Меню
ГлавнаяУтепление и изоляция

«Модерн» в русской архитектуре. «Модерн» в русской архитектуре Национальное своеобразие русского модерна

Возникнув в сложной исторической и культурной ситуации, русский модерн был призван решать проблемы и противоречия, пришедшего с началом XX века. Александр Бенуа писал: «Целому ряду молодых художников некуда было деваться. Их или вовсе не принимали на большие выставки — академическую, передвижную и акварельную, или принимали только с браковкой всего того, в чем сами художники видели наиболее явственное выражение своих исканий… К “непризнанным” присоединились те из “признанных”, которым было не по себе в утвержденных группах. С нами их связала ненависть ко всему затхлому, установившемуся, омертвевшему». Стремление к переосмыслению старых и открытию новых художественных форм и приемов, привело к созданию целостного мироощущения, в основе которого синтез различных видов искусства – от архитектуры до орнаментики. Более того, многие художники воспитывали в себе артистический универсализм.

Перечислить всех художников и графиков, архитекторов и скульпторов так или иначе связанных с этим стилем, сложно. Среди них не только признанные мастера В. Васнецов и М. Врубеля, М. Нестеров и А. Головин, В. Борисов-Мусатов и Е.Поленова, С. Малютин, и И. Билибин, К. Сомов и Л. Бакст, М. Добужинский и А. Бенуа, Ф. Шехтель и Л. Кекушев, Ф. Лидваль и Н. В. Васильев, Н. Ламанова и В. Серов, но и К.Коровин, В. Кандинский, Н.Рерих, М. Волошин, И. Левитан и К. Петров-Водкин etc. За недолгий срок существования — с 1890-х по 1910-е. — этот стиль навсегда или на время увлек многих. Об особенностях русского модерна, путях его развития, основных памятниках и произведениях, вошедших в сокровищницу русского искусства, — созданных не только столичными, но региональными художниками, – об этом и многом другом мы поговорим на лекциях.

Цикл состоит из 7 лекций, каждая из которых сопровождается мультимедийной презентацией:

  1. Архитектура московского модерна.
  2. Архитектура северного модерна.
  3. Архитектура русского модерна: от Пскова и Новгорода до Самары и Екатеринбурга.
  4. Абрамцево и Талашкино: возрождение традиций.
  5. «Мир Искусства»: мечты и живописные эксперименты.
  6. «Русские сезоны»: танец жизни.
  7. Мода и ювелирное искусство русского модерна.

Лекция 1. Архитектура московского модерна — 2 сентября в 19-30


Дом Перцовых, 1905-1907, архитектор – Сергей Малютин

Когда Луи Арагорн в 1930 году гулял по улицам Москвы, он заметил, что в столице гораздо больше зданий, построенных в стиле модерн, чем в Париже, «Путь мой, который я, всегда пешком, проделывал по Арбату, проходил мимо множества зданий, которые могли соперничать с постройками Парижа, Барселоны или Брюсселя. Их прихотливый декор принадлежал исканиям тридцатилетней давности…На старой Никитской, которая тогда уже называлась улицей Герцена, по-прежнему можно видеть особняк Рябушинского, построенный Шехтелем в 1900 году, с его решетками, балконами, с его идущим поверху мозаичным цветочным фризом, принадлежащим Врубелю. Тому же зодчему принадлежит монументальное здание Ярославского вокзала, в котором, как и в особняке Миндовских на углу Поварской улицы, построенным архитектором Л. Кекушевым, очень ясно обнаруживаются русские национальные истоки этого искусства. Чертами модерна отмечены и многие другие, более скромные здания в районе Арбата, прежде всего доходные дома, хотя это относится больше к их декору, чем собственно к архитектурным решениям. Значительно позже мне удалось увидеть интерьеры зданий модерна, и я нашел там удивительные камины, металлическое литье, лестничные перила, люстры, перед которыми бледнели изделия западных мастеров».

На лекции мы поговорим о легендарных московский проектах — гостинице «Метрополь и «Националь»,», здании МХАТа в Камергерском переулке, собственном доме Ф. Шехтеля в Ермолаевском переулке, о доме Сытина и Рябушинского, об особняках Дерожинской и Морозовой, Перцова и Беляева, Якунчиковой, Исакова, Гутхейля, Миндовского, Понизовского и Листа, а также об особенностях творчества мэтров русской архитектуры этого периода — Ф. Шехтеля, Л. Кекушева, У. Валькотта, Ф. Воскресенского, А. Эрихсона etc.

Лекция 2. Архитектура северного модерна — 9 сентября в 19-30


Особняк М. Кшесинской в Санкт-Петербурге, 1904-1906, архитектор — А.И. фон Гоген

Архитектура Петербурга, формировавшаяся под влиянием европейского «национального романтизма», финской и шведской традиций, имела своих лидеров — Ф. Лидваля, Р. Мельцера и А. Шульмана, Н. Васильева и А. Бубыря, А. Зеленко и И. Претро, Г. Макаева и В. Апышкова.

Какое воздействие оказала выставка скандинавских художников. организованная Сергеем Дягилевым в 1897, какой вклад внес Элиэль Сааринен в деятельность Петербургской академии художеств, чем отличалась петербургская и московская выставки «Современное искусство» и какие заказы получили архитекторы после нее, как оценили работы русских мастеров Рене Макинтош и Йозеф Мария Ольбрих, в чем особенности «стиля Лидваля» и о выразительном характере построек петербургских архитекторов, — об этом и многом другом мы поговорим на лекции.

Лекция 3. Архитектура русского модерна: от Пскова и Новгорода до Самары и Екатеринбурга — 16 сентября в 19-30


Здание Крестьянского поземельного банка в Симбирске, 1916, архитектор — Фёдор Ливчак

Русский модерн ярко проявился не только в архитектурном облике Москвы и Петербурга, но и оказал влияние на региональную архитектуру, сумел внедриться и в столичный и провинциальный быт, придав им особую окраску. Несмотря на общность черт провинциальный модерн оригинален, в разных городах имел своё лицо. Особенный интерес представляют постройки «деревянного модерна».

