национальную ментальность, начисто изменить которую, при всем старании, не смогли ни большевики, ни постмодернисты. Огромное значение придает игуменья Феофила православному образованию: воссозданию человека «по образу Божьему». Христианин, говоря словами апостолов Петра и Павла, всегда должен быть готов дать вопрошающему ответ о своем уповании и сам дать за себя отчет Богу.

Автор книги противопоставляет христианскую просвещенность – невежеству и самочинию ума, всегда либо слепо и бездумно следующего за указкой поводыря и рискующего заблудиться, потеряв оного, либо норовящего уклониться в своевольные горделивые разыскания, чреватые раскольническим потенциалом или сектантским вывертом. Вера «угольщика и старой нянюшки» редко когда без ущерба проходит горнило испытаний.

Духовная просвещенность, питание от евангельских и святоотеческих источников, познания в области Предания и церковной истории, чтение хорошей литературы вслед за опытом церковной молитвы собирают воедино, центруют и формируют личность, спасая ее от расколотости сознания и внутреннего разброда, возвышают и помогают освободиться от власти темных природных инстинктов.

Недаром и в своем монастыре игуменья Феофила частью духовного руководства положила просвещение и образование вверенных ей насельниц: помимо участия в богослужениях и общемонастырских послушаниях – работы в золотошвейных и иконописных мастерских, трудов на поле, скотном дворе и на кухне, – матушка, приглашая монахинь и послушниц в богатую книгами монастырскую библиотеку, отводит часть времени на чтение лекций по самым разным дисциплинам, как церковным, так и гуманитарным.

Удивительно еще и такое свойство этой книги: в ней содержание не противоречит форме, смысл высказывания – его стилю. Прекрасное знание психологии человеческой души подтверждается еще и точностью выражения. Опрятности мысли соответствует словесная прозрачность. А эстетическая убедительность православия выражается в изяществе, даже художественности, слога, который тем не менее остается по-мужски (по-монашески) чётким и твёрдым. Так говорит и пишет лишь человек, который с полной ответственностью свидетельствует о том, что он испытал, прочувствовал, продумал и понял, с помощью Божьей, сам, на собственном опыте, «Богу содействующа…»: «Пролей кровь и получишь Дух».

Словом, у нас есть прекрасная писательница, игуменья, книги которой уже можно причислить к православной классике. Так же, как когда-то я с ощущением первооткрывателя дарила ее «Дерзай, дщерь», так и теперь испытываю радость, предвосхищая то наслаждение и ту духовную пользу, которую получит читатель от «Плача третьей птицы». Аминь.

Олеся Николаева

Сестрам, с любовью

Три монаха стояли на берегу моря. С другого берега раздался к ним голос: «Примите крылья и придите ко Мне». Вслед за голосом два монаха получили огненные крылья и быстро перелетели на другой берег. Третий остался на прежнем месте. Он начал плакать и вопиять. Наконец и ему даны были крылья, но не огненные, а какие-то безсильные, и он полетел через море с большим трудом и усилием. Часто ослабевал он и погружался в море; видя себя утопающим, начинал вопиять жалостно, приподымался из моря, снова летел тихо и низко, снова изнемогал, снова опускался в пучину, снова вопиял, снова приподымался и, истомленный, едва перелетел чрез море.

Первые два монаха служили изображением монашества первых времен, а третий – монашества времен последних, скудного по числу и по преуспеянию.

Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцов

Святые отцы Скита пророчествовали о последнем поколении, говоря: «Что сделали мы?» И, отвечая, один из них, великий по жизни, по имени Исхирион, сказал: «Мы сотворили заповеди Божии». Еще спросили: «Следующие за нами сделают ли что-нибудь?» Сказал же: «Они достигнут половины нашего дела». – «А после них что?» И сказал: «Не будут иметь дел совсем люди рода онаго, придет же на них искушение, и оказавшиеся достойными в оном искушении окажутся выше нас и отцев наших».

Древний патерик

…На птиц этих люди похожи, мой брат!
Мы так же стремимся к заветному Свету:
Как сильные птицы иные спешат,
За ними другие, хоть сил таких нету.
Лишь я погибаю, как третия птица;
Над тучами реять мне сил не дано…
Все чаще приходится в волны садиться…
Но, Боже, не дай опуститься на дно!
Архидиакон Роман (Тамберг). Притча

Черный монах за каменной стеной

Славой золотеет заревою
Монастырский крест издалека.
Не свернуть ли к вечному покою?
Да и что за жизнь без клобука!

Неужели китайцы?..

Эта мысль о будущем России, впервые высказанная, кажется, о. Андреем Кураевым, поначалу повергает в шок; однако, начав размышлять в заданном направлении, постепенно привыкаешь: лучше ли мы греков, от которых приняли священное наследство, и не жестоковыйнее ли евреев: те, оказавшись после 70-летнего плена в несчастной разоренной стране, пеклись не о качестве жизни, а о возвращении к единой вере и восстановлении Храма. Притом давно уже носится слух, что нашествие и последующее преобладание желтых людей определённо предсказано то ли Библией, то ли Нострадамусом; и почему не вероятно постепенное проникновение раскосых наших собратьев в Сибирь, а затем в Тулу и Рязань мелкими группами по сто тысяч человек с массовым обращением в православие? В конце концов, Господь любит и китайцев.

Православных в России по статистике чуть ли не 80 миллионов, но провинциальные священники утверждают, что церковь регулярно посещают от силы два процента населения. Тем не менее православие ужас как популярно, а особенно монашество, о чем свидетельствует широкое использование его образа в рекламе: питьевая вода «Святой источник», пельмени «Монастырские» (конечно, с мясом), а уж винно-водочные изделия! «Крестный ход», «Исповедь грешницы» (белое полусладкое и будто бы натуральное); «Черный монах», «Старый монах», «Шепот монаха», «Слеза монаха», «Исповедь монаха», «Душа монаха», чай «Китайский монах», с призывами на этикетках: прикоснись к тайне древних монастырей!..

Наверное, покупают хорошо, как и популярные книжки под завлекательными названиями: «Пелагия и белый бульдог», «Пелагия и черный монах», «Пелагия и красный петух», с круглой мордашкой в очках и апостольнике на обложке. Церковный журнал посвятил автору серьезную статью с тщательным разбором искажений христианских истин и монашеских правил; блаженны – или наивны – чистые сердцем! Модный литератор отнюдь не стремился к жизненной правде, он ставил совсем иные цели , вычислив с помощью телевизора и компьютера запросы широкой публики, измученной прогрессом: уютный издалека позапрошлый век, плюс детективный сюжет, плюс загадочные персонажи, неведомы зверушки, какие-то купцы, архиереи, схимники, монашки.

