Берг аксель иванович

Листок, висевший над кроватью А.И. Берга так,
чтобы это было первое, что увидит проснувшийся:

«Мудрый человек всегда спокоен и весел»

Отечественный учёный-радиотехник, инженер-адмирал.

С детства вёл тетради, куда собирал афоризмы на темы: «Мужество», «Самообуздание» и т.п.

«Решив поступать в Морской корпус, Аксель Берг самостоятельно изучал астрономию и космографию. Морской корпус, ведущий свою историю от Школы математических и навигацких наук (Навигацкой школы), основанной ещё Петром I , давал своим воспитанникам серьёзную подготовку по физико-математическим и прикладным морским наукам, позволял овладевать иностранными языками, способствовал приобретению навыков к светскому поведению и в зависимости от склонностей помогал им приобщиться к тому или иному виду искусств. В Морском корпусе преподавали лучшие учёные моряки, в том числе и такие выдающиеся как А.Н. Крылов и Ю.М. Шокальский. Их пример отношения к порученному делу обязывал и обучающихся работать с полной нагрузкой. Кадет Берг мечтал стать штурманом. «Именно в Морском корпусе меня приучили проводить эксперименты, оценивать точность полученных результатов. Это умение теперь называем сбором информации...
Я очень интересовался астрономией, лоцией, навигацией и другими штурманскими дисциплинами», - вспоминал о годах, проведённых в Морском корпусе, сам Аксель Иванович. […]
Гардемарины на четвёртом году обучения принимали присягу и числились на действительной службе по флоту. По окончании Морского корпуса в 1914 г. А.И. Берг был произведён в офицеры.
В общей сложности на флоте Аксель Иванович прослужит 48 лет, пройдя путь от гардемарина до адмирал-инженера».

Вус М.А., «Кибер-Берг»: академик Аксель Иванович Берг, в Сб.: История информатики и кибернетики в Санкт-Петербурге (Ленинграде). Яркие фрагменты истории. Выпуск 1 / Под ред.: Р.М. Юсупова, СПб, «Наука», 2008 г., с. 227.

В начале карьеры, будучи офицером флота, одним из первых в стране занимался изучением поведением магнитных компасов, расположенных на подводных лодках; позже - вопросами радиосвязи на флоте. Ряд подводных лодок, на которых офицеры просто поленились или не смогли решить задачу определения показаний компаса внутри стального корпуса, подорвались на минах в Финском заливе…
Накопленные данные позволили А.И. Бергу написать ряд учебников по радиотехнике.

После Второй мировой войны Акселя Ивановича Берга часто приглашали в Дом журналиста, где его выступления проходили при переполненном зале. «В одном из выступлений он сказал: «В 40-е и 50-е годы группа деятелей науки увидела в кибернетике угрозу своему благополучию и приняла позу «правоверных» поборников материалистической философии. Это задержало перевод книги Н. Винера , а после ее издания породило поток литературы антикибернетического характера. Кибернетику называли «пустоцветом», «псевдонаукой», «служанкой империалистической реакции, направленной против марксистского учения». Всё это серьёзно тормозило применение математических методов в экономике».

Валовой Д.В., Ослепленные властью. Экономическая повесть, М., «Республика», 2002 г., с. 251.

С 1959 года А.И. Берг - председатель научного совета по комплексной проблеме «Кибернетика» при Президиуме АН СССР.

«Даже до официального одобрения движение за кибернетику приобрело лавинообразный характер. В апреле 1958 г. в АН СССР был создан Научный совет по кибернетике во главе с академиком А. И. Бергом ; в состав этого Совета вошли математики, физики, химики, биологи, физиологи, лингвисты и юристы. Институт автоматики и телемеханики АН СССР сосредоточил большую часть своих исследований на проблемах применения кибернетики. Московский энергетический институт, один из крупнейших и старейших технических институтов в стране, обучающий ежегодно 17 тысяч студентов, посвятил кибернетике примерно треть своих учебных программ и исследований. У советских студентов стимулировали интерес к кибернетике; научная фантастика была полна описаний «искусственного кибермозга» и «киберинтернатов» будущего.
АПН РСФСР основала такой интернат в Москве для подготовки будущих программистов с детского возраста.
В 1961 г. под редакцией А. И. Берга вышла книга «Кибернетика на службе коммунизма», в которой советские ученые описывали возможное приложение кибернетики к национальной экономике.
Во введении этой книги А. И. Берг утверждал, что ни одна другая страна не сможет использовать кибернетику так же эффективно, как Советский Союз, поскольку кибернетика, главным образом, сводится к выбору оптимальных методов выполнения операций и только социалистическая экономика может универсально использовать эти методы.
«В социалистическом плановом хозяйстве,- писал А. И. Берг, - имеются все условия для наилучшего использования достижений науки и техники на благо всех членов общества, а не отдельных соперничающих групп и привилегированного меньшинства».

