Электронные публикации. Послание в Кирилло-Белозерский монастырь (1573)

Интересно послание Грозного игумену Кирилло-Белозерского монастыря Козьме (написано около 1573 г.) по поводу нарушения монастырского устава сосланными туда Грозным боярами Шереметевым, Хабаровым, Соба-киным.

Послание пронизано едкой иронией, перерастающей в сарказм, по отношению к опальным боярам, которые в монастыре «свои любострастные уставы ввели».

Оживает яркая сатирическая картина монастырского быта: «А ныне у вас Шереметев сидит в келье что царь, а Хабаров к нему приходит, да иные чернъцы, да едят, да пиют, что в миру, а Шереметев, невесть со свадбы, невесть с родин, розсылает по кельям пастилы, коврижки и иные пряные составные овощи, а за монастырем двор, а на нем запасы годовые всякие...»

На основании этого Грозный делает широкое обобщение, что «ныне бояре по всем монастырем... своим любострастием» порушили строгий монашеский устав. А в монастыре не должно существовать социального неравенства: «Ино то ли путь спасения, что в черньцех боярин боярства не сстрижет, а холоп холопства не избудет?»

Грозный обрушивается и на монахов, которые не в силах обуздать своевольных бояр. Ирония царя усиливается за счет самоуничижения, с которого Грозный начинает свое послание: «Увы мне грешному! горе мне окаянному! ох мне скверному!., мне, псу смердящему, кому учити, и чему наказати, и чем просветити?»

И далее, чем больше Грозный говорит о своем уважении к Кириллову монастырю, тем язвительнее звучат его укоризны. Он стыдит братию за то, что они допускают нарушение устава боярами, и тем самым неизвестно, пишет царь, кто у кого постригся, бояре ли у монахов или монахи у бояр. «Не вы им учители и законоположители, а они вам».

С сарказмом Грозный пишет: «Да, Шереметева устав добр, держите его, а Кирилов устав не добр, оставите его. Да сегодня тот боярин ту страсть введет, а иногды иной иную слабость введет, да помалу, помалу весь обиход монастырьской крепостной испразнится, и будут вcu обычаи мирские».

Заканчивает послание Грозный гневным раздражительным обращением, запрещающим монахам докучать ему подобными вопросами: «И о Хабарове мне нечего писати: как себе хочет, так дурует... А вперед бы есте о Шереметеве и о иных таких безлепицах нам не докучали...»

Как отмечает Д. С. Лихачев, «Послание в Кирилло-Белозерский монастырь» — это свободная импровизация, вначале ученая, а затем запальчивая, переходящая в обвинительную речь, написанная с горячей Убежденностью в своей правоте.

Своеобразие личности Грозного, особенности его писательской манеры проявляются и в его взаимоотношениях с одним из приближенных к нему опричников Василием Грязным, которому царь направил свое послание в 1574 г.

Посланный царем на русско-крымскую границу воеводою, Василий Грязной попал к крымцам в плен. В своем письме царю (письмо не сохранилось) Грязное изложил условия, на которых крымский хан соглашался отпустить «великого человека» русского государя: либо прислать большой выкуп, либо обменять на плененного русскими крымского полководца Дивея.

Обращаясь к «Васюшке», Грозный с иронией пишет, что Грязному не следовало «без путя середи крымских улусов заезжати», а уж если «заехано - ино было не по объездному спати».

«Ты чаял, что в объезд приехал с собаками за зайцы — ажио крымцы самого тебя в торок ввязали. Али ты чаял, что таково ж в Крыму, как у меня стоячи за кушением шутити?»— иронизирует царь.

Для царя опричник — не «великий человек», а «страдник», который был «у нас в приближении». За своего приближенного он согласен дать выкупа не более 2 тысяч, а не 100 тысяч, как о том просит Грязной, ибо «опричь государей таких окупов ни на ком не дают».

Невысокого мнения царь о полководческом таланте опричника и противопоставляет ему крымца Дивея: «Тебе,— обращается Грозный к Грязному, — вышедши из полону, столько не привести татар, не поймать сколько Дивей кристьян пленит».

Царь упрекает опричника, что тот сулил хану выкуп и мену «не по себе». Послание Грозного написано в форме непринужденной беседы и свидетельствует отнюдь не о положительной оценке царем своих опричников.

Смятенность души сурового владыки, испытывающего порой угрызения совести, боящегося приближающейся смерти, отражает созданный им покаянный канон Ангелу Грозному.

«Муж чюднаго рассуждения, в науке книжного поучения доволен и многоречив зело»,— так характеризовали Грозного ближайшие потомки. Все его сочинения пронизывает глубокий, тонкий и насмешливый ум русского человека, выдающегося государственного деятеля и политика и в то же время тирана, правящего своим «самовластным хотением».

Живая наблюдательность, неуемный темперамент, добродушие и жестокость, лукавая простодушная усмешка и язвительная ирония, резкость и запальчивость — вот те черты характера Грозного, которые ярко отразились в его сочинениях.