Дорогу, как водится, давно проложили на Западе, после ошеломительного успеха романа «Имя розы» завалив рынок аналогичными по теме, но несравнимо низкого качества бестселлерами, вплоть до бездарной и скучной пародии К. Бакли и Д. Тирни «Господь – мой брокер» (!) о преодолении финансового кризиса в американском монастыре, новинки, предлагаемой на книжном развале. Конечно, фантастический спрос на последние искушения, коды да Винчи и т. п. свидетельствует об устойчивом, неоскудевающем, несмотря на секуляризм якобы постхристианской эпохи, интересе – ко Христу.

Заголовки статей, посвященных монастырям, намекают на жуткие постыдные деяния, которые совершаются в мертвой тишине наглухо запертых келий.

И повседневная пресса не отказывает монашеству во внимании по той же причине, сформулированной Буратино: здесь какая-то тайна . Статьи бывают доброжелательные, с высокопарным описанием природы, распорядка дня, вкусного обеда и сердечной матушки, и, наоборот, разоблачительные, рисующие мрачный пейзаж, жестокую дисциплину, скудное меню, корыстное начальство и вопиющее нарушение прав человека. В одной столичной газете прямо писали, что игуменьи используют молодых послушниц в целях привлечения спонсоров, так сказать, в уплату за щедрые пожертвования… Жаль иногда, что Церковь предпочитает не судиться.

«За каменной стеной», «За монастырскими стенами», излюбленный «Обитель строгого режима» – заголовки намекают на жуткие постыдные деяния, которые совершаются в мертвой тишине наглухо запертых келий. Но вот, кажется, «Комсомольская правда» предприняла многообещающую разведывательную операцию, заслав лазутчицу в монастырь за Уралом . Девушка притворилась, что пробует силы на предмет монашества, была обласкана, ей открылись все двери… И что же? Да ничего сенсационного; передавала в газету репортажи почти восторженные… Кто знает, может, приедет когда-нибудь в монастырь не понарошку.

Но обычный способ корреспондентов, командированных на пару часов за экзотикой – фантазировать в меру собственной испорченности, сочиняя причудливые объяснения непостижимого явления, каким остается монашество для всех, чуждых и даже не совсем чуждых христианству. Что ж,

…мои дела
Немного пользы вам узнать.
А душу можно ль рассказать?
М. Ю. Лермонтов

Вообще-то уже во времена святителя Игнатия московские журналы называли монашество анахронизмом. К. Леонтьев цитировал полученное им письмо: «В наше время монахом может стать идиот или мошенник». В начале ХХ века считалось хорошим тоном высмеивать монахов как тупых невежд, никчемных для блага человечества, совершающих бессмысленное насилие над природой. В 1908 году в серии с красноречивым названием «Религия и церковь в свете научной мысли и свободной критики» вышла книжка протестантского богослова Адольфа Гарнака «Монашество. Его идеалы и его история». С раздражением, сглаженным иронией, автор разоблачает абсурдность поведения фанатиков-аскетов, истязающих себя с неведомо какой целью, разве ради музейного хранения давно устаревших обрядов.

Монашество и теперь в России, когда оно хилым цветочком пробивается сквозь асфальт , пытаясь родиться заново, критикуют со всех сторон. Настроенные широко и современно доказывают, как и столетие назад, что монастыри отжили свой век и куда полезнее служить ближнему через благотворительные и социальные учреждения; жалеют горемычных монахов, утративших право на простое человеческое счастье, потерянных для мира с его стремительным ритмом и красочным фейерверком больших и маленьких удовольствий; особенно трагична участь девочек, лишенных радостей любви и материнства; а если опять гонения – убьют ведь всех! И, наконец, всегда злободневный упрек: уходящие в монахи обрекают человечество на вымирание.

Писатели газет, иронизируя по поводу «уютных мифологем» о древних временах, когда люди были благочестивее, а пища вкуснее , на ходу создают мифологемы иные: среди иноков тогда, как и всегда, процветали ссоры, воровство, пренебрежение к больным и конфликты с властью, но зато царила демократия и все высшие церковные должности были выборными («НГ-религии»). Известный контингент, обозначаемый как «обновленчество», более чем дружественный по отношению к староверам, католикам, протестантам и иудаистам, категорически не приемлет монашество, правда, именно русское: Тэзе и прочие иноземные кущи приверженцы православия с человеческим лицом охотно посещают и воспевают.

Другие ищут и не находят высокой духовности: «Монашество потеряло обетование, в нем нет данных нам обещаний самой Пресвятой Троицей» . Звучит критика в адрес Синода, благословляющего открытие новых и новых обителей: зачем так много, если уже открытые так несовершенны; лучше меньше, да лучше, говаривал незабвенный вождь мирового пролетариата, а задолго до него – императрица Екатерина, которая из самых здравых соображений перетасовала излишек иночествующих и добилась почти полного истребления монастырей . По той же логике в интересах качества следует ограничить и заключение браков – слишком уж много неудачных.

Мир да не предписывает закон делу Божию, сказано святителем Филаретом Московским. Сейчас на территории России насчитывается более четырехсот монастырей – но ни один, за исключением Троице-Сергиевой лавры, не достиг двадцатилетнего возраста; некорректно ожидать от них триумфальных достижений, тем более выносить приговоры: монашество приходит в упадок… монашеский дух катастрофически падает . Падение предполагает утраченную высоту; неясно, от какой планки отсчитывать, какое монашество ценить за критерий – египетское? палестинское? византийское? афонское? древнерусское? наше дореволюционное? В истории случались разные ситуации; возьмем феномен тавениссийских обителей: они процветали – количественно и качественно – при жизни основателя, великого Пахомия, а затем пришли в оскудение, которое означало конкретно упадок тавениссийских обителей; монашество продолжало сиять и благоухать, но в иных местах.

Громче всех, как всегда, критикуют монастыри сами монахи, особенно пребывающие вне обителей. Если активно строятся здания и храмы, брюзжат, что созидать следует души, а не камни – будто, если стройки прекратить, души станут расти быстрее. Пускают паломников и туристов – проходной двор, а коли запрут ворота – эгоисты, живут только для себя. Заводят обширные поля или прибыльное производство – обзывают колхозами; если полей и производств нету – лентяи, не желающие трудиться.

Сейчас на территории России насчитывается более четырехсот монастырей – но ни один, за исключением Троице-Сергиевой лавры, не достиг двадцатилетнего возраста. Некорректно ожидать от них триумфальных достижений, тем более выносить приговоры.