Л.Р. Грэхэм, Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе, М., «Политиздат», 1991 г., с. 271.

Кибернетика определялась А.И. Бергом как: «Наука о процессах управления в сложных динамических системах, основывающихся на теоретическом фундаменте математики и логики, а также на применении средств автоматики, особенно электронных вычислительных, управляющих иформационно-логических машин».

Берг А.И., О некоторых проблемах кибернетики, журнал «Вопросы философии», 1960 г., N 5.

Одно время коллеги А.И. Берга именовали новую науку ки-Бергнетикой …

В последние годы жизни «Не считаясь с тем, что теории мышления ещё не существует , Берг поставил перед советскими кибернетиками заманчивую и весьма принципиальную задачу - научиться составлять алгоритм для обучающей машины, не ожидая рождения теории мышления. […] Составить алгоритм умственной деятельности - это значит переложить мысли человека на математический язык. Если люди когда-нибудь этому научатся, начнётся переворот, ни с чем не сравнимый. Если удастся записать мысль с помощью формул, общение между человеком и машиной станет таким же свободным, как между людьми, говорящими на одном языке. Конечно, если бы математические закономерности работы человеческого разума были известны, такая теория дала бы в руки программистов чёткие рецепты формализации мыслительного процесса…».

Радунская И.Л., Аксель Берг, М., «Молодая гвардия», 1971 г., с. 430.

ВОСПОМИНАНИЯ А. Ф. БЕРГ 1980 г.

С момента основания общины мы познакомились и подружились на всю жизнь с Александрой Федоровной Берг, удивительным человеком, добрым, верующим и большой молитвенницей. Мое отношение к ней всегда было почтительным. Хотя разница в возрасте была только четыре года и в общину мы вошли одновременно, но не могу объяснить, почему всегда звала ее по имени и отчеству, а она меня – Кира. Александра Федоровна сердилась на меня, что не зову ее просто Александрой, но что-то никогда не давало называть ее на «ты» и произнести имя без отчества. Мы любили друг друга, дружили, помогали и вместе молились: Юрий, Саша (я так называла ее за глаза) и я. В последние годы, когда Александра Федоровна почти перестала видеть, она продиктовала мне несколько отрывочных воспоминаний об о. Арсении и о своей жизни:

«Я происхожу из древнего дворянского рода, верой и правдой служившего своему Отечеству. В конце XVI столетия Петр I пригласил моего прапрадеда служить в Россию, и он остался здесь навсегда. Немецкое дворянство перешло в русское, император дал чины и звания. Женился прапрадед на русской, в конце концов забылись немецкие корни, и только одна фамилия напоминала о далеком прошлом.

Отец мой Федор Игнатьевич хорошо знал родословную семьи и в большую кожаную тетрадь вписывал все основные события: кто родился, когда венчался, когда умер, награды, сведения о больших приобретениях и продажах. Первая запись была сделана в 1743 г. Толстые пожелтевшие листы тетради невольно вызывали к ней уважение. Уже несколько десятилетий прошло с тех пор, как ее при моем первом аресте занесли в «протокол изъятия», и сейчас тетрадь, возможно, лежит в архиве КГБ или НКВД, а может быть, и уничтожена. Прошла реабилитация, и я попросила «органы» возвратить мне тетрадь. Ответ был расплывчатым и странным: тетрадь признавалась исторической ценностью, имеющей государственное значение, была передана на хранение в архивы Госфонда. Запросила, куда передали, но ответа не получила.

Вспоминаются рассказы моего отца. Маленькой девочкой сажал он меня к себе на колени, приходили сестры Надя и Вера, и он говорил: «Пойду в страну забвения и сказок, возьму оттуда что-нибудь интересное и поведу рассказ». Некоторое время папа молчал, видимо собираясь с мыслями, начинал повествование, и мы, сидящие вокруг него, погружались в мир волшебных русских сказок, переосмысленных отцом с обязательным введением в них христианских поступков и понятий. Стала старше, папа читал апокрифические сказания или брал толстую кожаную тетрадь с твердыми желтыми страницами и говорил о предках, совершавших героические поступки, вспоминал родословную семьи Берг или читал короткие рассказы ряда писателей. Особенно осталась в памяти повесть Гаршина «Сигнал».