Не считаясь с книжными канонами и традициями, смело нарушая их, он вводит в свои послания конкретные зарисовки, выхваченные из действительности.

Для передачи всей сложной гаммы чувств, владеющих им, Грозный широко использует просторечия, разговорные обыденные интонации и даже бранные слова.

Это и позволяет Грозному стать непревзойденным для своего времени мастером «кусательного» стиля, который без промаха разит противника.

Послания Грозного — яркое свидетельство начала разрушения строгой системы книжного литературного стиля, который создавался стараниями книжников XIV—XVI вв., и появления стиля индивидуального. Правда, «заявить» о своей индивидуальности в области стиля мог тогда только царь, самодержец всея Руси.

Осознавая свое высокое положение, он мог смело нарушать установленные стилистические нормы и разыгрывать роли то мудрого философа, то смиренного раба Божьего, то жестокого и неумолимого владыки, «вольного» казнить или миловать своих «холопов» — подданных.

Против рабства выступает боярский сын Матвей Башкин, доказывая авторитетом «писания» незаконность рабовладения. «Христос всех братиею нарицает,— говорил он,— а у нас де на иных и кабалы, на иных — беглыя, а па инех — нарядныя, а на иных полныя».

Еще далее Башкина пошел беглый холоп Феодосии Косой, который, отвергая церковные догмы (троичность божества, почитание храмов и икон, церковную иерархию), выступил противником всякой эксплуатации, войн и гражданских властей, страстным поборником равенства людей.

Обличению «ереси» Феодосия Косого были посвящены два публицистических произведения Зиновия Отенского — «Истины показание» и «Послание многословное».

Созванный в 1554 г. церковный собор осудил «ереси» Матвея Башкина и Феодосия Косого, а также бывшего игумена Троице-Сергиева монастыря старца Артемия, ревностного «нестяжателя», связанного с Максимом Греком и Матвеем Башкиным.

Они были приговорены к пожизненному заточению в монастырях. Однако Артемию и Феодосию Косому удалось бежать в Литву.

Таким образом, в публицистике XVI в. отразилась полемика по кардинальным политическим проблемам своего времени, связанная с характером государственного управления, местом и ролью в этом Управлении царя, боярства, служилого дворянства и монашества.

В публицистике впервые был поставлен вопрос о положении русского крестьянина и прозвучали голоса, осуждающие рабство. Политические проблемы публицисты связывали с моральными, философскими и эстетическими.

Доказывая свою правоту, опровергая аргументы противников, они не ограничивались ссылками на авторитет «писания», а опирались на логику, апеллировали к разуму, используя факты действительности и личной жизни.

Отличительная особенность публицистики XVI в.— ее жанровое многообразие: полемическое «слово», «наказание», «слово ответное», беседа, челобитная, публицистический памфлет, эпистола.

Публицистика XVI в. сыграла важную роль в формировании русского литературного языка и русской литературы. Ее традиции получили отклик в исторических повестях начала XVII в., в полемических посланиях-беседах Аввакума.

Кусков В.В. История древнерусской литературы. - М., 1998 г.

Подготовка текста Е. И. Ванеевой, перевод и комментарии Я. С. Лурье

ВСТУПЛЕНИЕ

Послание Ивана Грозного в Кирилло-Белозерский монастырь, как и его послания Курбскому, имело не только деловой характер - судя по довольно широкому распространению (свыше 20 списков), которое получило это послание, оно воспринималось как литературный памятник. Но в списках XVI века оно не сохранилось: едва ли игумен и старцы Кириллова монастыря были в XVI в. заинтересованы в распространении этого далеко не лестного для них послания.

Послание Грозного, очевидно, написано в сентябре 1573 г. в ответ на грамоту братии Кирилло-Белозерского монастыря, просившей царя о «наставлении» в связи с возникшим в монастыре конфликтом между двумя высокопоставленными монахами - Иваном-Ионой Шереметевым и Василием-Варлаамом Собакиным, посланным Иваном IV в монастырь, но отозванным весной 1573 г. в Москву.

Основной темой послания были взаимоотношения между монастырем и оппозиционной знатью: крупные землевладельцы, не уверенные в эти годы в прочности своих владений, часто предпочитали передавать их в монастырь. Какими становились взаимоотношения между таким вкладчиком и монастырем в последующее время - вероятно, зависело от многих обстоятельств. В случае, который стал конкретным поводом для написания послания, бывший боярин И. В. Шереметев, постригшийся в монахи под именем Ионы, держал при монастыре «особые годовые запасы» и фактически содержал монастырь. Царя такое резкое расширение независимого церковного землевладения и уход из-под государственного контроля очень беспокоили; монастырь, настаивал он, не должен ни от кого зависеть, кроме государя.

Послание Ивана Грозного в Кирилло-Белозерский монастырь публикуется по списку Архива ФИРИ, собр. Н. П. Лихачева, № 94, сборник XVII века, л. 1-53 об.