Что такое «деревянный модерн» и в чем его особенности, какие постройки частного (жилые дома и дачи) и общественного назначения (аптеки, вокзалы, школы и кинотеатры) А. Зеленко, М. Квятковского, К. Бабыкина, Г. Валеннова, Е. Кроткова, А. Семенова, В. Дубровина, Н. Вешнякова, Е. Татаринцева, П. Малиновского, П. Домбровского, Ф. Ливчака, С. Левкова; А Щербачева. П, Головкина — до сих пор радуют глаз горожан; в каком городе образован музей модерна; где находится дом со слонами, — об этом и многом другом мы поговорим на лекции.

Лекция 4. Абрамцево и Талашкино: возрождение традиций — 23 сентября в 19-30


«Теремок» во Флёново, 1901, архитектор – Сергей Малютин

Абрамцевский художественный кружок объединился вокруг известного предпринимателя и мецената Сергея Мамонтова, Талашкино – вокруг четы Тенишевых, которые не только помогали русским художникам, но и поддерживали многие творческие начинания, стремясь к возрождению русских традиций.

Какие мастерские по возрождению старинных художественных ремесел были организованы в Абрамцево и Талашкино; как любительские постановки способствовали организации Московской частной русской оперы; какие художественные прорывы сделали М. Антокольский, братья Васнецовы, М. Врубель, К. А и С. Корокин, И.. Левитан, М. Нестеров, И. С. Остроухов, В.. и Е. Поленовы, Н. Римский-Корсаков, В. Серов, К. Станиславский, Н. Рерих и С.Малютин, как формировался «неорусский стиль»; кто автор русской матрешки-Матрёны; какой фурор произвела выставка русского искусства на Всемирной выставке в Париже; — об этом и многом другом мы поговорим на лекции.

Лекция 5. «Мир Искусства»: мечты и живописные эксперименты — 30 сентября в 19-30


Иван Билибин «Рассвет на берегу Днепра», 1902

Возникновению объединения «Мир искусства» предшествовал домашний «кружок самообразования», образованный А. Бенуа и его друзьями Д. Философовым, В. Нувелем, Л. Бакстом, С. Дягилевым, Е. Лансере, К. Сомовым, которые считали, что художественное творчество самоценно и не нуждается в идейных предписаниях. Лозунгом кружка было «искусство для искусства». К.С. Петров-Водкин в воспоминаниях о «Мире искусства» писал: «В чем обаяние Дягилева, Бенуа, Сомова, Бакста, Добужинского? На рубежах исторических переломов возникают такие созвездия человеческих групп. Они знают многое и несут с собой эти ценности прошлого, умеют извлекать из пыли истории вещи и, оживляя их, придают им современное звучание».

С какой группой объединился «мир искусства» и создало в 1903 г. «Союз русских художников»; какие выставки мирискуссников были самыми грандиозными; почему А.П.Чехов считал, что Дягилев – единственный, кто должен редактировать журнал «Мир искусства»; какие статьи и чьи работы вызвали негодование общественности; в чем особенности художественного метода «типичных» мирискусников; что показала устроенная в Петербурге «Международная выставка афиш»; какие работы старших и младших мирискусников вошли в обиход массового искусства; в чем особенности последней выставки «Мира искусства», состоявшейся в 1927 г. в Париже, — об этом и многом другом мы поговорим на лекции.

Лекция 6. «Русские сезоны»: танец жизни — 7 октября в 19-30


Балет «Шехеразада», 1914, художник – Лев Бакст

Дягилев открыл Европе русский балет, продемонстрировав, что пока в европейских столицах балет приходит в упадок, в Петербурге он укрепился и взял реванш. В 1909 г. А. Бенуа писал, что триумфатором в Париже явилась «вся русская культура, ее убежденность, свежесть и непосредственность». C 1907 по 1922 гг. Дягилев организовал 70 спектаклей, при этом 50 из них были абсолютными бенефисами.

Почему за труппой «Русских сезонов» следовали восемь вагонов декораций и три тысячи костюмов; какие постановки были встречены овациями, а какие стали провалом; кто из русских и европейских композиторов и художников сотрудничали с «Русскими сезонами»; какие балеты и почему Дж. Баланчин стал классиком американского балета, а Серж Лифарь возглавил балетную труппу парижской оперы; почему в Сен-Дени почитатели Дягилева оставляют красные розы и изношенные балетные туфли; — об этом и многом другом мы поговорим на лекции.

Лекция 7. Мода и ювелирное искусство русского модерна — 14 октября в 19-30


Яйцо «Курочка», Карл Фаберже, 1885

Русские ювелиры успешно воплощали новые идеи и организовывали достаточно крупные мастерские. В 1882 году у Ивана Хлебникова было занято до тысячи мастеров ювелирного дела, и чуть больше у Карла Фаберже.

На лекции мы поговорим о ювелире Его Императорского Величества Карле Фаберже и плеяде мастеров, работающих в его компании — Михаиле Перхине, Эрике Колине, Генрихе Вигстреме, Викторе Аарне, Василии Зуеве, Августе Холмстреме; о традиционных и уникальных техниках, а также оригинальных разработках, используемых в русских мастерских И. Хлебникова, Ф. Лорие, О. Курлюкова, Н. Немирова-Колодкина, И. Чичелева, П. Сазикова.

Лектор – Елена Рубан – культуролог, преподаватель МАрхИ и ВШС.

Стоимость лекции - 500р.