Чистота и порядок – декорации; социальное служение – приюты, богадельни – суета и показуха; мало насельников – никто не идет, много – случайные люди; принимают пожилых – зачем, уже ничего не поймут, молодых – кто и чему будет их учить; монашеское жительство, говорят, сегодня одна видимость, без смысла и содержания, поскольку не имеется руководителей, старцев; ссылаются на суждения святителя Серафима Звездинского и преподобного Лаврентия Черниговского, относящиеся к эпохе тотального крушения, когда вообразить возрождение Церкви было так же немыслимо, как и внезапную отмену советской власти; упразднение монастырей виделось окончательным и знаменовало истребление христианства, предваряющее незамедлительный конец света.

Апокалиптический мотив, усилившийся со свистопляской вокруг ИНН, и теперь питает энтузиазм сверхправославных ревнителей: они покидают епархии, если архиерей не угодного им духа; они рассылают по монастырям подметные письма против Синода и в издаваемых листовках призывают шить рюкзаки, приобретать палатки, спальные мешки, примусы, готовиться уходить в леса ; такая агитация легко ложится на советскую закваску, привычку всегда ожидать чего-то ужасного; многие так и живут с безотрадной верой не в Христа, а в антихриста, намереваясь, однако, как-то от него скрыться и переждать конец света; брошюрки и статьи полны причитаниями: в наше бедственное время… Так и хочется возразить, как когда-то Леонтьев: его время, быть может, вовсе не моё время.

Причина неприязненного отношения к монашеству кроется, очевидно, всё-таки в том, что монахи живут по законам иного мира. Известно, какое настороженное, враждебное отношение встречают инакомыслящие; тем паче инакоживущие смутно представляются опасными и вызывают тревогу, не объяснимую логикой. Одно дело жалеть пасынков фортуны, замухрышек, не нашедших более веселого и комфортного места под солнцем, чем монастырь, но какое раздражение, даже ярость вызывает противоположная концепция: «Все бездарно в сравнении с монашеством, и всякий подвиг в сравнении с ним есть мещанство» .

Стоит заикнуться о монашестве – и родственники, друзья, знакомые, никогда и близко ни к какому монастырю не подходившие, найдут множество противных доводов, станут отговаривать, пугать и ужасаться… Может быть, пребывающих в миру посещает иногда безумная мысль: а вдруг правы черноризцы и действительно нельзя, говоря словами Алеши Карамазова, отдать вместо всего два рубля, а вместо иди за Мной ходить лишь к обедне? Но если так… они внидут первыми?.. А мы?.. А я?..

Так возникают подозрения, от которых избавляются, вычитывая из книг или высматривая в паломнических поездках по монастырям всё дурное. Это нетрудно: строгие, неразговорчивые монахи – значит, не имеют любви; прячут глаза – лицемеры, смотрят прямо – дерзкие; веселые – экие легкомысленные; грустные – ага, плохо им; скудная трапеза – морят голодом, обильная – ничего себе постники! бедная, с бору по сосенке обстановка – казарма, а приличная мебель, картины и ковры – новые русские!

Остается только сделать вывод: какие щас монастыри! едят да спят… и ничем они нас не лучше! – а потом вздохнуть с облегчением. Всё зависит от точки зрения: в былые времена, скажем, Гоголь, побывав в Оптиной, получил духовный заряд на годы и был благодарен, а Толстой ничего не получил и обвинял за то и монастыри, и всю Церковь Русскую…

Рейтинг ПРОДАЖ – вот что сегодня определяет качество литературы и профессионализм писателя; а побеждает повсюду легкий жанр, т. к. поддерживается раскруткой, на которую приверженцы массовых вкусов большие мастера.

То ли еще будет! На телевидении, сообщают, готовится реалити-шоу с исследованием монастыря в ряду таких замкнутых структур, как тюрьма, иностранный легион, израильская армия: сажаем туда нашего человека и показываем систему изнутри, – обещал в печати один из авторов проекта. Идея давно осуществлена в США.

Хотелось бы сравнить нынешнюю ситуацию с эпохой Миланского эдикта, когда народ узрел президента, то бишь императора, осеняющего себя крестным знамением, и хлынул в храмы, но совесть предостерегает от чрезмерного оптимизма.

Какие мифологемы! Положа руку на сердце, любой согласится, что люди были действительно благочестивее и пища действительно вкуснее – даже и в не такие уж древние времена.

Там, рассказывают, многочисленных паломников принимают с любовью, т. е. с учтивой улыбкой. «А я, – поделилась одна игумения, – как увижу эту толпу на праздник, в ужас прихожу: хватит ли еды, куда селить, а постельного белья точно на всех не наберем, а вода! а канализационная яма точно переполнится, а откачку не дозовешься!..»

Л. Д. Битехтина. Восток – Запад, опыт старчества. Умозрение души. М.: Пересвет, 2002. Приведенная неудобовразумительная фраза отражает стиль этой толстенной, более чем странной книги, открывающейся восхвалением «божественных интуиций» Терезы Авильской.

Вопреки веку просвещения. Жизнеописание и творения высокопреосвященного Гавриила (Петрова). Предисловие. М.: Паломник, 2001.

Уже в начале XIX века подвижники покидали Рославльские (Брянские, Жиздринские) леса – по разным причинам, в том числе из-за истребления лесов – и устраивались по монастырям. Были и гонения на вольных монахов, с принудительным выселением. Но даже в самый расцвет пустынножительства (вынужденного, по причине закрытия монастырей), в XVIII веке, идиллии не наблюдалось: монахов преследовали земле- и лесовладельцы, грабили и избивали, иногда до смерти, разбойники; какой-нибудь проходимец мог, озоруя, поджечь домик отшельника, пока тот ходил в церковь. Чего же можно ожидать в нынешних лесах!

Настоятельница Богородице-Рождественской пустыни калужского села Барятино написала книгу «Плач третьей птицы» о проблемах современных монастырей

Игумения Феофила (Лепешинская)

Матушка Феофила — энциклопедически образованный человек. В монастыре, которым она руководит, помимо обширного хозяйства и шести десятков кошек, есть роскошная библиотека, состоящая из 7000 томов . Каждую книгу игумения отбирала собственноручно. Диапазон изданий поражает: нижний ярус книгохранилища целиком отведен под православную литературу, а на втором — сугубо светские произведения. Наряду со святоотеческими творениями здесь можно запросто встретить труды таких далеких от Церкви авторов, как Петр Чаадаев и Ролан Барт.