ОРИГИНАЛ

ПОСЛАНИЕ ЦАРЯ И ВЕЛИКАГО КНЯЗЯ ИОАННА ВАСИЛИЕВИЧЯ ВСЕА РУСИИ В КИРИЛОВЪ МОНАСТЫРЬ ИГУМЕНУ КОЗМѢ, ЯЖЕ О ХРИСТѢ З БРАТИЕЮ

ПОСЛАНИЕ ЦАРЯ И ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ИОАННА ВАСИЛЬЕВИЧА ВСЕЯ РУСИ В КИРИЛЛОВ МОНАСТЫРЬ ИГУМЕНУ КОЗЬМЕ С БРАТИЕЮ ВО ХРИСТЕ

Въ пречестную обитель пресвятыя и пречистыя Владычицы нашея Богородицы честнаго и славнаго ея Успения и преподобнаго и богоноснаго отца нашего Кирила чюдотворца, яже о Христе Божественаго полка наставнику и вожу и руководителю к пренебесному селению, преподобному игумену Козмѣ, яже о Христѣ з братиею, царь и великий князь Иоаннъ Василиевичь всеа Русии челомъ биетъ.

В пречестную обитель Успения пресвятой и пречистой Владычицы нашей Богородицы и нашего преподобного и богоносного отца Кирилла-чудотворца, священного Христова полка наставнику, проводнику и руководителю на пути в небесные селения, преподобному игумену Козьме с братиею во Христе царь и великий князь Иоанн Васильевич всея Руси челом бьет.

Увы мнѣ грѣшному! Горе мнѣ окаянному! Охъ мнѣ скверному! Кто есмь азъ, на таковую высоту дерзати? Бога ради, господие и отцы, молю васъ, престаните от таковаго начинания. Азъ братъ вашъ недостоинъ есми нарещися, но, по еуангельскому словеси, сотворите мя яко единаго от наемникъ своихъ, тѣмже припадая честныхъ ногъ вашихъ стопамъ и милъ ся дѣя, - Бога ради престаните от таковаго начинания. Писано бо есть: «Свѣтъ инокомъ - ангели, свѣтъ же миряномъ - иноки». Ино подобаетъ вамъ, нашимъ государемъ, и насъ, заблуждьшихъ во тмѣ гордости и сѣни смертнѣ, прелести тщеславия, ласкордъства и ласкосердия, просвѣщати. А мнѣ, псу смердящему, кому учити и чему наказати и чѣмъ просвѣтити? Самъ повсегда въ пряньствѣ, в блудѣ, в прелюбодѣйствѣ, въ сквернѣ, во убийствѣ, в граблении, в хищении, в ненависти, во всяком злодѣйствѣ, по великому апостолу Павлу: «Надѣяй же ся себе вождь быти слѣпымъ, свѣтъ сущимъ во тмѣ, наказатель безумнымъ, учитель младенцемъ, имуща образъ разума и истиннѣ в законе: научяй бо иного, себе ли не учиши? Проповѣдаяй не красти, крадеши? Глаголяй не прелюбы творити, прелюбы твориши? Скаредуяй ся идолъ, святая крадеши? Иже в законѣ хвалишися, преступлениемъ закона Богу досаждаеши?» И паки той же великий апостолъ глаголетъ: «Егда како инѣмъ проповѣдавъ, самъ неключимъ буду?»

Увы мне, грешному! Горе мне, окаянному! Ох мне, скверному! Кто я такой, чтобы покушаться на такое величие? Молю вас, господа и отцы, ради Бога, откажитесь от этого замысла. Я и братом вашим называться не достоин, но считайте меня, по евангельскому завету, одним из ваших наемников. И поэтому, припадая к вашим святым ногам, умоляю, ради Бога, откажитесь от этого замысла. Сказано ведь в Писании: «Свет инокам - ангелы, свет мирянам - иноки». Так подобает вам, нашим государям, нас, заблудившихся во тьме гордости и находящихся в смертной обители обманчивого тщеславия, чревоугодия и невоздержания, просвещать. А я, пес смердящий, кого могу учить, и чему наставлять, и чем просветить? Сам вечно в пьянстве, блуде, прелюбодеянии, скверне, убийствах, грабежах, хищениях и ненависти, во всяком злодействе, как говорит великий апостол Павел: «Ты уверен, что ты путеводитель слепым, свет для находящихся во тьме, наставник невеждам, учитель младенцам, имеющий в законе образец знания и истины: как же, уча другого, не учишь себя самого? Проповедуя не красть, крадешь? Говоря «не прелюбодействуй», прелюбодействуешь; гнушаясь идолов, святотатствуешь; хвалишься законом, а нарушением его досаждаешь Богу?» И опять тот же великий апостол говорит: «Как, проповедуя другим, сам останусь недостойным?»