Маленькой девочкой я просила папу отвести меня в «страну забвения», он улыбался и говорил: «И у тебя будет своя «страна забвения». Став старше, я поняла, что это за страна. Сейчас мне 82 года, и моя «страна забвения» – прошлое – огромна, но постараюсь говорить только о добром и хорошем, озаренном верой, духовным руководством о. Арсения, и о том, что показало великую милость Господа ко мне, много грешившей в жизни. Воспоминания буду говорить так, как это позволяет моя стариковская память. Ты, Кира, знаешь, что в моем возрасте прошлое проявляется отдельными пятнами, возможно, в зависимости от настроения, самочувствия и даже от хорошей или плохой погоды. Сейчас я почти слепая и сидя в кресле или лежа, просматривая прошедшее и совершенное мной ранее, оцениваю многое совершенно по-другому. Вижу свои ошибки, совершенные несправедливости, обиды, нанесенные людям, множество совершенных грехов, малую устремленность к Богу, но исправить уже ничего не могу, все осталось в прошлом, и единственный путь – это молитва ко Господу и постоянное покаяние на исповеди, испрашивание прощения за когда-то содеянное. Ох, как тяжело вспоминать сделанное мной греховное и плохое.

Родилась в 1898 г., в 14 лет все окружающие уже считали меня красавицей, а в 16 лет, сознавая свое «достоинство», многим молодым людям бездумно кружила голову, искушала людей много, некоторые мужья обещали мне бросить свои семьи, умоляя выйти за них замуж. Вспоминаю прошедшее, и мне, старухе, стыдно и страшно. Кружила головы многим, но сама оставалась девушкой-недотрогой. Ты должна, Кира, знать, что почти всегда красота женщины, да еще «ослепительная красота» – большое несчастье для женщины, ее тяжелый жизненный крест. Отец сердился на меня, разговаривал, убеждал, но мама даже несколько гордилась, что дочь – красавица, тем более что две мои сестры не были, мягко говоря, красивы.

Мама и папа были глубоко верующими людьми, но все их мировоззрение являлось отражением окружающего общества, были они умны, образованны, интеллигентны. Семья наша ходила в церковь, конечно, исповедовались, причащались два раза в год. Церковные службы, несмотря на мою взбалмошность, я понимала и любила. Однажды исповедовал не обычный священник о. Иоанн, а неизвестный мне старичок о. Феодосии. Я подошла, сказала несколько фраз о грехах и ожидала отпущения, но батюшка заговорил со мной, словно знал мою жизнь, говорил спокойно, ласково, вспоминая заповеди Господни, разъясняя их и поучая меня, как надо жить, молиться, готовиться к исповеди. Говорил со мной о. Феодосии долго, церковная служба шла своим чередом – отец Феодосии в этот день был помогающим иереем, и в конце нашей беседы сказал, что я не готова к исповеди, посоветовал просмотреть свою жизнь и придти через месяц.

Отец мой был возмущен отказом мне в исповеди и причастии, подошел к о. Феодосию, стал что-то горячо ему говорить и минут через двадцать вышел с сосредоточенным лицом, грустный и пристыженный. Подойдя ко мне, папа сказал: «Отец Феодосии прав, ты недостойна исповеди, а я и мать плохо воспитали тебя, придешь на исповедь через месяц, одумайся».

Я очень обиделась на сказанные о. Феодосием и отцом слова, но задумалась. Через месяц вторично пошла на исповедь, предварительно тщательно продумав, в чем буду каяться. Говорила довольно долго, о. Феодосии внимательно слушал, не перебивая, и когда я закончила, сказал: «Слушал Вас, и у меня все время было ощущение, что отвечаете затверженный урок, помните, в школе было слово «зубрежка», отвечаете слово в слово, а внутреннего понятия изучаемого предмета нет. Подготовились к исповеди формально, нет в ней души, христианского понимания греха, желания больше его не совершать, готовились, вероятно, по вредной брошюрке Добровольского «Вопросы и ответы на исповеди». «Да, – ответила я, – готовилась по ней». Отец Феодосии долго стоял у аналоя, молчал, губы его чуть-чуть двигались, вероятно молился. «Стою и думаю, могу ли отпустить грехи, допустить к причастию? Странно скажу: красивы Вы, и красота эта губит Вас. Забудьте про нее, она Господом дана, а не Вашими заслугами и трудами. Пройдут годы, и морщинами покроется лицо, станете незрячей и ощутите пустоту прожитой жизни. Если в душе будет жить вера в Господа, Пресвятую Богородицу, Церковь, то до конца жизни Вашей сохраните красоту духовную, немеркнущую и нестареющую, и вспомните меня, недостойного иерея Феодосия, добрым словом, и помянете в молитве. Не по жестокосердия своему, а для пользы Вашей скажу: идите домой и приходите в следующее воскресение на исповедь, и верю, не обидитесь и обязательно придете, а брошюру Добровольского сожгите».