Интерьер монастырской библиотеки

Сама себя игумения Феофила писательницей не считает. Имея за плечами журналистское образование, она привыкла высказываться только на те темы, в основу которых априори заложен конфликт. Первая книга матушки «Дерзай, дщерь! Размышления о женском призвании» написана как отклик на факты об уничижительном отношении некоторых церковных деятелей к воцерковленным женщинам . Когда настоятельница размышляет на какую-то волнующую ее тему, она всегда перечитывает Евангелие, обращая внимание на отношение Христа к этой проблеме. Так было и при работе над книгой «Дерзай, дщерь!», причем ни одного случая пренебрежения Иисуса к своим собеседницам ей обнаружить не удалось. Мало того, тайну своего Призвания Господь впервые открыл именно самарянке — представительнице презренного для правоверных иудеев народа!

Здание монстырской библиотеки и домового храма преподобного Сергия Радонежского

Книга «Плач третьей птицы» основывается на горьком опыте игумении Феофилы. В свое время ее изгнали из одного из монастырей — вместе с несколькими другими послушницами. Трудно поверить, но впоследствии каждая из них стала настоятельницей какой-либо обители. Тема излишне суровых порядков в наших обителях, увы, не нова. Истоки этой проблемы матушка видит в отсутствии преемственности церковной традиции, которая прерывалась на 70 лет всеобщего безбожия . В этот период на территории России не было ни одного женского монастыря. Поэтому не стоит удивляться, что когда они стали возобновляться в конце 80-х — начале 90-х годов прошлого века, нередко в их главе поставлялись случайные люди.

Монастырский котик

Книгу «Плач третьей птицы» критики нередко ставят в один ряд с сочинением «Исповедь одной послушницы» Марии Кикоть. Разница лишь в том, что последняя, в отличие от матушки, покинув стены ненавистного монастыря, полностью разочаровалась и в религии. Матушка Феофила тонко подмечает, что раз такое с Марией случилось, значит к вере по-настоящему она никогда и не приходила . Да зачем надо было мучить себя целых семь лет в монастыре, тогда как все плюсы и минусы любого коллектива человеку становятся очевидными в течение года.

Монастырский котик

«Я вынесла сор из избы», - говорит Игумения Феофила о замысле книги «Плач третьей птицы». При этом она признается, что ни за что бы не ушла из монастыря по собственной воле, предпочитая терпеть и смиряться ради спасения души. Да и гонения на Церковь, по мнению матушки, полезны, потому что только в их горниле выковывается подлинное богословие . Размышляя о состоянии современного Православия, она заметила, что «практикующих верующих» в России всего 2% (именно столько посещают храмы на Пасху). Да и то многие из них имеют настолько дремучие представления, что матушка поостереглась бы называть их христианами. К тому же не надо забывать, что до смертного часа о вере любого человека вообще невозможно судить компетентно.

Храм Рождества Богородицы

Постоянные медийные атаки на Патриарха Кирилла игумения Феофила объясняет тотальным человеческим невежеством. Вопиющая людская необразованность формирует и неправильные представления о монашестве. Главным заблуждением в этой сфере матушка считает убеждение, что в инокини девушки подаются от несчастной любви . За опровержениями далеко ходить не надо. Экскурсию для журналистов, приехавших в Барятино на презентацию книги «Плач третьей птицы», провела молодая монахиня с ясным взором и отменным чувством юмора. На вопрос, был ли у нее к моменту ухода от мира молодой человек, она ответила, что слишком была увлечена для этого учебой на художника по керамике. Поехав студенткой на три месяца в Оптину пустынь, она приняла в итоге решение о постриге. В Богородице-Рождественской обители сестра уже 11 лет. Помимо проведения экскурсий, пишет иконы, заведует монастырской котельной.

Иконы кисти нашего гида в домовом храме преподобного Сергия

Круг обязанностей нашего гида опровергает еще одно обывательское заблуждение о том, что в монастырях жить очень легко. Каждая насельница Богородице-Роджественской пустыни имеет по 3-4 послушания, среди которых - приготовление пищи, уборка территории, уход за огородом, коровами и козами. Особая статья - многочисленные кошки, буквально наводнившие монастырь. Оказавшись в Барятино, матушка Феофила столкнулась с жестокой местной традицией закапывать в землю «ненужных» котят живьем. Монахини принялись спасать несчастных зверей, но тут появилась другая проблема: кошек начали подбрасывать в монастырь в огромных количествах - несмотря на грозные объявления о том, что это грех . Сейчас в пустыни порядка шестидесяти «мурлык», многие из которых ждут-не дождутся своих новых потеницальных хозяев.

Храм Рождества Богородицы

Хлопот у монахинь хватает, так что игумения Феофила не желает делать пустынь проходным двором. Конечно, если паломники нагрянут сюда без предупреждения, их никто не выгонит, но приезд сюда организованных групп богомольцев на автобусах на поток не поставлен. Как и многие обители такого рода, монастырь остро нуждается в материальной помощи (одно содержание такой кошачьей оравы чего стоит!). Так что сестры будут рады любой посильной помощи.

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Игумения Феофила (Лепешинская)
Плач третьей птицы: земное и небесное в современных монастырях

Допущено к распространению Издательским советом Русской Православной Церкви

Номер ИС Р17-710-0383

* * *

Предисловие

Олеся Николаева

Сестрам, с любовью

Три монаха стояли на берегу моря. С другого берега раздался к ним голос: «Примите крылья и придите ко Мне». Вслед за голосом два монаха получили огненные крылья и быстро перелетели на другой берег. Третий остался на прежнем месте. Он начал плакать и вопиять. Наконец и ему даны были крылья, но не огненные, а какие-то безсильные, и он полетел через море с большим трудом и усилием. Часто ослабевал он и погружался в море; видя себя утопающим, начинал вопиять жалостно, приподымался из моря, снова летел тихо и низко, снова изнемогал, снова опускался в пучину, снова вопиял, снова приподымался и, истомленный, едва перелетел чрез море.

Первые два монаха служили изображением монашества первых времен, а третий – монашества времен последних, скудного по числу и по преуспеянию.

Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцов

Святые отцы Скита пророчествовали о последнем поколении, говоря: «Что сделали мы?» И, отвечая, один из них, великий по жизни, по имени Исхирион, сказал: «Мы сотворили заповеди Божии». Еще спросили: «Следующие за нами сделают ли что-нибудь?» Сказал же: «Они достигнут половины нашего дела». – «А после них что?» И сказал: «Не будут иметь дел совсем люди рода онаго, придет же на них искушение, и оказавшиеся достойными в оном искушении окажутся выше нас и отцев наших».