Можно оплатить заранее —

или записаться и оплатить на месте

В массовом сознании есть твердое представление, что настоящий ХХ век в рус-ской культуре начинается в 1910-е годы. С авангарда, который выводит русское искусство в европейский мир, и этот авангард и есть наш вклад, наш бренд и вообще наше все. И совсем редко вспоминают о тех, кто этот торжествую-щий выход на интернациональные просторы подготовил. Ну разве что о Дяги-леве и его Русских сезонах, которые с 1907 года проходили на Западе с триум-фом. Но та эстетика, которой восторгались европейцы в дягилевских гастроль-ных балетах, была сформирована кругом художников, входивших в объедине-ние «Мир искусства». Они смогли перенастроить оптику восприятия искусства, произвести в нем негромкую, но существенную революцию. И это был трамп-лин для тех, кто пришел потом и, естественно, отнесся к предшественникам пренебрежительно.

Борис Кустодиев. Групповой портрет художников общества «Мир искусства». 1916-1920 годы Государственный Русский музей

Круг был совсем узкий. Всего несколько человек составили ядро объединения «Мир искусства», которое в 1898 году стало издавать одноименный журнал. Это были художники Александр Бенуа, Константин Сомов, Лев Бакст, Евгений Лансере, Мстислав Добужинский, Анна Остроумова-Лебедева. И конечно, Сергей Дягилев, антрепренер, импресарио, мотор и пружина всех мирискусни-ческих инициатив. Кроме того, были литераторы — отдел критики, которым руководил Дмитрий Философов. Там печатались Мережковский, Гиппиус, Розанов, Сологуб, Брюсов, Бальмонт, Белый — но потом литераторы разруга-лись с художниками и ушли в журнал «Новый путь». В этом узком кругу боль-шинство еще связано то родством, то гимназической дружбой. И собственно «Мир искусства» родился из совсем камерного кружка, названного в честь романа Диккенса «Посмертные записки Пиквикского клуба», — «Невские пиквикианцы». В этом кружке друзья читали друг другу лекции по истории искусства. Мистером Пиквиком там был, вероятно, Александр Бенуа, который очень годился на эту роль даже внешне: круглый, укладистый.


Фотопортрет в группе художников «Мир искусства». 1914 год На фотографии вверху чернилами проставлены номера — от 1 до 18, на обороте пояснение: «Годовое собрание о-ва художников „Мир искусства“. Присутствующие: 1. М. В. Добужинский. 2. А. Ф. Гауш. 3. О. Е. Браз. 4. Н. К. Рерих. 5. И. Я. Библибин. 6. Б. М. Кустодиев. 7. В. В. Кузнецов. 8. П. В. Кузнецов. 9. Е. Е. Лансере. 10. Н. Е. Лансере. 12. Н. Д. Милиоти. 13. А. П. Остроумова-Лебедева. 14. К. С. Петров-Водкин. 15. А. И. Таманов. 16. Кн. А. К. Шервашидзе. 17. С. П. Яремич. 18. М. И. Рабинович». Российская государственная библиотека

На склоне лет Бенуа, уже эмигрировавший во Францию, написал два тома мемуаров. Он вспоминал детство и детские увлечения: коллекции игрушек, картонные модели городов, любовь к оптическим игрушкам вроде волшебного фонаря. И говорил, что именно это все определило его отношение к искусству как к волшебству: искусство должно быть не похоже на жизнь. Потому что жизнь не радует, она монотонна, она неприятна глазу.

И мирискусники, с одной стороны, хотят уйти от жизни в какие-то отвлечен-ные миры. Где эти миры? В прошлом. А откуда мы что-то знаем о прошлом? Мы видим его в образах искусства, и именно они нас вдохновляют. Мирискус-ников искусство интересовало гораздо больше, чем жизнь. Искусство прош-лого, которое способно порождать другое искусство, новое. Их интересовала не история как она есть, а ее образы — сочиненные, летучие, случайные. «Ретроспективные мечтания», «галантные празднества», «царские охоты» — никаких больших идей, а просто острое переживание атмосферы ушедшего времени. Уход от действительности, своего рода эскапизм.

Но, с другой стороны, этот непривлекательный, рутинный современный мир можно ведь и переделать, переформатировать, сделать его иным для глаза, для визуального восприятия. Спасти красотой: то есть изменить интерьеры, книги, здания, одежду. Чтобы не только искусство, но и повседневный быт стал дру-гим. Такая получается парадоксальная комбинация эскапизма с рефор-матор-ством и дизайнерством. И надо сказать, что эта грандиозная задача — ни много ни мало как изменить вкус целой эпохи — этим нескольким людям во многом удалась. Буквально через 10 лет русская публика, до того воспитан-ная на пове-ствовательных картинах с внятным сюжетом — передвижнических или акаде-мических, — оказалась готова принять русский авангард.

Теперь поговорим о том, в каких областях мирискусники особенно преуспели. Они, например, совершенно изменили облик театра, особенно музыкального. До них художнику в русском театре делать было просто нечего: все декорации брались, что называется, «из подбора», то есть из числа заранее готовых стан-дартных декораций: вот это для любого спектакля из средневековой жизни, а это — для любого из египетской. Мирискусники работали с каждым спектак-лем индивидуально, с реставраторской точностью. Благодаря им художник в театре сделался фигурой, равной режиссеру, — Бенуа даже сам писал ли-бретто.

Костюмы и декорации Леона Бакста к балету «Шехеразада». 1910 год Library of Congress

Декорации и костюмы к балету «Петрушка». Начало XX века Library of Сongress

Костюмы к «Половецким пляскам» из оперы «Князь Игорь». 1900-е годы Library of Сongress

А еще они полностью изменили облик иллюстрированной книги. Раньше в та-ких книгах иллюстрации заказывались разным художникам и стилистически спорили друг с другом внутри книжного блока. Мирискусники выдвинули и воплотили идею книги как единого целого: изображение должно быть увя-зано с текстом, все виньетки и заставки должны работать на общую стилисти-ку, художник выступает как режиссер и декоратор целостного зрелища. Впер-вые эта идея синтеза была осуществлена в издаваемом ими журнале «Мир ис-кусства», речь о котором впереди.