Семья наша дружила с матерью о. Арсения, в детстве мы с ним играли, Мария Александровна часто ходила с сыном в музеи, театры и брала также меня. Я знала, что Мария Александровна – глубоко верующий человек, пришла и рассказала, что священник трижды отказал мне в исповеди. Внимательно выслушав, она сказала: «Саша! Отец Феодосий прав, исповедь человека – это исход души его к Богу во всей открытости, без утаенности, с желанием не совершать плохих поступков. Не обижайся, Саша, но ты живешь в любви и очаровании своей красотой, которая дана тебе не для смущения людей. Осмысли свою исповедь душой, посмотри на свои поступки как бы со стороны, и тогда примет о. Феодосии твое покаяние». Много очень нужного и важного рассказала мне в этот вечер Мария Александровна. Через неделю в воскресенье о. Феодосии исповедовал, и после причастия первый раз в жизни чувство необыкновенной радости переполняло меня, радости не житейской, а внутренней, духовной.

Я уже говорила, что наша семья дружила с семьей Марии Александровны. Отец Арсений, тогда Петя, дружил и играл со мной, и временами Мария Александровна водила нас, детей, на выставки, в музеи, театры, и мои папа и мама всегда охотно отпускали меня в эти походы. Три года подряд мы жили рядом на даче, и я очень дружила с Петей, хотя он был старше меня на три с половиной года. Сколько мне помнится, он всегда увлекался русской стариной, собирал книги по иконописи, о русских монастырях, иконах, московских старинных церквях, интересовался архитектурой, делал бесконечное количество выписок из книг и читал, читал.

Когда жили на даче, Мария Александровна собирала нас, детей, и совершала дальние прогулки по окрестным лесам. Звала Петра, но он постоянно пытался сослаться на то, что ему необходимо закончить какие-то записи, но потом шел с нами и восторгался красотой здешних мест. Природу он любил, понимал и говорил: «Господи, как все разумно и удивительно создано».

Учился всегда блестяще, досрочно окончил с золотой медалью классическую гимназию. Поступил в университет и тоже досрочно окончил его. Несколько месяцев проболел эндокардитом с высокой температурой, опубликовал в серьезных научных журналах несколько больших статей, в которых полностью отвергал «западный» взгляд на русское архитектурное и иконописное искусство, утверждая самобытность его происхождения и чисто национальные отечественные корни…

В конце 1916 г. произошел духовный перелом, он стал меньше заниматься искусством, полностью погрузился в изучение православия. Московские церкви стали местом постоянного его местопребывания, он искал духовника, отвечающего его внутреннему миру. Один из хорошо известных московских священников посоветовал ему поехать в Оптину пустынь, тогда говорили – «к старцам». Уехал и два года прожил в Оптиной пустыни под руководством о. Анатолия и о. Нектария. В 1919 г. приехал по благословению старцев в Москву уже иеромонахом. Мария Александровна, его мать, восприняла это событие двояко. Была она человеком глубокой веры и поэтому радовалась, что сын – иеромонах, но в глубине души было и желание видеть сына женатым, видеть его жену и своих внуков. Думаю, радость ее была бы больше, если бы о. Арсений стал женатым священником – о. Петром, с той же глубиной веры, что приобрел в Оптиной пустыни. Эта горечь долго жила в Марии Александровне, не знаю, говорила она об этом сыну или нет. К концу 1919 г. Мария Александровна осознала, что для о. Арсения выбранный им путь был единственно правильным.

Я все годы дружила с Марией Александровной и любила ее не меньше своей мамы; если говорить откровенно, то в духовном отношении она оказала на меня большее влияние, и многому я училась у нее, возрастная разница была между нами в тридцать лет.

Жизнь о. Арсения прошла перед моими глазами, только два года, проведенных в Оптиной пустыни, девять лет ссылки и восемнадцать лет лагеря разъединяли нас, но в ссылку к нему я ездила не один раз.