Бога ради, отцы святии и преблаженнии, не дѣйте мене, грѣшнаго и сквернаго, плакатися грѣховъ своихъ и себѣ внимати среди лютаго сего треволнения прелестнаго мимотекущаго свѣта сего. Паче же в настоящемъ семъ многомятежномъ и жестокомъ времени кому мнѣ, нечистому и скверному и душегубцу, учителю быти? Да негли Господь Богъ вашихъ ради святыхъ молитвъ сие писание в покаяние мнѣ вмѣнитъ. И аще хощете, есть у васъ дома учитель среди васъ, великий свѣтильник Кирилъ, и на его гробъ повсегда зрите и от него всегда просвѣщаетеся, по томъ же великие подвижници, ученицы его, а ваши наставницы и отцы по приятию рода духовнаго, даже и до васъ, и святый уставъ великаго чюдотворца Кирила, якоже у васъ ведется. Се у васъ учитель и наставникъ, от сего учитеся, от сего наставляитеся, от сего просвѣщаитеся, о семь утвержаитеся, да и насъ, убогихъ духомъ и нищихъ благодатию, просвѣщайте, а за дерзость Бога ради простите.

Ради Бога, святые и преблаженные отцы, не принуждайте меня, грешного и скверного, плакаться вам о своих грехах среди лютых треволнений этого обманчивого и преходящего мира. Как могу я, нечистый и скверный и душегубец, быть учителем, да еще в столь многомятежное и жестокое время? Пусть лучше Господь Бог, ради ваших святых молитв, примет мое писание как покаяние. А если хотите, есть у вас дома учитель, великий светоч Кирилл, гроб которого всегда перед вами и от которого всегда просвещаетесь, и великие подвижники, ученики Кирилла, а ваши наставники и отцы по восприятию духовной жизни, вплоть до вас, и устав великого чудотворца Кирилла, по которому вы живете. Вот у вас учитель и наставник, у него учитесь, у него наставляйтесь, у него просвещайтесь, будьте тверды в его заветах, да и нас, убогих духом и бедных благодатию, просвещайте, а за дерзость простите, Бога ради.

Понеже помните, отцы святии, егда нѣкогда прилучися нѣкоимъ нашимъ приходомъ к вамъ в пречестную обитель пречистыя Богородицы и чюдотворца Кирила и случися тако судбами Божиими по милости пречистыя Богородицы и чюдотворца Кирила молитвами от темныя ми мрачности малу зарю свѣта Божия в помыслѣ моемъ восприяхъ и повелѣхъ тогда сущему преподобному вашему игумену Кирилу с нѣкоими от васъ братии нѣгде в кѣлии сокровенѣ быти, самому же такожде от мятежъ и плища мирскаго упразнившуся и пришедшу ми к вашему преподобию; и тогда со игуменомъ бяше Иосафъ архимандритъ каменьской, Сергий Колачевъ, ты, Никодимъ, ты, Антоней, а иныхъ не упомню. И бывши о семъ бесѣде надолзѣ, и азъ грѣшный вамъ извѣстихъ желание свое о пострижении и искушахъ, окаянный, вашу святыню слабыми словесы. И вы извѣстисте ми о Бозѣ крѣпостное житие. И якоже услышахъ сие Божественое житие, ту абие возрадовася скверное мое сердце со окаянною моею душею, яко обрѣтохъ узду помощи Божия своему невоздержанию и пристанище спасения. И свое обѣщание положихъ вамъ с радостию, яко нигдѣ индѣ, аще благоволитъ Богъ в благополучно время здраву пострищися, точию во пречестнѣй сей обители пречистыя Богородицы, чюдотворца Кирила составления. И вамъ молитвовавшимъ, азъ же окаянный преклонихъ скверную свою главу и припадохъ к честнымъ стопамъ преподобнаго игумена тогда сущаго вашего же и моего на семъ благословения прося. Оному же руку на мнѣ положъшу и благословившу мене на семъ, якоже выше рѣхъ, яко нѣкоего новоприходящаго пострищися.

Ибо вы помните, святые отцы, как некогда случилось мне прийти в вашу пречестную обитель Пречистой Богородицы и чудотворца Кирилла и как совершилось по воле провидения, по милости Пречистой Богородицы и по молитвам чудотворца Кирилла, я обрел среди темных и мрачных мыслей небольшой просвет света Божия и повелел тогдашнему игумену Кириллу с некоторыми из вас, братия, тайно собраться в одной из келий, куда и сам я явился, уйдя от мирского мятежа и смятения и обратившись к вашей добродетели; был тогда с игуменом Иоасаф, архимандрит каменский, Сергий Колычев, ты, Никодим, ты, Антоний, а иных не упомню. И в долгой беседе я, грешный, открыл вам свое желание постричься в монахи и искушал, окаянный, вашу святость своими слабыми словами. Вы же мне описали суровую монашескую жизнь. И тогда я услышал об этой Божественной жизни, сразу же возрадовались мое скверное сердце с окаянной душою, ибо я нашел узду помощи Божьей для своего невоздержания и спасительное прибежище. С радостью я сообщил вам свое решение: если Бог даст мне постричься в благоприятное время и здоровым, совершу это не в каком-либо ином месте, а только в этой пречестной обители пречистой Богородицы, созданной чудотворцем Кириллом. И когда вы молились, я, окаянный, склонил свою скверную голову и припал к честным стопам тогдашнего игумена, вашего и моего, прося на то благословения. Он же возложил на меня руку и благословил меня на ту жизнь, о которой я упоминал, как и всякого человека, пришедшего постричься.