Обложка «Азбуки в картинах» Александра Бенуа. 1904 год benua-memory.ru

Иван Билибин. Обложка программки оперы «Борис Годунов». 1908 год Library of Сongress

Обложка «Азбуки „Мира искусства“» Мстислава Добужинского. 1911 год moscowbooks.ru

Всего сделанного мирискусниками не перечислить: там было много «микро-революций». Но еще об одном интересно напомнить: ведь это они определили наше сегодняшнее восприятие Петербурга; в 1903 году праздновалось его двух-сотлетие, и стилистика праздника во многом была подготовлена мирискусни-ческими усилиями по изменению имиджа столицы. До них Петербург вообще не считался красивым городом. У него было два публичных образа — один неприятнее другого. С одной стороны, это был образ города казенного, чинов-ного — в противовес живой, фрондирующей, более разнообразной и свободной Москве. С другой стороны, это был город Достоевского: город дворов-колодцев и вечных сумерек. Все это изменилось усилиями мирискусников — отчасти Мстислава Добужинского и главным образом Анны Остроумовой-Лебедевой. Есть такая расхожая фраза, что русскую природу придумали Саврасов, а потом Левитан: до них ее не существовало как объекта для зрения. Так вот, можно сказать, что Петербург придумала Остроумова-Лебедева.

Анна Остроумова-Лебедева. Вид Невы сквозь колонны Биржи. 1907 год Фотография РИА «Новости»

Мстислав Добужинский. Гримасы города. 1908 год Фотография Михаила Филимонова / РИА «Новости»

Анна Остроумова-Лебедева. Петергоф. Фонтан «Самсон». 1922 год Фотография Алексея Бушкина / РИА «Новости»

И характерно, что она сделала это в гравюрах. Мирискусники еще и возродили графику как самостоятельное искусство. В России графика была подсобной: сводилась к этюдам и эскизам для картин, а на выставочную самостоятель-ность почти не претендовала. И графика, печатавшаяся в журналах, часто не была сделана специально, а сводилась к репродукциям живописных картин. А мирискусники возродили не только уникальную графику, авторский рису-нок, но и графику тиражную, в частности Остроумова-Лебедева занималась цветной гравюрой на дереве и отталкивалась от японских гравюр, которые в России мало кто знал.

Ядро «Мира искусства» составляли, конечно, разные художники. Но какая-то общая поэтика, их объединяющая, тем не менее была. Квинтэссенция этой поэ-тики — в творчестве Александра Бенуа и Константина Сомова.

Любимые эпохи Бенуа — это в основном Франция XVII века, царствование Людовика XIV и Россия екатерининского и павловского времени. «Версальская серия» и цикл «Последние прогулки Людовика XIV» Бенуа — это сочиненный, хрупкий марионеточный мир. Важно, что это и не масляная живопись, а гуаши на бумаге: нет живописной плотности, беспрекословности, натурной обяза-тельности. Это не исторические картины, а исторические картинки. Что такое историческая картина, например, в духе Сурикова? Это какая-то идея о смысле истории, спрессованном в конкретном событии. А если бы художник «Мира искусства» писал «Утро стрелецкой казни», он, вполне возможно, смотрел бы не на стрельцов или на Петра, а на пролетающую мимо сороку. Исторические жанры у Бенуа — это всегда случайно выхваченный фрагмент, в котором нет главного события, а вместо него только воздух истории. Та же острота и слу-чайность ракурсов есть в «Царских охотах» Валентина Серова и в его гуаши «Петр I». Здесь гротескные фигуры огромного Петра и скорчившихся придвор-ных на фоне условных «пустынных волн» сочетают иронию с чувством истори-ческого масштаба. Серов не случайно входил в правление «Мира искусства» — единственный из москвичей: они хорошо понимали друг друга.

Александр Бенуа. Прогулка короля. 1906 год

Валентин Серов. Выезд Екатерины II на соколиную охоту. 1902 год

Валентин Серов. Петр I. 1907 год

В отличие от Бенуа, который вдохновлялся конкретной историей, Сомов в своих стилизациях воспроизводил некий условный галантный век — XVII или XVIII, неважно. Маркизы с кавалерами, арлекины и другие герои итальянской комедии дель арте, маскарады, спящие или грезящие «дамы прошедшего вре-мени». Насмешки здесь больше, чем растроганности или печали по утрачен-ному. Но печаль тоже есть — только это печаль не по утра-ченному, а по недо-стижимому: по тому, что принадлежит не жизни, а искус-ству. И постоянная его тема — тема того, что вспыхнет и сейчас же исчезнет: радуга, фейерверк, костер. Конец праздника, всегда краткого, как вспышка.

Константин Сомов. Арлекин и Смерть. 1907 год Государственная Третьяковская галерея

Современники считали главной картиной Сомова «Даму в голубом» — портрет художницы Елизаветы Мартыновой, написанный незадолго до ее смерти от ча-хотки. Печальная девушка в муаровом платье по моде сороковых годов XIX века стоит с книгой, за ее спиной в сильном удалении — книжное видение: кавалер и дама флиртуют на скамейке, а мимо проходит фланер с тросточкой, похожий на самого художника. Картина о тщетности романтических порывов в прозаи-ческом мире: именно так ее восприняли первые зрители.

Константин Сомов. Дама в голубом. Портрет Елизаветы Мартыновой. 1897-1900 годы Wikimedia Commons / Государственная Третьяковская галерея

Среди мирискусников были и вовсе чуждые ностальгии. Например, Леон Бакст — он главным образом реализовался как художник дягилевских Русских сезонов. От его костюмов для балетных спектаклей потом отталкивались кутюрье всех модных домов Парижа — Пакен, Пуаре, Ворт, далее везде. Или Добужинский — он, в отличие от товарищей, станет работать не в музыкаль-ном, а в драматическом театре, в МХТ со Станиславским. И сделает там несколько спектаклей, из которых особенно замечательны два. Один, «Месяц в деревне» по Тургеневу, — спектакль мирискуснический, антикварский. Дру-гой, «Николай Ставрогин» по Достоевскому, — спектакль мрачный и вполне символистский. Вообще Добужинскому не чужд символистский вкус, а среди его поздних работ есть даже абстракции.