На всю жизнь запомнилась поездка зимой. Доехала до Вологды, а от Вологды надо было нанять возчика, что я и сделала. Ехали долго, наступила ночь, вдруг возчик остановил лошадь, выбросил мою поклажу и сказал: «До твоей деревни восемь верст осталось, вон видишь пристань, до утра переждешь, а потом пехом дойдешь». Я ему говорю: «Ночь, поклажа тяжелая, не дойду». Тронул лошадь и уехал. Мороз двадцать градусов, пронизывающий ветер, смотрю – баржа на берегу косо стоит, пошла к ней, вещи постепенно подтаскиваю, один мешок за другим, решила от ветра укрыться. Забралась по лесенке на баржу, смотрю, написано: «Касса». Вошла, и в лицо ударил запах махорки, кто-то сказал: «Мужики, глядите! Баба пришла от ветра прятаться». Я похолодела, в промерзшей кассе находилось трое мужчин, поняла по голосам. Стало страшно: кто они? Защитить может только Господь, начала молиться, прошу помощи у Матери Божией, святых, но молитва все время прерывается, мужики задают и задают вопросы, надо отвечать. «Куда идешь? Зачем? Откудова? Что везешь? Сколько лет? Баба али девка?» Вопрос за вопросом, решила говорить правду. Если до утра доживу, то увидят, куда иду и к кому. Отвечаю на все вопросы и в промежутках между ответами молюсь Пресвятой Богородице.

Расспросили, затихли, холод промозглый, но в помещении нет ветра, хотя слышится постоянный ветровой вой. Один из мужиков сказал: «Ты, девка, смотри не засни, сейчас знобко, во сне замерзнуть можно». Чуть рассвело, выбрались из баржи. Двое мужиков (шли в ту же деревню, что и я) взяли мои мешки, вскинули на плечи и понесли. Ветер стих, по дороге разговорились, попутчики оказались в возрасте под пятьдесят лет. «Небось, испугалась, когда на баржу зашла?» Откровенно ответила: «Испугалась». – «Скажу тебе, девка, в наших краях теперча одна не ходи, ограбят, испоганят. Лагерей у нас здесь много, жулье на дорогах, в лесах, деревнях озоруют, грабят, тебе повезло, что нас встретила». Донесли мои мешки до дома, где жил о. Арсений. Поблагодарила мужиков, вышла хозяйка дома, за ней наш батюшка, бросились друг к другу. «Всю ночь о тебе молился, на барже ночевала?» Повернулся к хозяйке, сказал: «Екатерина Николаевна! Возьмите и расходуйте», – показав на мои мешки. Больше одна к о. Арсению не ездила, боялась».

Мы вспоминали, как дважды сопровождали о. Арсения к владыке Афанасию (Сахарову) в Петушки. Были эти встречи в 1960 г. или в начале 1961 г. Встречи эти были трогательными. Присутствовали при совместном служении. Владыка и о. Арсений были когда-то одного мнения о поминовении митрополита Сергия, но с момента поставления на патриаршество Патриарха Алексия этот вопрос был снят, и теперь иногда Владыка служил в церкви, кажется, даже во Владимире.

Было видно, что владыка Афанасий и о. Арсений дружили и хорошо знали друг друга. Не один раз хотела спросить об этом, но подходящего случая не было. Удивительно было то, что лагеря надолго вырывали их из обычной жизни, и поэтому возникал вопрос: где и когда они встречались? Александра Федоровна этого не знала.

Последние годы она жила у нас. Дети ее работали, внуки были взрослыми, учились. Днем все расходились, и ослепшей Александре Федоровне оставаться одной было нельзя. Юрий работал, а я «сидела на пенсии» дома, поэтому присутствие ее только радовало нас. Дети и внуки Александры Федоровны не забывали ее, часто приходили к нам и заботились о ней.

Александра Федоровна, – человек одаренный, с огромными знаниями, которые называют энциклопедическими, – обладала обширными знаниями творений святых отцов, патристики, устава церковной службы и разбиралась во многих других духовных вопросах. Знания свои охотно передавала людям, желавшим принять священный сан, иногда приходили и учащиеся Духовной Академии или Семинарии, которых направлял один из знакомых иереев.