Древний патерик

…На птиц этих люди похожи, мой брат!
Мы так же стремимся к заветному Свету:
Как сильные птицы иные спешат,
За ними другие, хоть сил таких нету.
Лишь я погибаю, как третия птица;
Над тучами реять мне сил не дано…
Все чаще приходится в волны садиться…
Но, Боже, не дай опуститься на дно!
Архидиакон Роман (Тамберг). Притча

Черный монах за каменной стеной

Славой золотеет заревою
Монастырский крест издалека.
Не свернуть ли к вечному покою?
Да и что за жизнь без клобука!

А. Блок

Неужели китайцы?..

Наверное, покупают хорошо, как и популярные книжки под завлекательными названиями: «Пелагия и белый бульдог», «Пелагия и черный монах», «Пелагия и красный петух», с круглой мордашкой в очках и апостольнике на обложке. Церковный журнал посвятил автору серьезную статью с тщательным разбором искажений христианских истин и монашеских правил; блаженны – или наивны – чистые сердцем! Модный литератор отнюдь не стремился к жизненной правде, он ставил совсем иные цели1
Рейтинг ПРОДАЖ – вот что сегодня определяет качество литературы и профессионализм писателя; а побеждает повсюду легкий жанр, т. к. поддерживается раскруткой, на которую приверженцы массовых вкусов большие мастера.

Вычислив с помощью телевизора и компьютера запросы широкой публики, измученной прогрессом: уютный издалека позапрошлый век, плюс детективный сюжет, плюс загадочные персонажи, неведомы зверушки, какие-то купцы, архиереи, схимники, монашки.

Заголовки статей, посвященных монастырям, намекают на жуткие постыдные деяния, которые совершаются в мертвой тишине наглухо запертых келий.

«За каменной стеной», «За монастырскими стенами», излюбленный «Обитель строгого режима» – заголовки намекают на жуткие постыдные деяния, которые совершаются в мертвой тишине наглухо запертых келий. Но вот, кажется, «Комсомольская правда» предприняла многообещающую разведывательную операцию, заслав лазутчицу в монастырь за Уралом2
То ли еще будет! На телевидении, сообщают, готовится реалити-шоу с исследованием монастыря в ряду таких замкнутых структур, как тюрьма, иностранный легион, израильская армия: сажаем туда нашего человека и показываем систему изнутри, – обещал в печати один из авторов проекта. Идея давно осуществлена в США.

Девушка притворилась, что пробует силы на предмет монашества, была обласкана, ей открылись все двери… И что же? Да ничего сенсационного; передавала в газету репортажи почти восторженные… Кто знает, может, приедет когда-нибудь в монастырь не понарошку.

…мои дела
Немного пользы вам узнать.
А душу можно ль рассказать?
М. Ю. Лермонтов

Монашество и теперь в России, когда оно хилым цветочком пробивается сквозь асфальт3
Хотелось бы сравнить нынешнюю ситуацию с эпохой Миланского эдикта, когда народ узрел президента, то бишь императора, осеняющего себя крестным знамением, и хлынул в храмы, но совесть предостерегает от чрезмерного оптимизма.

Пытаясь родиться заново, критикуют со всех сторон. Настроенные широко и современно доказывают, как и столетие назад, что монастыри отжили свой век и куда полезнее служить ближнему через благотворительные и социальные учреждения; жалеют горемычных монахов, утративших право на простое человеческое счастье, потерянных для мира с его стремительным ритмом и красочным фейерверком больших и маленьких удовольствий; особенно трагична участь девочек, лишенных радостей любви и материнства; а если опять гонения – убьют ведь всех! И, наконец, всегда злободневный упрек: уходящие в монахи обрекают человечество на вымирание.

Писатели газет, иронизируя по поводу «уютных мифологем» о древних временах, когда люди были благочестивее, а пища вкуснее4
Какие мифологемы! Положа руку на сердце, любой согласится, что люди были действительно благочестивее и пища действительно вкуснее – даже и в не такие уж древние времена.

На ходу создают мифологемы иные: среди иноков тогда, как и всегда, процветали ссоры, воровство, пренебрежение к больным и конфликты с властью, но зато царила демократия и все высшие церковные должности были выборными («НГ-религии»). Известный контингент, обозначаемый как «обновленчество», более чем дружественный по отношению к староверам, католикам, протестантам и иудаистам, категорически не приемлет монашество, правда, именно русское: Тэзе5
Там, рассказывают, многочисленных паломников принимают с любовью, т. е. с учтивой улыбкой. «А я, – поделилась одна игумения, – как увижу эту толпу на праздник, в ужас прихожу: хватит ли еды, куда селить, а постельного белья точно на всех не наберем, а вода! а канализационная яма точно переполнится, а откачку не дозовешься!..»

И прочие иноземные кущи приверженцы православия с человеческим лицом охотно посещают и воспевают.

Другие ищут и не находят высокой духовности: «Монашество потеряло обетование, в нем нет данных нам обещаний самой Пресвятой Троицей»6
Л. Д. Битехтина. Восток – Запад, опыт старчества. Умозрение души. М.: Пересвет, 2002. Приведенная неудобовразумительная фраза отражает стиль этой толстенной, более чем странной книги, открывающейся восхвалением «божественных интуиций» Терезы Авильской.

Звучит критика в адрес Синода, благословляющего открытие новых и новых обителей: зачем так много, если уже открытые так несовершенны; лучше меньше, да лучше, говаривал незабвенный вождь мирового пролетариата, а задолго до него – императрица Екатерина, которая из самых здравых соображений перетасовала излишек иночествующих и добилась почти полного истребления монастырей7
Вопреки веку просвещения. Жизнеописание и творения высокопреосвященного Гавриила (Петрова). Предисловие. М.: Паломник, 2001.

По той же логике в интересах качества следует ограничить и заключение браков – слишком уж много неудачных.

Падение предполагает утраченную высоту; неясно, от какой планки отсчитывать, какое монашество ценить за критерий – египетское? палестинское? византийское? афонское? древнерусское? наше дореволюционное? В истории случались разные ситуации; возьмем феномен тавениссийских обителей: они процветали – количественно и качественно – при жизни основателя, великого Пахомия, а затем пришли в оскудение, которое означало конкретно упадок тавениссийских обителей; монашество продолжало сиять и благоухать, но в иных местах.

Сейчас на территории России насчитывается более четырехсот монастырей – но ни один, за исключением Троице-Сергиевой лавры, не достиг двадцатилетнего возраста. Некорректно ожидать от них триумфальных достижений, тем более выносить приговоры.