И мнѣ мнится, окаянному, яко исполу есмь чернецъ; аще и не отложихъ всякого мирскаго мятежа, но уже рукоположение благословения ангельскаго образа на себѣ ношу. И видѣхъ во пристанищи спасения многи корабли душевныя лютѣ обуреваеми треволнением, сего ради не могохъ терпѣти, малодушьствовахъ и о своей души поболѣхъ, яко сый уже вашъ, да не пристанище спасения испразнится, сице дерзнухъ глаголати.

И кажется мне, окаянному, что наполовину я уже чернец; хоть и не совсем еще отказался от мирской суеты, но уже ношу на себе рукоположение и благословение монашеского образа. И, видя в пристанище спасения многие корабли душевные, обуреваемые жестоким смятением, не мог поэтому терпеть, отчаялся и о своей душе обеспокоился (ибо я уже ваш), и чтобы пристанище спасения не погибло, дерзнул сказать это.

И вы Бога ради, господия мои и отцы, простите мене грешнаго за дерзость доселе моего к вамъ суесловия. (...)

И вы, мои господа и отцы, ради Бога, простите меня, грешного, за дерзость моих суетных слов. <...>

Первое, господие мои и отцы, по Божии милости и пречистыя его матере молитвами, и великаго чюдотворца Кирила молитвами имате уставъ великаго сего отца, даже и доселе в васъ дѣйствуется. Сего имуще о немъ стойте, мужайтеся, утвержайтеся и не паки подъ игомъ работѣ держитеся. (...)

Прежде всего, господа мои и отцы, вы по Божьей милости и молитвами его пречистой матери и великого чудотворца Кирилла имеете у себя устав этого великого отца, действующий у вас до сих пор. Имея такой устав, мужайтесь и держитесь его, но не как рабского ярма. <...>

И вы, господие и отцы, стойте мужественѣ за чюдотворцево предание и не ослабляйте, какъ васъ Богъ и Пречистая и чюдотворецъ просвѣтитъ, якоже писано есть: «Свѣтъ инокомъ - ангели и свѣтъ миряномъ - инокы». И аще свѣтъ тма, а мы, окаяннии, тма суще, кольми помрачимся! Помните, господие мои и отцы святии, Маккавѣи за едино свиное мясо, равно еже за Христа, с мученикы почтошася; и како рече Елеазару мучитель, и на се сошедшу, да не ястъ свиная мяса, но токмо в руку прииметъ, и рекутъ людемъ, яко Елеазаръ мяса ястъ. Доблественный же сей рече сице: «Осмьдесятъ лѣтъ имать Елеазаръ и нѣсмь соблазнилъ люди Божия, и нынѣ, старъ сый, како соблазнъ буду Израилю». И тако скончася. И божественный Златаустъ пострада за обидящихъ и царицу возгражая от лихоимания. He бо исперва виноградъ и вдовица вина бысть толику злу, и чюдному сему отцу изгнание и труды и нужную от повлачения смерть. Сие бо о виноградѣ от невѣждь глаголется, аще же кто житие его прочтетъ, извѣстно увѣсть, яко за многихъ Златаустъ сие пострада, а не за единъ виноградъ. И виноградъ же сий не просто, якоже глаголютъ, но бысть нѣкто мужъ во Царѣграде, болярьска сана сый, и оглаголанъ бысть царице, яко поношаетъ ей о лихоимании, она же гнѣвомъ обията бывши заточи его и с чады в Селунь. Оному же и великаго Златауста моляще помощи ему; оному же царицы не воспретившу, но попустивши сему тако быти, и тамо ему в заточении и кончавшуся. Царица же гнѣвомъ неутолима сущи и, еже на прекормление убозѣй сей остави виноградъ, восхотѣ злохитръствомъ отняти. И аще святий о малыхъ сихъ вещехъ сице страдаху, кольми паче, господие мои и отцы, вамъ подобаетъ о чюдотворцовѣ предании пострадати. Якоже апостоли Христу сраспинаеми и соумеръшвляеми и совоскрешаеми будутъ, тако и вамъ подобаетъ усердно послѣдствовати великому чюдотворцу Кирилу и предание его крѣпко держати и о истиннѣ подвизатися крѣпцѣ и не быти бѣгуномъ, пометати щитъ и иная, но вся оружия Божия восприимѣте и не предавайте чюдотворцова предания никтоже от васъ, яко Июда Христа сребра ради, тако и нынѣ страстолюбия ради. Есть бо в васъ Анна и Каияфа - Шереметевъ и Хабаровъ, и есть Пилатъ - Варламъ Сабакинъ, понеже от царския власти посланъ, и есть Христосъ распинаемъ - чюдотворцово предание преобидимо. Бога ради, отцы святии, мало в чемъ ослабу попустите, то и велико будет.