Однажды Александра Федоровна вспоминала, как мама о. Арсения воспитывала его в детстве, об этом подробно рассказывал он и сам (в воспоминании «Отец Олег»). Я сказала ей об этом, но Александре Федоровне очень хотелось, чтобы я записала рассказанное ею:

«Мария Александровна считала, что вера должна быть заложена в ребенке матерью с самых первых дней жизни, а до рождения необходимо постоянно молиться Богу, ибо, как говорила она, молитва проникает в ребенка еще во чреве матери, а молясь вслух над колыбелькой ребенка, тем более оказываешь духовное воздействие на его душу.

Когда ребенок рождается, ты принимаешь на себя ответственность не только за его телесное здоровье, но и за его душу. Можно вырастить физически здорового человека, но с изуродованной душой. Этот человек, став взрослым, погибнет, станет лжецом, преступником, но если мать раскрыла в ребенке образ Божий, то, будучи даже не совсем здоровым, он будет духовно богатым человеком и найдет себе дорогу в жизни. «Я, – говорила она, – относилась к Пете и как к сыну по плоти, и как к творению Божию и считала себя ответственной перед Ним, ибо Господь вручил мне на воспитание человека. Я всегда была против механического заучивания детьми молитв, необходимо тщательно и внимательно все объяснить, показать соответствующие изображения, картинки, доступные детскому пониманию, и тогда молитва станет ребенку понятной. Огромное значение для воспитания ребенка имеют сказки. Большинство родителей начинают рассказывать о бабе-яге, о лешем, о русалках, об Иване-дурачке или читать сказки братьев Гримм, но не это надо, чтобы в душе ребенка заложить основы веры. Постоянно читайте краткие рассказы о детстве Иисуса Христа, Божией Матери, святых, легенды шведской писательницы Сельмы Лагерлеф об Иисусе Христе, пересказывайте в сокращенной форме жития святых: Сергия Радонежского, Серафима Саровского, Николая Чудотворца и даже апокрифические повести Лескова, хотя в них иногда проскальзывает легкая дымка толстовства, которым Лесков увлекался.

Конечно, рассказывайте и русские сказки, осмысленно исключая при рассказе то, что сочтете ненужным. Когда ребенок сам начнет читать, то, естественно, прочтет и то, что вы не рассказывали, но уже будет иметь в своей душе фундамент веры и сможет отбросить плохое». Вот взгляд Марии Александровны на приобщение с детских лет ребенка к вере.

Когда Мария Александровна водила Петю и меня в театр, то выбирала такие постановки, которые только положительно влияли на нас, детей. Неизгладимое впечатление оставило у меня посещение детского спектакля «Синяя птица» в Московском Художественном театре. Мое детское воображение было потрясено до основания, и несколько дней я ходила под впечатлением увиденного. Пес, Кот, Сахар, Вода, Квашня с хлебом, Тиль и Метиль, Смерть с огромной косой в руках стояли перед глазами днем и ночью, но больше всего поразило меня путешествие в мир теней. Огромные белые колонны поднимались ввысь (будучи достаточно взрослой, я поняла, что это был свет от прожекторов и легкий тюль, свисавший сверху, но все это создавало незабываемое впечатление), легкий, казалось, туман поднимается в воздух, и Тиль и Метиль почти теряются среди Великого Хаоса и бредут по проходу, – и даже грусть, что Синяя птица не найдена, не огорчала. Все было таинственно и прекрасно.

Помню, когда на сцене возник огромный зал мира теней, я громко спросила: «Тетя Маша, это рай?» Возбужденные пришли домой, всю дорогу задавали вопросы: «Почему? Что это?» Мария Александровна – тетя Маша – отвечала: «Все расскажу дома». За столом тетя Маша сказала нам: «Дети, вы видели, что Тиль и Метиль искали счастья, искали долго, настойчиво, но не нашли его. Потому не нашли, что счастье – это вера в Бога, любовь к Нему, счастье – говорить Богу свои мысли, молиться Ему, счастье человека – в Церкви, в общей молитве к Господу, счастье – в постижении воли Господа, а Тиль и Метиль искали счастья на земле и забыли Бога. Счастье – любить друг друга и помогать людям».

Расскажу о нескольких случаях (хотя о. Арсений всегда говорил: «Случайностей нет, есть только воля Божия»), происшедших со мной в жизни, которые считаю чудесными.