Апокалиптический мотив, усилившийся со свистопляской вокруг ИНН, и теперь питает энтузиазм сверхправославных ревнителей: они покидают епархии, если архиерей не угодного им духа; они рассылают по монастырям подметные письма против Синода и в издаваемых листовках призывают шить рюкзаки, приобретать палатки, спальные мешки, примусы, готовиться уходить в леса9
Уже в начале XIX века подвижники покидали Рославльские (Брянские, Жиздринские) леса – по разным причинам, в том числе из-за истребления лесов – и устраивались по монастырям. Были и гонения на вольных монахов, с принудительным выселением. Но даже в самый расцвет пустынножительства (вынужденного, по причине закрытия монастырей), в XVIII веке, идиллии не наблюдалось: монахов преследовали земле– и лесовладельцы, грабили и избивали, иногда до смерти, разбойники; какой-нибудь проходимец мог, озоруя, поджечь домик отшельника, пока тот ходил в церковь. Чего же можно ожидать в нынешних лесах!

; такая агитация легко ложится на советскую закваску, привычку всегда ожидать чего-то ужасного; многие так и живут с безотрадной верой не в Христа, а в антихриста, намереваясь, однако, как-то от него скрыться и переждать конец света; брошюрки и статьи полны причитаниями: в наше бедственное время… Так и хочется возразить, как когда-то Леонтьев: его время, быть может, вовсе не моё время.

Игумения Феофила (Лепешинская)

Плач третьей птицы: земное и небесное в современных монастырях

Религия. Война за Бога
Первое издание этой книги о современном монашестве в России было анонимным. Даже тогда, когда все узнали, увидев обложку второго издания, кто автор «Плача третьей птицы», страсти не утихли. Книгу написала игумения действующего монастыря Русской Православной Церкви Московского Патриархата, знающая о монашестве столько, что у нее всегда есть о чем сказать с иронией или болью, а о чем – промолчать. Это честная, содержательная, пронзительная и откровенная книга о монахах и монастырях, написанная изнутри человеком, пережившим возрождение монашества в России. Сила свидетельства игумении Феофилы – в постоянном обращении к молитвенному очагу, к духовной высоте и сокровенной красоте подлинного монашества. Третье издание дополнено предисловием Олеси Николаевой и разделом с практическими рекомендациями для собравшихся посетить монастырь с теми или иными целями.

Игумения Феофила (Лепешинская)

Плач третьей птицы: земное и небесное в современных монастырях

Допущено к распространению Издательским советом Русской Православной Церкви

Номер ИС Р17-710-0383

Предисловие

Олеся Николаева

Сестрам, с любовью

Три монаха стояли на берегу моря. С другого берега раздался к ним голос: «Примите крылья и придите ко Мне». Вслед за голосом два монаха получили огненные крылья и быстро перелетели на другой берег. Третий остался на прежнем месте. Он начал плакать и вопиять. Наконец и ему даны были крылья, но не огненные, а какие-то безсильные, и он полетел через море с большим трудом и усилием. Часто ослабевал он и погружался в море; видя себя утопающим, начинал вопиять жалостно, приподымался из моря, снова летел тихо и низко, снова изнемогал, снова опускался в пучину, снова вопиял, снова приподымался и, истомленный, едва перелетел чрез море.

Первые два монаха служили изображением монашества первых времен, а третий – монашества времен последних, скудного по числу и по преуспеянию.

Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцов

Святые отцы Скита пророчествовали о последнем поколении, говоря: «Что сделали мы?» И, отвечая, один из них, великий по жизни, по имени Исхирион, сказал: «Мы сотворили заповеди Божии». Еще спросили: «Следующие за нами сделают ли что-нибудь?» Сказал же: «Они достигнут половины нашего дела». – «А после них что?» И сказал: «Не будут иметь дел совсем люди рода онаго, придет же на них искушение, и оказавшиеся достойными в оном искушении окажутся выше нас и отцев наших».

Древний патерик

…На птиц этих люди похожи, мой брат!
Мы так же стремимся к заветному Свету:
Как сильные птицы иные спешат,
За ними другие, хоть сил таких нету.
Лишь я погибаю, как третия птица;
Над тучами реять мне сил не дано…
Все чаще приходится в волны садиться…
Но, Боже, не дай опуститься на дно!

Архидиакон Роман (Тамберг). Притча

Черный монах за каменной стеной

Славой золотеет заревою
Монастырский крест издалека.
Не свернуть ли к вечному покою?
Да и что за жизнь без клобука!

Неужели китайцы?..

Эта мысль о будущем России, впервые высказанная, кажется, о. Андреем Кураевым, поначалу повергает в шок; однако, начав размышлять в заданном направлении, постепенно привыкаешь: лучше ли мы греков, от которых приняли священное наследство, и не жестоковыйнее ли евреев: те, оказавшись после 70-летнего плена в несчастной разоренной стране, пеклись не о качестве жизни, а о возвращении к единой вере и восстановлении Храма. Притом давно уже носится слух, что нашествие и последующее преобладание желтых людей определённо предсказано то ли Библией, то ли Нострадамусом; и почему не вероятно постепенное проникновение раскосых наших собратьев в Сибирь, а затем в Тулу и Рязань мелкими группами по сто тысяч человек с массовым обращением в православие? В конце концов, Господь любит и китайцев.

Наверное, покупают хорошо, как и популярные книжки под завлекательными названиями: «Пелагия и белый бульдог», «Пелагия и черный монах», «Пелагия и красный петух», с круглой мордашкой в очках и апостольнике на обложке. Церковный журнал посвятил автору серьезную статью с тщательным разбором искажений христианских истин и монашеских правил; блаженны – или наивны – чистые сердцем! Модный литератор отнюдь не стремился к жизненной правде, он ставил совсем иные цели, вычислив с помощью телевизора и компьютера запросы широкой публики, измученной прогрессом: уютный издалека позапрошлый век, плюс детективный сюжет, плюс загадочные персонажи, неведомы зверушки, какие-то купцы, архиереи, схимники, монашки.

Дорогу, как водится, давно проложили на Западе, после ошеломительного успеха романа «Имя розы» завалив рынок аналогичными по теме, но несравнимо низкого качества бестселлерами, вплоть до бездарной и скучной пародии К. Бакли и Д. Тирни «Господь – мой брокер» (!) о преодолении финансового кризиса в американском монастыре, новинки, предлагаемой на книжном развале. Конечно, фантастический спрос на последние искушения, коды да Винчи и т. п. свидетельствует об устойчивом, неоскудевающем, несмотря на секуляризм якобы постхристианской эпохи, интересе – ко Христу.

Заголовки статей, посвященных монастырям, намекают на жуткие постыдные деяния, которые совершаются в мертвой тишине наглухо запертых келий.