И вы, господа и отцы, стойте мужественно за заветы чудотворца и не уступайте в том, в чем вас просвещает Бог, пречистая Богородица и чудотворец, ибо сказано, что «свет инокам - ангелы и свет мирянам - иноки». И если уж свет станет тьмой, то в какой же мрак впадем мы - темные и окаянные! Помните, господа мои и святые отцы, что Маккавеи только из-за того, что не едят свиного мяса, почитаются наравне с мучениками за Христа; вспомните, как Елеазару сказал мучитель, чтобы он не ел свиное мясо, а только взял его в руку, чтобы можно было сказать людям, что Елеазар ест мясо. Доблестный же так на это ответил: «Восемьдесят лет Елеазару, а ни разу он не соблазнил людей Божьих. Как же ныне, будучи стариком, буду соблазном народу Израиля?» И так погиб. И божественный Златоуст пострадал от обидчиков, предостерегая царицу от лихоимства. Ибо не виноградник и не вдова были первой причиной этого зла, изгнания чудотворца, мук его и его тяжкой смерти вследствие изгнания. Это невежды рассказывают, что он пострадал за виноградник, а тот, кто прочтет его житие, узнает, что Златоуст пострадал за многих, а не только за виноградник. И с виноградником этим дело было не так просто, как рассказывают, но был в Царьграде некий муж в боярском сане, и про него наклеветали царице, что он поносит ее за лихоимство, она же, объятая гневом, заточила его вместе с детьми в Селунь. Тогда он попросил великого Златоуста помочь ему; но тот не уговорил царицу, и все осталось, как было, там этот человек и скончался в заточении. Но царица, неутолимая в своем гневе, захотела убогий виноградник, который он оставил своей убогой семье для прокормления, хитростью отнять. И если святые из-за столь малых вещей принимали такие страдания, сколь же сильнее, мои господа и отцы, следует вам пострадать ради заветов чудотворца. Так же как апостолы Христовы шли за ним на распятие и умерщвление и вместе с ним воскреснут, так и вам подобает усердно следовать великому чудотворцу Кириллу, крепко держаться его заветов и бороться за истину, а не быть бегунами, бросающими щит и другие доспехи, но возьмитесь за оружие Божье, и да никто из вас не предаст заветов чудотворца, подобно Иуде, за серебро или, как сейчас, ради удовлетворения своих страстей. Ибо есть и у вас Анна и Кайафа - Шереметев и Хабаров, и есть Пилат - Варлаам Собакин, ибо он послан от царской власти, и есть Христос распинаемый - поруганные заветы чудотворца. Ради Бога, святые отцы, ведь если вы в чем-нибудь малом допустите послабление, оно обратится в великое.

Воспомяните, святии отцы, великаго святителя и епископа Василия Амасийскаго, еже писа к нѣкоему мниху, и тамо прочтите, и каково то ваше иноческое пополъзновение или ослабление умиления и плача достойно, и какова радость и подсмияние врагомъ, и какова скорбь и плачь вѣрнымъ! Тамо писано есть ко оному мниху сице, еже и к вамъ прилично, ко овѣмъ убо яко от великия высоты мирскаго пристрастия богатьства ко иноческому житию пришедшимъ, ко овѣмъ же яко во иночестемъ житии воспитавшимся. (...)

Вспомните, святые отцы, что писал к некоему монаху великий святитель и епископ Василий Амасийский, и прочтите там, какого плача и огорчения достойны проступки ваших иноков и послабления им, какую радость и веселье они доставляют врагам и какой плач и скорбь верным! То, что там написано некоему монаху, относится и к вам, и ко всем, которые ушли от великой высоты мирских страстей и богатства в иноческую жизнь, и ко всем, которые воспитались в иночестве. <...>