Леон Бакст. Саломея. 1908 год Wikimedia Commons

Леон Бакст. Жар-птица. 1910-е годы Wikimedia Commons

Леон Бакст. Аладдин. 1919 год Wikimedia Commons

Леон Бакст. Бабочка. 1913 год Wikimedia Commons

Гуаши Добужинского и ксилографии Остроумовой с видами Петербурга рас-пространялись в открытках, выпускаемых Общиной святой Евгении. Выпуск открыток — еще одна важная часть мирискуснической программы. Открыт-ки — искусство массовое, многотиражное, сувенирное. А мирискусники прин-ципиально не устанавливали дистанции между искусством массовым и искус-ством высоким.

Вообще в мирискусниках реализовался совершенно новый для России тип ху-дожников. Во-первых, они дилетанты. Кто-то не доучился в Академии худо-жеств, кто-то немного походил вольнослушателем по парижским частным студиям. Но практически все и отовсюду сбегали, потому что им было скучно нормативное рисование и нормативное образование.

Во-вторых, все они интеллектуалы — что тоже русским художникам в массе тогда было совершенно не свойственно. Они читающие люди, они знают язы-ки, они космополиты по устремлениям, они меломаны и устраивают вечера современной музыки при журнале «Мир искусства».

В-третьих, они все буржуа. Вообще традиционно буржуазный образ жизни противопоставлялся образу художника — романтическому образу, — а мир-искусники на нем настаивают. Притом что все они разного происхождения: Бенуа из дворянской семьи с французскими корнями, Сомов — сын главного хранителя Эрмитажа, то есть из интеллигентной профессорской семьи. А, ска-жем, Бакст — еврей из Гродно, и это совершенно никому не мешает: они все говорят на одном языке, и манера поведения у них общая.

И в этой манере поведения есть один очень важный оттенок. Вся вторая поло-вина XIX века в русском искусстве, условно передвижническая половина, осно-вывается на пафосе долга. Художник всегда оказывается обязан: народу, обще-ству, культуре — кому и чему угодно. Мирискусники — это первые люди в рус-ском искусстве, которые утверждают, что художник никому и ничего не дол-жен. Лейтмотив их жизни, их творчества — это ода капризу и прихоти, воль-ному артистическому жесту. Отсюда уже совсем недалеко до вольного жеста в авангарде, но начало — здесь.

Обложка одного из номеров «Мира искусства». 1904 год Wikimedia Commons

Страница одного из номеров журнала «Мир искусства». 1903 год Wikimedia Commons

Страница одного из номеров журнала «Мир искусства». 1900 год Wikimedia Commons

Страница одного из номеров журнала «Мир искусства». 1902 год Wikimedia Commons

Любимое слово мирискусников — «скурильность». Они любят в искусстве все скурильное и собирают скурильное. Что это такое? Это вещи, которые не обла-дают качеством значимости, фундаментальности. Это что-то смешное, одино-кое, уязвимое, это может быть игрушка, это может быть какой-нибудь мещан-ский коврик. Этот культ необязательности — тоже важный оттенок в их кол-лективной программе.

Художник Игорь Грабарь писал Александру Бенуа: «Вы слишком влюблены в прошлое, чтобы хоть что-нибудь современное ценить» — и это абсолютно справедливо. Прошлое, в которое они влюблены, — это прошлое выдуманное, это мечта, это некий образ красоты, на который мы можем смотреть, как из зрительного зала в перевернутый бинокль. И в этом есть и любование, и ирония, и горечь, и жалость.

И вот эти люди — с этой системой ценностей, совершенно камерного склада люди, — хотят перенаправить русскую культуру в сторону Запада и изменить устоявшиеся общественные вкусы. Для этого они издают журнал, который делается по образцу европейских журналов, пропагандирующих стиль модерн. Потому что эстетика «Мира искусства» — это именно вариант модерна.

В каждой из стран этот стиль назывался по-своему: модерн, сецессион, либер-ти, ар-нуво, югендстиль. Проще говоря, «новый стиль». Слово «стиль» само по себе важно — оно означает озабоченность формой. В каждой стране модерн существует в собственных формах, но есть общее: формы берутся из всего культурного запаса человечества, из общей памяти. Это общее служит опорой для индивидуального, прошлое порождает настоящее. В русском искусстве, да и не только в русском, до мирискусников никакой озабоченности формой не было, только содержанием, — и стиля не было.

Модерн — придуманный стиль, он не вырастает сам собой. Если говорить со-всем грубо — он порожден промышленной революцией. Машинное производ-ство одинаковых вещей и одинаковых образов жизни вызывает психологиче-ское и эстетическое отторжение. И первая идея модерна — это идея ручного труда. Сначала в Англии возникло так называемое Движение искусств и ре-месел под началом литератора, издателя и художника Уильяма Морриса. А затем в разных странах появились его филиалы. У них была двойная идея. Во-первых, сделать вещи красивыми, индивидуальные вещи, а не конвейерные. А во-вторых, объединить ремесленников в деле производства этих вещей. Ран-ний модерн вообще очень связан с социалистическими идеями.

Таким образом, ранний европейский модерн был двунаправленным. С одной стороны — архаический, реставрационный вектор: вокруг строят гигантские фабрики, а мы вернемся назад, к ремеслу, к средневековым цехам. И одновре-менно он же является вектором футуристическим, потому что все это делается во имя утопического будущего. В перспективе весь мир должен быть спасен красотой и превратиться в сплошной город-солнце.