Женское счастье - был бы милый рядом. В поп-припеве - вековые чаяния, которыми жила русская женщина: cемья, детки, домашний уют. Но в истории России есть те, кто пошли иным путем и выбрали служение иное.

Это - принявшие ангельский чин, русские монахини и их кормчие - игуменьи женских обителей. 7 выдающихся настоятельниц русских монастырей и их духовные подвиги, возвеличивающие русских женщин.

Настоятельница Марфо-Мариинской обители Елизавета Федоровна Романова

Великая княгиня Елизавета - родная сестра Российской Императрицы Александры Федоровны, внучка королевы Виктории. Она рано повзрослела, потеряв в детском возрасте мать, брата и сестру.С малых лет поняла она, что жизнь на земле - это крестный путь. Став женой Великого князя Сергея Александровича, она осознанно приняла православие, вопреки воле своего отца.

В России Елизавета Федоровна занималась благотворительностью, раздавала еду, одежду, деньги, пеклась о жизни несчастных. Во время Русско-японской войны, она организовала во всех залах Кремлевского дворца мастерские для помощи фронту. Отсюда шли на фронт тюки с продовольствием, обмундированием, медикаментами и подарками для солдат. Великая Княгиня отправляла на фронт и походные церкви с иконами, лично от себя посылала Евангелия и молитвенники.

На третий день после смерти мужа Елизавета Федоровна пришла в тюрьму к убийце и просила убийцу покаяться. Он этого не сделал. И все равно, Великая Княгиня ходатайствовала Императору Николаю II о помиловании Каляева, но это прошение было отклонено.

После трагедии Елизавета Феодоровна решила посвятить свою жизнь Господу через служение людям. Она продала свои драгоценности и на вырученные деньги купила на Большой Ордынке усадьбу с садом, где и расположилась Марфо-Мариинская Обитель Милосердия (монастырь с сочетанием благотворительной и медицинской работы). Сёстры, жившие в обители, в отличие от монахинь, могли уйти из обители, создать семью. Обитель должна была оказывать комплексную, духовно-просветительскую и медицинскую помощь нуждающимся, которым часто не просто давали еду и одежду, но помогали в трудоустройстве, устраивали в больницы. В обители были созданы амбулатория, аптека, где часть лекарств выдавалась бесплатно, приют, бесплатная столовая и еще множество учреждений. В Покровском храме обители проходили просветительские лекции и беседы, заседания Императорского Православного Палестинского общества, Географического общества, духовные чтения и другие мероприятия.

В апреле 1918 года Елизавета Фёдоровна была арестована.

Ее вместе с другими членами царской семьи и сестрой обители Варварой, добровольно оставшейся при Елизавете Федоровне, привезли в сибирский город Алапаевск 20 мая 1918 года. 5(18) июля палачи с площадной руганью, избивая мучеников прикладами винтовок, сбросили их в шахту.

В настоящее время мощи преподобномученицы Елисаветы почивают в храме равноапостольной Марии Магдалины у подножия Елеонской горы.

Схиигуменья Фамарь (Тамара)

В миру княжна Тамара Александровна Марджанова. Родилась в конце шестидесятых годов XIX века. Она происходила из богатой грузинской семьи, получила очень хорошее светское воспитание и образование. В двадцать лет осталась сиротой. После кончины матери, летом, она с сестрой и братьями гостила недалеко от женского монастыря во имя св. Нины в Бодбе. Однажды, зайдя туда на службу, она почувствовала, как к ней сошла благодать и попросила матушку-игуменью принять ее в монастырь. Родственники Тамары были против, и ей ничего не оставалось, как сбежать.

Рассказывают, что люди, находившиеся в церкви во время ее пострига, видели белого голубя, вившегося над головой матушки. В 1902 году совсем молодая Тамара становится игуменьей Бодбийского монастыря, в котором было около трехсот сестер.

В 1905 году революционно настроенные горцы терроризировали мирных грузин-крестьян, всячески притесняя их. Крестьяне обращались за помощью в Бодбийский монастырь, и матушка всех обижаемых брала под свою защиту, помогала им, а иногда оказывала приют в стенах монастыря. Революционеры были сильно раздражены этим фактом, подбрасывали ей анонимные письма с угрозами. В Петербурге, в Синоде, обеспокоились судьбой матушки, явно подверженной опасности, и указом Святейшего Синода - без ее желания - перевели в Москву настоятельницей Покровской общины.

Монахини Покровской общины работали сестрами милосердия. Тамара очень сблизилась с Великой княгиней Елизаветой Федоровной. Общение повлияло на желание матушки построить скит под покровом ее любимого святого - преподобного Серафима Саровского. Так появился Серафимо-Знаменский скит. К сожалению, просуществовал он всего двенадцать лет. Был закрыт и уничтожен большевиками.

Матушку сослали в Сибирь, где болезни забрали ее силы. Похоронили ее в Москве, на Введенских горах, недалеко от могилы о. Алексея Мечева.

Серафимо-знаменский скит ныне действует под руководством настоятельницы - матушки Иннокентии.

3 Игуменья Серафима Чичагова

В миру - Варвара Чичагова-Черная, родилась в 1914 году в Петербурге. Мать - медицинская сестра, приняла монашество с именем Серафима. Дед - Леонид Михайлович Чичагов, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Серафим (Чичагов); в 1997 году прославлен в лике святых Русской Православной Церкви.

С детства была воспитана в православной вере. Особенно сильно на нее повлиял дед Серафим. Вспоминала, как до ареста, по вечерам «дедушка садился за фисгармонию - с ней он никогда не расставался - и играл или сочинял духовную музыку, а я сидела на диване, смотрела на него или читала и ощущала благодать, от него исходящую». С 1986 года Варвара шесть лет несла послушание за свечным ящиком в московской церкви во имя пророка Божия Илии, что в Обыденном переулке, где находится образ Спасителя, написанный её дедом. Параллельно у себя на дому вела православные семинары для столичной интеллигенции.

Под руководством своего духовного наставника, митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия, занималась сбором и публикацией материалов для канонизации деда. В 1993 выпустила в свет двухтомник трудов митрополита Серафима под названием «Да будет воля твоя». В 1994 ее стригут в монашеский чин с именем Серафима, в честь матери, тетки, деда. С 1994 по 1999 Серафима была настоятельницей Новодевичьего монастыря.

В обители ею был введён монастырский устав, организован монашеский хор, создан шеститомный синодик для поминовения священнослужителей, монахинь и благоустроителей монастыря со дня его основания. Матушка ростоянно заботилась о благолепии храмов, с приобретением ткацкого станка началось возрождение рукоделия в монастыре: ковроткачества, пошива и ремонта облачений. Были созданы иконописная и золотошвейная мастерские.