Видите ли, каково послабление иноческому житию плача и скорби достойно? И по тому вашему ослаблению, ино то Шереметева для и Хабарова для такова у вас слабость учинилася и чюдотворцову преданию преступление. И только намъ благоволитъ Богъ у васъ пострищися, ино то всему царьскому двору у васъ быти, а монастыря уже и не будет. Ино почти в черьнцы, и какъ молвити «отрицаюся мира и вся, яже суть в мирѣ», а миръ весь в очех? И како на мѣстѣ семъ святемъ съ братиею скорби терпѣти и всякия напасти приключьшыяся, и в повиновении быти игумену и всей братии в послушание и в любве, якоже во обѣщании иноческомъ стоитъ? А Шереметеву какъ назвати братиею - ано у него и десятой холопъ, которой у него в кѣлии живетъ, ѣстъ лутче братии, которыя в трапезѣ ядятъ. И велицыи свѣтилницы Сергие, и Кирилъ, и Варламъ, Димитрей и Пафнотей и мнози преподобнии в Рустей земли уставили уставы иноческому житию крѣпостныя, якоже подобаетъ спастися. А бояре к вамъ пришедъ свои любострастныя уставы ввели: ино то не они у васъ постриглися, вы у нихъ постриглися, не вы имъ учители и законоположители, они вамъ учители и законоположители. Да Шереметева уставъ добръ - держите его, а Кириловъ уставъ не добръ - оставь его! Да сево дни тотъ бояринъ ту страсть введетъ, а иногды иной иную слабость введетъ, да помалу, помалу весь обиходъ монастырской крѣпостной испразнится и будутъ все обычаи мирския. Ведь по всѣмъ монастыремъ сперва начальники уставили крѣпкое житие, да опосле ихъ разорили любострастныя. И Кирило чюдотворецъ на Симонове былъ, а после его Сергей, а законъ каковъ былъ - прочтите в житии чюдотворцове и тамо извѣстно увѣсте, да тотъ маленько слабостей ввелъ, а после его иныя побольши; да помалу, помалу и до сего, якоже и сами видите, на Симонове, кромѣ сокровенныхъ рабъ Божиихъ, точию одѣяниемъ иноцы, а мирская вся совершаются, якоже и у Чюда быша среди царствующаго града пред нашима отчима - намъ и вамъ видимо. Быша архимандрити: Иона, Исакъ Собака, Михайло, Васиянъ Глазатой, Аврамей, - при всѣхъ сихъ яко единъ от убогихъ бысть монастырей. При Левкии же како сравнася всякимъ благочиниемъ с великими обители и духовнымъ жительствомъ мало чимъ отстоя. Смотрите же, слабость ли утверждаетъ или крѣпость?

Видите, как послабление в иноческой жизни достойно плача и скорби? Вы же ради Шереметева и Хабарова совершили такое послабление и преступили заветы чудотворца. А если мы по Божьему изволению решим у вас постричься, тогда к вам весь царский двор перейдет, а монастыря уже и не будет. Зачем тогда идти в монахи и к чему говорить «отрекаюсь от мира и всего, что в нем есть», если мир весь в очах? Как в этом святом месте терпеть скорби и всякие напасти со всей братией и быть в повиновении у игумена и в любви и послушании у всей братии, как сказано в иноческом обете? А Шереметеву как назвать вас братиею? Да у него и десятый холоп, который у него в келье живет, ест лучше братии, которая обедает в трапезной. И великие светильники Сергий, и Кирилл, и Варлаам, и Дмитрий, и Пафнутий, и многие преподобные Русской земли установили крепкие уставы иноческой жизни, необходимые для спасения души. А бояре, придя к вам, ввели свои распутные уставы: выходит, что не они у вас постриглись, а вы у них постриглись, не вы им учители и законодатели, а они вам учители и законодатели. И если вам устав Шереметева хорош - держите его, а устав Кирилла плох - оставьте его! Сегодня тот боярин один порок введет, завтра другой иное послабление введет, да мало-помалу и весь крепкий монастырский уклад потеряет силу и пойдут мирские обычаи. Ведь во всех монастырях основатели сперва установили крепкие обычаи, а затем их уничтожили распутники. Чудотворец Кирилл был когда-то и в Симонове монастыре, а после него был там Сергий. Какие там были правила при чудотворце, узнаете, если прочтете его житие, а тот ввел уже некоторые послабления, а другие после него - еще больше; мало-помалу и дошло до того, что сейчас, как вы сами видите, в Симоновом монастыре все, кроме сокровенных рабов Господних, только по одеянию иноки, а делается у них все, как у мирских, так же как в Чудовом монастыре, стоящем среди столицы перед нашими глазами, - у нас и у вас на виду. Были там архимандриты: Иона, Исак Собака, Михайло, Вассиан Глазатый, Авраамий, - при всех них был этот монастырь одним из самых убогих. А при Левкии он сравнялся всяким благочинием с великими обителями, мало в чем уступая им в чистоте монашеской жизни. Смотрите сами, что дает силу: послабление или твердость?