Но вернемся к мирискусникам. Чтобы издавать журнал, нужны спонсоры. Кто дает им деньги? Неожиданная деталь: значительную сумму дал Николай II — потому что его попросил Валентин Серов, писавший портрет императора. Но были и два постоянных спонсора. Первый — предприниматель и меценат Савва Мамонтов, который, впрочем, к 1899 году разорился. Второй — княгиня Мария Тенишева, она будет субсидировать издание до финала. И Мамонтов, и Тенишева были инициаторами российской программы, аналогичной Движе-нию искусств и ремесел. В своих имениях — один в Абрамцево, вторая в Талаш-кино — они создавали художественные мастерские. Известно, что у Мамонтова Врубель расписывал балалайки и камины — но это не было никаким неуваже-нием к художнику, ровно наоборот. И неудивительно, что именно эти два человека поддерживают Бенуа и Дягилева.

Михаил Врубель. Портрет Саввы Мамонтова. 1897 год Wikimedia Commons / Государственная Третьяковская галерея

Михаил Врубель. Валькирия (Портрет княгини Марии Тенишевой). 1899 год Wikimedia Commons / Одесский художественный музей

Журнал издавался шесть лет, с 1898-го по 1904-й. Среди дочерних его пред-приятий были и салон «Современное искусство», где торговали мебелью, фарфором и так далее, и кружок «Вечера современной музыки», и еще один журнал, «Художественные сокровища России», с тем же Бенуа в роли редак-тора. Устраивались выставки российского и зарубежного искусства — их было пять, а еще три устроил Дягилев до выхода журнала. Дягилев вообще был движущей силой всех инициатив — человек неуемной энергии и выдающихся организационных талантов. Среди самых громких его проектов — историческая выставка русского портрета, на которой он практически открывает публике отечественное искусство XVIII — первой половины XIX века. Дягилев сам соби-рал на эту выставку работы, объезжая усадьбы и буквально обольщая владель-цев. В 1907 году он проводит в парижской Гранд-опера серию концертов рус-ской музыки, и отсюда начинается история последующей более чем двадцати-летней антрепризы — знаменитых Русских сезонов.

Леон Бакст. Портрет Сергея Дягилева с няней. 1906 год Wikimedia Commons / Государственный Русский музей

Дягилев уезжает за границу, и практическая деятельность объединения остается на Александре Бенуа, а он идеолог, но не организатор. И в «Мире искусства» наступают не лучшие времена. Но парадоксальным образом вероятность быстрого заката была заложена в самой программе сообщества. Потому что эти люди, дорожащие дружбой в собственном узком кругу, в художественной политике исповедовали предельную широту и толерант-ность. Они готовы были сотрудничать со всеми и привлекать в свои проекты всех. Всех, в ком видно хоть что-то живое — даже если это живое видно едва и самим мирискусникам чуждо. В первом номере журнала было много репро-дукций картин Васнецова, хотя среди издателей не было его поклонников и вообще «Мир искусства» выступал против передвижничества. Они были уверены, что Репин устарел, но публиковали репродукции его картин, призна-вая их значение. А ведь уже начинается эпоха манифестных войн, когда при-нято размежевываться, воевать за свой взгляд на мир и творческую оригиналь-ность. В этих условиях идея всеобщего объединения во имя эстетической уто-пии становится очень уязвимой.


После представления балета «Петрушка» в Парижской опере. 1920-е годы Слева направо: Николай Кремнев, Александр Бенуа, Борис Григорьев, Тамара Карсавина, Сергей Дягилев, Вацлав Нижинский и Серж Лифарь. ullstein bild / Getty Images

Но в 1904 году во имя этой идеи объединения мирискусники совершают силь-ный жест — они отказываются от собственного бренда и входят в московский Союз русских художников. Там солируют пейзажисты саврасовско-левитанов-ской линии, там в моде импрессионизм, петербургским художникам чуж-дый, — и, конечно, никакого объединения не получается. В 1910 году «Мир искусства» восстанавливает собственное имя. Но мирискусники не отказы-ваются от идеи самого широкого сотрудничества, и теперь на их выставках можно встретить и символистов из «Голубой розы», и фрондеров из «Бубно-вого валета», и вообще кого угодно — вплоть до Малевича.

Бенуа избегает властных полномочий, поэтому в 1910 году главой «Мира ис-кусства» становится Николай Рерих, человек и художник совершенно иного, практически враждебного истинным мирискусникам склада. А в 1921 году объединение и вовсе возглавит Илья Машков, самый беспардонный из «бубно-вых валетов» — он просто узурпирует бренд. Но это будет уже посмертное существование, хотя формально «Мир искусства» будет распущен лишь в 1924 году. К тому времени из его основателей никого уже не останется в России, кроме Бенуа (он тоже вскоре эмигрирует), Лансере и Остроумовой-Лебедевой.

Николай Рерих в тибетском костюме. 1920‑е годы The Library of Congress

Надо сказать, что идеологи и создатели «Мира искусства» отчасти осознавали эфемерность своей затеи. Они чувство-вали наступление другой жизни и появ-ление других людей, которые вытеснят их самих с культурного поля. Это чувство было ясно сформулиро-вано в речи Дягилева, произнесенной еще в 1905 году. И эту вполне проро-ческую речь стоит привести:

«Не чув-ствуете ли вы, что длинная галерея портретов великих и малых людей, которыми я постарался заселить вели-колепные залы Тавриче-ского дворца, есть лишь грандиозный и убедитель-ный итог, подводи-мый блестящему, но, увы, и омертвевшему периоду на-шей истории? <…> Я заслужил право сказать это громко и определенно, так как с послед-ним дуновением летнего ветра я закончил свои долгие объезды вдоль и поперек необъятной России. И именно после этих жадных странствий я особенно убедился в том, что насту-пила пора итогов. Это я наблюдал не только в блестящих образах предков, так явно далеких от нас, но главным образом в доживающих свой век потомках. Конец быта здесь налицо. Глухие заколоченные майораты, страшные своим умер-шим великолепием дворцы, странно обитаемые сегодняшними милы-ми, средними, не выносящими тяжести прежних парадов людьми. Здесь доживают не люди, а доживает быт. И вот когда я совершенно убедился, что мы живем в страшную пору перелома; мы осуждены умереть, чтобы дать воскреснуть новой культуре, которая возьмет от нас то, что оста-нется от нашей усталой мудрости. Это говорит история, то же подтвер-ждает эстетика. И теперь, оку-нувшись в глубь истории художественных образов и тем став неуязвимым для упреков в крайнем художественном радикализме, я могу смело и убежден-но сказать, что не ошибается тот, кто уверен, что мы — свидетели величайшего исторического момента итогов и концов во имя новой неведомой культуры, которая нами воз-никает, но и нас же отметет. А потому, без страха и неверия, я подымаю бокал за разрушенные стены прекрасных дворцов, так же как и за новые заветы новой эстетики».