Внесла значительный вклад в сооружение храма - памятника Новомученикам и Исповедникам Российским в Бутово, где в годы советской власти приводились в исполнение смертные приговоры, в том числе и в отношении священнослужителей (там же был расстрелян её дед, митрополит Серафим).

Преподобномученица Арсения игуменья Шуйская

В миру Анна Добронравова, родилась в 1879 году в селе Шегарском Владимирской губернии в семье священника. По окончании епархиального училища Анна поступила учительницей в детский приют при Шуйском Воскресенско-Феодоровском монастыре. В её обязанности входило обучать девочек грамоте и рукоделию. В этом же монастыре она приняла монашеский постриг с именем Арсения. В 1915 после кончины прежней игуменьи сестры избрали ее. Матушка Арсения усердно изучала творения святых отцов, особо пользуясь духовными советами Святителя Игнатия (Брянчанинова). В монастыре она вела тихий уединённый образ жизни, почитала себя ниже всех, часто спрашивала совета у других.

После 1917 года богоборческая власть распорядилась закрыть монастырь, но затем позволила не закрывать с тем требованием, однако, чтобы монахини работали в совхозе. Сочувствовавший им директор совхоза убедил монахинь согласиться на это, пообещав, что будет им платить за труд, а работать будут только те, кто сможет. По праздникам сестры не работали, пребывая на молитве в храме. Прежде чем поставить какую-либо монахиню на работу, директор спрашивал разрешения у игуменьи. Так довольно безмятежно прожили десять лет насельницы среди бушующего моря безбожия. Но в 1929 году власти прислали распоряжение о закрытии монастыря и недопущении церковных служб и иноческой жизни ни под каким видом. Директор совхоза, не желая принимать участия в разорении обители, уволился и уехал. Монастырь закрыли.

В апреле 1932 года игуменья Арсения была арестована.

В тюрьме матушка тяжело заболела. Она скончалась в 1939 году в больнице Ивановской тюрьмы. Причислена к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских.

Игуменья Мария Ушакова

Елизавета Алексеевна Ушакова выросла в светской семье. После чтения творений свт. Тихона Задонского неожиданно почувствовала призвание к духовной жизни. Услышав о святости уже почившего тогда старца Серафима, она возгорелась любовью к нему. С трудом получив благословение отца, она поступила в Дивеевскую обитель, предназначенную ей для величайших испытаний и трудов. С самого начала своего пребывания в обители (с 1844 г.) она исполняла много различных поручений и монастырских послушаний, так что приобрела навыки и знания по управлению обителью. Сестры ее любили и вскоре выбрали начальницей.

Постепенно Елисавета Алексеевна стала устраивать жизнь в общине по заповедям Царицы Небесной. В 1862 году она была пострижена в монашество с именем Мария и возведена в сан игумений. На начало ее служения в обители не было ни денег, ни продовольствия. Батюшка Серафим предсказывал: «На 12-й начальнице устроится монастырь». Игуменья Мария обладала кротким, но твердым характером, во всем советовалась с блаженными: сначала с Пелагией Ивановной, а после ее кончины с Прасковьей Ивановной. При ней возведены Троицкий собор, колокольня, игуменский корпус с домовым храмом св. равноап. Марии Магдалины, трапезный храм св. блгв. князя Александра Невского, построены дома для духовенства и др. Все строилось на малые средства, без особых пожертвований и капиталов, милостию Божией. При игуменье Марии водворились тишина и порядок, обитель стала процветать и достигла наибольшего расцвета. Игуменья Мария управляла обителью 42 года. Скончалась она в 1904 года. Над ее могилой была большая часовня, в которой ежедневно служились панихиды. Часовню разрушили, как только начался разгон монастыря. Летом 1991 года эту площадку забетонировали, и ее могила оставалась под бетоном до лета 2002 года, когда у алтаря Троицкого собора были произведены раскопки..

Игуменья Митрофания Розен

Прасковья Розен была дочерью генерала, героя Отечественной войны. Ещё девочкой она бывала при дворе Николая I. Получила хорошее домашнее образование: Закону Божиему её обучал ректор Тифлисской духовной семинарии, рисунку - И. К. Айвазовский. Во второй половине 1840-х годов Прасковья, религиозная с детства, пережила череду смертей близких и склонилась к уходу в монастырь. В 1852 году она оставила двор и с разрешения императора поступила послушницей в московский Алексеевский монастырь. В монастыре Прасковья занималась иконописью.

В 1857 году Митрофания получила наследство, которое обратила на благотворительность. Через четыре года она приняла постриг в ангельский монашеский чин и стала игуменьей Владычного монастыря. Митрофания приняла на себя фактическое руководство первыми российскими общинами сестёр милосердия – в Петербурге, во Псковской области, а затем и в Москве. В 1870 году она приступила к своему крупнейшему строительному проекту - постройке здания Владычне-Покровской общины в Москве. Матушка была творческой личностью и часто не сторонилась риска. Когда у игуменьи закончились деньги на строительство, она их искала в среде обеспеченных московских благотворителей... Отчаявшись, гордая и творческая душа не устояла от искушения, и она сфабриковала подложные вексели. Попав на скамью подсудимых, Митрофания и её союзница Валерия, игуменья Страстного монастыря, самостоятельно приехали в Петербург на допросы. Синод поддерживал Митрофанию морально - по его указу в дни суда московские церкви ежедневно служили молебны «о даровании игумении Митрофании силы перенести ниспосланное ей испытание». Суд постановил сослать Митрофанию в уединенный монастырь – сначала в Енисейскую губернию, потом в Ставрополь. Матушка вернулась к искусству, создав для Балашовского монастыря копию Распятия.

Воспоминания игуменьи Митрофании были изданы в 1902 году в журнале «Русская старина» и переизданы отдельной книгой в 2009 году.

Игуменья Феофила Лепешинская

Матушка Феофила – наша современница. Она является настоятельницей Богородице-Рождественской пустыни в селе Барятино Калужской области. Она - автор известных книг «Дерзай, дщерь!», «Плач третьей птицы» и «Рифмуется с радостью». Советуем каждому не только почитать ее книги, но и побеседовать с матушкой лично, приехав к ней в монастырь который расположен в Калужской области.

Матушка говорит так: «Остерегайтесь подделок! Конечно, ведь мы привыкаем «слыть», а не «быть». И сами не замечаем, в какой момент перестаем узнавать себя естественных, настоящих. Усвоив «правила поведения», мы начинаем прятаться за ними от себя, от людей и, главное, от Господа. Хотя подобное «делание» заранее обречено на провал.»