На Воркуте, не знаю почему, переводили меня из одного лагпункта в другой, я умирала от цинги, истощения, усталости. После этапа, войдя в теплый барак и пройдя по проходу, упала от слабости. Очнулась на нарах, кто-то снимал с меня одежду. «Заплечный мешок («сидор»), вероятно, украдут», – мелькнула мысль, но мне было уже все равно, я умирала. Сквозь туман полубессознательности услышала разговор двух женщин: «Ты грудь и живот растирай, а я буду ноги, потом ее перевернем». Почувствовала, что руки незнакомых женщин стали растирать мое тело, силы и сознание постепенно возвращались, я пришла в себя. Света в бараке почти не было, лиц женщин различить не могла. Дали кусок хлеба, горячей воды, что-то надели на меня, закрыли одеялом, и я уснула.

Утром услышала сигнал «вставать», привычная многоэтажная брань раздавалась в бараке. Женщина, склонившись ко мне, сказала: «Тебе хоть один день отлежаться надо, а то помрешь. Пойду, поговорю со старшой (старшая по бараку; в других лагерях называли – комендант барака, в иных – староста), может, поможет». Пришла старшая, посмотрела на меня, ткнула кулаком под ребра и сказала: «Помогу, ей надо не один день, а все три дня лежать», – и ушла. Что сделала старшая, не знаю, но три дня я пролежала на нарах, и все эти дни две женщины ухаживали, лечили и неведомыми путями приносили «пайку». Видишь, выжила и сижу с тобой, а женщины эти были – Анна Александровна, колхозница из Тульской области, человек верующий и доброты необыкновенной, умная, сильная и обидеть себя не дающая. У нее было доброе круглое лицо с огромными серыми глазами и слегка курносым носом. Вторая женщина называла себя Ларисой и была «воровкой на доверии». Красивое лицо с удивительной, располагающей внешностью, интеллигентностью, добротой во взгляде. Имен у нее было около десятка и столько же фамилий, настоящее имя – Екатерина. Была воровкой, настоящей «блатной», имела кличку, могла быть отзывчивой и чрезвычайно доброй, но – и очень жестокой. В бараке пользовалась авторитетом среди «блатных», и многие боялись ее. То, что совершенно чужие «зечки» спасли и выходили меня, было подлинное Господне чудо.

Прошли годы. Шел 1939 г., я уже давно жила в Москве, кончила МГУ, работала в научном институте, постоянно возясь с белыми мышами и крысами, испытывая на них действие разных препаратов, вирусов и микробов. Вышла замуж за Вячеслава. Я была в универмаге ЦУМ на Петровке, слышу: «Здравствуйте, Александра Федоровна». Оборачиваюсь и вижу: передо мной стоит женщина с очаровательным милым лицом и одета хорошо. Смотрю, и вдруг понимаю: это – блатная Катя. Обнялись, расцеловались, хотела ее расспросить, но она сказала: «Дайте Ваш адрес». Я сказала, она сразу отошла и, не прощаясь, смешалась с покупателями. Удивилась я, пошла по этажам ЦУМа. Вечером часов в десять раздался звонок, я открыла дверь. Катя вошла, молча разделась и сказала: «Простите, не простилась – было нельзя» и, еще не входя в комнату, произнесла: «Разрешите мне пожить у вас два месяца». Не знаю, что выражало мое лицо, но сказала: «Конечно, Катя, живи», – а в душе мелькнула мысль: «Обворует».

Ты, конечно, помнишь, что детей днем я отводила к родителям мужа, вечером забирала. Прожила Катя у нас более двух месяцев, дети мои и Вячеслав души в ней не чаяли, любили ее, и никогда не была она нам в тягость. Вечерами и в выходные молились при ней, из Ярославля приезжал о. Петр и дважды служил литургию, и мы не боялись Кати. Когда мы молились, всегда вставала, но крестилась редко. При служении о. Петром литургии подошла к нему и попросила уделить ей время для разговора, который был долгим. Потом, через год, о. Петр сказал нам: «Удивительный человек ваша Катя. Удивительный, и душа у нее христианская, но трудна ее жизнь».

Катя приходила в разное время, днем, вечером или около одиннадцати часов ночи, поэтому я дала ей ключ от квартиры. Как-то утром Катя подошла ко мне и Вячеславу и попросила ее перекрестить, обняла детей, приложилась к иконе Казанской Божией Матери и, как всегда, спокойно ушла. Ты же помнишь ее, встречалась у нас, даже была на литургии, что служил о. Петр, ты тогда сказала про Катю: «Какое доброе, интеллигентное, красивое и располагающее лицо». (Я вспомнила свои слова и действительно располагающее и привлекающее лицо этой женщины). Чем занималась и куда уходила Катя, я никогда не спрашивала, – продолжала Александра Федоровна. – В тот день, когда Катя попросила ее перекрестить, я пошла отводить детей к бабушке, а потом с Вячеславом двинулись на свои работы.