Стиль "модерн" возник в европейской архитектуре в последнем десятилетии 19 века как протест против использования в искусстве приемов и форм стилей прошлого.

Зародился этот стиль в сфере художественной промышленности и был связан с попыткой создания новых художественных форм, осуществляемых промышленным способом. В Бельгии, Австрии и Германии появляются механизированные мастерские, предназначенные для выполнения предметов мебели и быта по эскизам художников. Из сферы прикладного искусства модерн вскоре распространяется на архитектуру и изобразительное искусство.

Ранний модерн в архитектуре отличается применением прихотливых, сложно очерченных криволинейных линий и форм, искажающих исторически сложившуюся архитектонику. Затейливые, капризные, абстрагированные кривые, по которым строятся очертания карнизов и фронтонов, оконных и дверных проемов, лестниц, ограждений балконов, козырьков над входами, иногда и самих стен, усложненный ритм "разбивки" оконных проемов, подчеркнутая асимметрия в размещении масс и "пятен", бесчисленные шпицы и башенки, венчающие крыши, своеобразные плоскостные орнаментальные композиции - таков запас художественных средств, которыми пользуется архитектор, работающий в стиле модерн.

Первоначально задуманный как стиль для городских особняков и загородных вилл, модерн вскоре получил распространение и в строительстве доходных домов и общественных сооружений. Крайний индивидуализм модерна, заключающийся в стремлении зодчего создавать оригинальные, неповторимые в своем облике произведения, и исключающие всякую возможность использования их форм в других постройках, был по существу связан с декадентскими течениями в художественной культуре того времени. Как стиль, он не вдохновлялся большими идеями и потому, просуществовав в Европе в качестве модного течения немногим более десяти лет, начал отмирать, окончательно исчезнув к началу первой мировой войны.

В России модерн появился во второй половине 1890-х годов. Новый стиль, в котором стали работать русские зодчие, хотя и пришел из Европы, но и там к этому времени еще не получил окончательного оформления. Поэтому русский модерн развивался в большой степени самостоятельно, наложив отпечаток на многие произведения архитектуры, изобразительного и прикладного искусства.

Представители русского модерна рассматривали его как попытку свергнуть господство всякого ретроспективного стилизаторства, в том числе и псевдоклассического направления.

Для представителей русского модерна, во всяком случае - для наиболее талантливых зодчих, этот стиль в первые годы своего существования казался таящим большие возможности для развития в архитектуре рациональных тенденций.

Однако уже по прошествии нескольких первых лет строительства жилых и общественных зданий в стиле модерн архитекторы начали пересматривать свое отношение к нему как к чисто декоративному, орнаментальному стилю, который стал, по их мнению камнем преткновения на пути развития рационального зодчества. Отсюда проистекает стремление архитекторов к освобождению от характерного для раннего модерна убранства, к простоте архитектурных форм, выявляющих и подчеркивающих конструктивную основу здания.

Первые шаги модерна в русской архитектуре связываются со II съездом русских зодчих, состоявшимся в 1895 году. На организованной при нем выставке были экспонированы работы будущих представителей модерна -Ф. О. Шехтеля, Л. Н. Кекушева и И. А. Иванова-Шица. Однако, несмотря на некоторое тяготение к рациональной планировке, в этих работах еще слабо наметились свойственные новым веяниям черты. Принцип симметрии, лежащий в основе композиции здания Сиротского приюта имени Мазурина в Москве, спроектированного И. А. Ивановым-Шицем, сковал свободу планировочного решения. В фасаде этого сооружения, оформленном в "неогреческом" стиле, все же угадывается рука архитектора, построившего впоследствии здание Университета имени Шанявского на Миусской площади в Москве. Высокие, увенчанные гребнями крыши на шехтелевском проекте загородного дома (осуществленном в имении В. Е. Морозова Одинцове-Архангельском, Подольского уезда Московской области; 1890-е годы), не раз встречаются в позднейших постройках этого зодчего, а свободная планировка здания, соответствующая функциональным требованиям, свидетельствует о рационалистических устремлениях архитектора даже на раннем этапе его творчества. Хорошо продуман и асимметричный план дома С. Т. Морозова на Спиридоновке (ул. А. Толстого, № 17). В то же время его фасад, выполненный в формах английской готики, и пышные интерьеры делают особняк Морозова характерным образцом эклектической архитектуры, сквозь которую еще очень слабо проступают элементы нового.

Период между I и III съездом русских зодчих явился по существу временем становления и формирования русского модерна в его ранней стадии. Значительной вехой на пути признания "нового стиля" явился III съезд (1900), состоявшийся в эпоху промышленного подъема. На выставке, устроенной при этом съезде, увеличилось количество произведений, выполненных в "новом стиле". Многие архитекторы решительно перешли на путь применения типичного для модерна убранства. Среди них следует упомянуть петербургского архитектора А. И. фон-Гогена, применявшего до того в своих проектах формы эклектики.

В этой выставке снова участвовали Кекушев, Шехтель и Иванов-Шиц - на этот раз с еще большим количеством работ, и притом в "новом стиле".

Трактовка архитектурных традиций в проектах московских зодчих была весьма вольной. Развитие стиля модерн в архитектуре протекало под знаком борьбы с ретроспективным стилизаторством и эклектикой. Но результатом этой борьбы зачастую была лишь новая переработка накопленных веками в русском и мировом зодчестве традиционных приемов в соответствии с новыми строительными материалами и конструкциями. Представители модерна, отвергая вековые художественные традиции в архитектуре и пытаясь изобрести новые формы, обращались в то же время к мотивам полузабытых или малоизвестных стилей, таких, например, как готика и японская архитектура.

Значительное место в работе III съезда русских зодчих занимали вопросы рациональной архитектуры. Большое внимание участников съезда привлек доклад строителей политехникума в Варшаве, стремившихся использовать в его архитектуре новейшие технические достижения. Началу строительства политехникума предшествовала командировка его создателей в крупные города Европы для ознакомления с современными требованиями, предъявляемыми к зданиям высших учебных заведений.

Зодчие того времени иногда поднимались до некоторого предвидения будущего архитектуры. Но, находясь в полной зависимости от заказчика, они мало могли сделать реального, чтобы это будущее приблизить. И тем не менее ростки рациональной архитектуры, пробивавшиеся сквозь декоративную оболочку формирующегося модерна, назревали и крепли.

Здания этого великого архитектурного периода можно встретить по всей России, от Санкт-Петербурга и Москвы до Владивостока.

Во всем мире русская архитектура в первую очередь связана с конструктивизмом. Основные архитектурные достижения предшествующего периода, с конца 19 до начала 20 века, связаны с французским и бельгийским стилем модерн или венским сецессионом. Но в России есть не менее выдающиеся примеры этого стиля, известного как «Модерн». Компания Russia Beyond выбрала 10 зданий этой великой эпохи, которые расположены в разных уголках России.

10 ФОТО

1. Дом Ливчака в Ульяновске.

Архитектор Федор Ливчак построил этот дом для своей семьи в 1914 году. Дав волю своему воображению, он разработал все, включая детали интерьера и мебель. Архитектура сочетает в себе черты европейского стиля модерн — большие окна в форме подковы, изогнутые опоры крыльца и керамические панели — с традиционными древнерусскими элементами.


1. Дом Ливчака в Ульяновске.

Этот дом, один из лучших образцов московского модерна, принадлежал банкиру и основателю первого в России автомобильного завода Степану Рябушинскому и был построен между 1900 и 1902 годами самым успешным архитектором того времени Федором Шехтелем.


3. Гостиница Метрополь в Москве.

Современники называли здание «манифестом нового стиля». Предприниматель и меценат Савва Мамонтов начал строительство, но вскоре обанкротился, и поэтому здание оказалось более скромным, чем планировалось изначально.


4. Дом компании «Зингер» в Санкт-Петербурге.

Компания American Singer построила это здание между 1902 и 1904 годами, и оно должно было служить в качестве офиса в России. Компания планировала построить 11-этажное здание в стиле нью-йоркских небоскребов, но в Санкт-Петербурге было запрещено возводить здания выше Зимнего дворца (23,5 метра), что вынуждает вносить поправки в проект.

Российский архитектор Павел Сузор, отвечавший за строительство, нашел элегантное решение — шесть этажей здания не превышают максимальной высоты, но эфирная башня со стеклянным шаром на углу создает ощущение движения в небо. Здание было первым бизнес-центром в России с торговыми, банковскими помещениями и офисами в аренду. Архитектурный декор сочетает в себе черты эклектики и модерна. Здание унаследовало строгую гранитную облицовку, гранитные бордюры и бронзовых валькирийских дев из прошлого, в то время как черты нового стиля включают цветочный дизайн кованых балконов и решеток, который также повторяется в отделке интерьера.


5. Дом Молчанова и Савиной в Санкт-Петербурге.

Дом был построен между 1905 и 1907 годами для Марии Савиной, известной актрисы Императорских театров, и ее мужа Анатолия Молчанова. Профессия хозяйки дома отразилась на интерьерах. Помимо обычных приемных и жилых помещений, были также предусмотрены комната для хранения театральных костюмов и гримерная, в то время как витраж на лестнице и в прихожей иллюстрирует литературные сюжеты.


6. Особняк Форостовского в Санкт-Петербурге.

Это было одно из первых зданий города в стиле модерн. Карл Шмидт, русский архитектор немецкого происхождения, построил дом в 1900-1901 годах для купца Павла Форостовского, который хотел, чтобы в здании были жилые помещения и офисы, а также складские помещения для товаров в подвале.


7. Здание «Банка Рукавишникова» в Нижнем Новгород.

Здание было построено Сергеем Рукавишниковым, самым важным сановником города и поэтому неудивительно, что Рукавишников пригласил Федора Шехтеля, самого модного и дорогого архитектора того времени, для их проектирования.


8. Централь в Краснодаре.

Отель Централь, который стоит на этом месте с середины 19-го века, считался одним из лучших в городе и принадлежал братьям Богарсуковым, которые были богатыми купцами. Первый этаж двухэтажного здания был отдан под магазины, а гостиничные номера находились на втором этаже.


9. Железнодорожный вокзал Владивостока.

В 1910 году по мере строительства Транссибирской магистрали, соединяющей Москву и Санкт-Петербург с Уралом и далекий Восток было решено придать железнодорожному терминалу во Владивостоке внешний вид, аналогичный Ярославскому железнодорожному вокзалу в Москве, построенному Федором Шехтелем. Оба здания являются образцами неорусского стиля — русской версии стиля модерн. Широкие арки, тонкие стреловые окна, башни, высокие трапециевидные крыши и приземистая прочность всего здания были заимствованы из древнерусских дворцов 17-го века, в то же время претерпевая фундаментальную переосмысление.


10. Дом Шаронова в Таганроге.

Это еще один из проектов Федора Шехтеля за пределами Москвы. Здание было сдано в эксплуатацию в 1912 году таганрогским помещиком Евгением Шароновым для его дочери Марии. Это воплощение синтеза всех искусств, идея, которая была популярна в начале 20-го века. Архитектура выполнена в псевдорусском стиле (включая башни) и дополнена керамическими панелями.