Придя с детьми вечером домой, увидела стоящую посередине стола чистую чашку и под ней записку: «Дорогие мои! Спасибо за доверие, за все. Люблю вас, вспоминайте Екатерину. Катя. Р. S. Сверток – вам, он чистый» – и слово «чистый» было подчеркнуто. Рядом лежал завернутый в газету большой сверток. Развернула и ахнула – такой большой суммы денег никогда не видала. Долго молились, советовались с о. Германом, и он сказал: «Одну треть отдайте нуждающимся, остальное оставьте себе». Все в жизни промыслительно, и «чистый» дар Кати помог нам. Разве это все не великое чудо Господа? «Воровка на доверии», «блатничка», не раз сидевшая в тюрьмах, – и вдруг такой удивительный поступок. Больше Катю не встречала, только в 1961 г. получила удивительное, полное любви и благодарности письмо. Однажды, рассказывая одному их знакомых о происшедшем, услышала: «Вы совершили грех, взяв деньги воровки». Я подумала, что этот человек плохо знает людей и не знает, что такое лагерь. Конечно, в 1958 г. рассказала об этом о. Арсению, и он ответил: «Правильно, что взяли, Катя сказала правду, деньги – «чистые», – этими словами она хотела сказать: «Крови и бедствия для людей на них не было».

Еще об одном чудесном случае расскажу. Шла я в половине двенадцатого ночи по Малой Никитской улице, было холодно, ветрено и на улице пустынно. Дома – все почти старой постройки с большими подворотнями. Молюсь и думаю: «Нужно скорее дойти до остановки трамвая «А», а идти еще минут пять-шесть, мне страшно. Прохожу высокий дом, внезапно вышли двое мужчин и втолкнули меня в подворотню, я пыталась, что-то сказать, но третий мужчина схватил меня за горло и, достав нож, сказал: «Молчи – прирежу! Быстро ее в подвал». Втащили в подвал, взяли сумку с продуктами и сумку с деньгами, где была зарплата, и стали меня со всех сторон ощупывать руками – нет ли чего ценного? Большой золотой крест на золотой цепочке висел на шее. Стащили через голову джемпер, и я осталась в одном платье с грубо расстегнутым воротом. Крест и цепочка еще оставались на мне. В подвале было светло. Кричать, просить, умолять было бесполезно, пощады ждать не приходилось. Сжавшись в комок, вложила все свое душевное «я» в молитву к Богу, Пресвятой Богородице, к духовному отцу Арсению. Не смерть пугала меня, а грязное надругательство над моим телом. Двое стояли около меня, а третий, по-видимому главный, вынимал из сумочки деньги, документы и разные лежащие там бумажки. Под висячей лампой внимательно просматривал их и даже читал, деньги положил в свой карман. А я могла только молиться Богу и беспорядочно призывать помощь Пресвятой Богородицы и батюшки. Третий внимательно и долго читал вынутую из моей сумочки какую-то бумажку и внезапно спросил: «В каком лагере сидела?» От растерянности вопроса не поняла. «В каком лагере находилась и сколько лет?» – я ответила. Внимательно посмотрев на меня, произнес: «Братва! Оденьте ее», – вынул деньги из своего кармана, положил в сумочку и сказал: «Иди домой, а о нас – сама понимаешь…» Я все поняла, Господь и Пресвятая Богородица и заступничество духовного отца Арсения спасли меня. Подошла к третьему (главарю), низко поклонилась, перекрестилась, протянула ему руку и сказала: «Спасибо Вам». – «Иди, иди скорее, за твое спасибо и тебе спасибо, а что в лагере была, по твоей справке узнал, лагерь хорошо знаю, иди».

Это было такое чудесное избавление, такое неописуемое чудо! Шла и прославляла Господа, Пресвятую Богородицу и защитника рода человеческого святого Николая Мирликийского. Шла со спокойной душой, но войдя в дом, разрыдалась, долго не могла придти в себя и только подойдя к иконам и помолившись, смогла рассказать Вячеславу все во всех подробностях. Только подумать, какую милость и чудо проявили Господь и Матерь Божия ко мне грешной. Ведь я была на краю гибели. Это было чудо».

Так вспоминала Александра Федоровна Берг о своей прожитой жизни.