А во се надъ Воротыньскимъ церковь есть поставили - ино надъ Воротыньскимъ церковь, а надъ чюдотворцомъ нѣтъ, Воротыньской в церкви, а чюдотворецъ за церквию! А на Страшномъ Спасовѣ судищи Воротыньской да Шереметевъ выше станутъ: потому Воротыньской церковию, а Шереметевъ закономъ, что ихъ Кирилова крѣпче. Слышахъ брата от васъ нѣкоего глаголюща, яко добрѣ се сотворила княгиня Воротыньскаго, азъ же глаголю, яко недобрѣ: по сему первое, яко гордыни есть и величания образъ, еже подобно царьстѣй власти церковию и гробницею и покровомъ почитатися. И не токмо души не пособь, но и пагуба, души бо пособие бываетъ от всякого смирения. Второе, и сие зазоръ немалъ, что мимо чюдотворца надъ нимъ церковь, а и единъ священникъ повсегда приношение приноситъ скуднѣе сие собора. Аще ли не повсегда - сего хужайше, якоже множайше насъ сами вѣсте. А и украшение церковное у васъ вмѣстѣ бы было, ино бы вамъ то прибылние было, а того бы роздоху прибылного не было, все бы было вмѣсте, и молитва совокупная. И мню и Богу бы приятнее было. Во се при нашихъ очехъ у Дионисия преподобнаго на Глушицахъ и у великаго чюдотворца Александра на Свири только бояре не стрыгутся и они Божиею благодатию процветаютъ постническими подвиги. Bo се у вас сперва Иасафу Умному дали оловяники в кѣлью, дали Серапиону Сицкому, дали Ионе Ручкину, а Шереметеву уже с поставцомъ, да и поварня своя. Ведь дати воля царю - ино и псарю; дати слабость вельможе - ино и простому. He глаголи ми никтоже римлянина оного, велика суща в добродѣтелехъ и сице покоящася, и сие не обдержная бѣ, но смотрения вещь, и в пустыни бѣ и то сотворяше вкратцѣ и бес плища, и никогоже соблазни, яко же рече Господь во Еуангелии: «Нужно бо есть приити соблазномъ; горе же человѣку тому, имже соблазнъ приходитъ». Ино бо есть единому жити и ино во общемъ житии.

А над гробом Воротынского поставили церковь - над Воротынским-то церковь, а над чудотворцем нет, Воротынский в церкви, а чудотворец за церковью! Видно, и на Страшном суде Воротынский да Шереметев станут выше чудотворца: потому что Воротынский со своей церковью, а Шереметев со своим уставом, который крепче, чем Кириллов. Я слышал, как один брат из ваших говорил, что хорошо сделала княгиня Воротынская. А я скажу: нехорошо, во-первых, потому что это образец гордыни и высокомерия, ибо лишь царской власти следует воздавать честь церковью, гробницей и покровом. Это не только не спасение души, но и пагуба: спасение души бывает от всяческого смирения. А во-вторых, очень зазорно и то, что над ним церковь, а не над чудотворцем, которому служит всегда только один священник, а это меньше, чем собор. А если не всегда служит, то это совсем плохо; а остальное вы сами знаете лучше нас. А если бы у вас было церковное украшение общее, вам было бы прибыльнее и лишнего расхода не было бы - все было бы вместе и молитва общая. Думаю, и Богу это было бы приятнее. Вот ведь на наших глазах только в монастырях преподобного Дионисия в Глушицах и великого чудотворца Александра на Свири бояре не постригаются, и эти монастыри по Божьей благодати процветают монашескими подвигами. А у вас дали сперва Иосафу Умному оловянную посуду в келью, потом дали Серапиону Сицкому, дали Ионе Ручкину, а Шереметеву - стол в келью, да и поварня своя. Дашь ведь волю царю - надо и псарю; дашь послабление вельможе - надо и простому. Не рассказывайте мне о том римлянине, который славился своими добродетелями и все-таки жил такой жизнью; то ведь не назначено было, а было по своей воле, и в пустыне было, недолго и без суеты, никого не соблазнило, ибо говорит Господь в Евангелии: «Трудно не поддаться соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит». Одно дело - жить одному, а другое дело - в общем житии.

Господие мои, отцы преподобнии, воспомяните вельможу оного, иже в Лѣствицы, Исидора глаголемаго Желѣзнаго, иже князь Александръский бѣ, и в каково смирение достиже. Такоже и вельможа Авенира царя индѣйскаго, иже на испытании бысть, и каково портище на немъ было, - ни куние, ни соболие. Та же и самъ Иоасафъ, сего царя сынъ, како царство оставя и до тоя Синаридския пустыни пѣшьшествова, и ризы царьския премени власяницею и многия напасти претерпѣ, имже николи же обыкъ, и како божественнаго Варлама достиже, и како с нимъ поживе - царски ли или постнически? И кто бысть болий - царевъ ли сынъ или невѣдомый пустынникъ? И съ собою ли царевъ сынъ законъ принесе или по пустынникову закону поживе и после его? Множае насъ сами вѣсте. А много у него было и своихъ Шереметевыхъ. И Елизвой Ефиопъский царь каково жестоко житие поживе? И Сава Сербъский како отца, и матерь, и братию, и род, и други вкупѣ же и царьство и с вельможами остави и крестъ Христовъ приятъ и каковы труды постничества показа? Таже и отец его Неманя, иже Симеонъ, и с материю его Мариею, его для поучения, како оставя царство и багряница премениша ангельскимъ образомъ и кое утѣшение улучиша телесное, да небесную радость улучиша? Како же и великий князь Святоша, преддержавый великое княжение Киевское, и пострижеся в Печерстемъ монастыри и пятьнадесятъ лѣтъ во вратарѣхъ бысть и всѣмъ работаше знающимъ его, имиже преже самъ владяше? И да толики срамоты Христа ради не отвержеся, яко и братиямъ его негодовати нань, своей державѣ того ради укоризну себѣ вменяху, но ниже сами, ниже нарѣчие инѣми к нему посылающе, не могоша его отвратити от таковаго начинания до дне преставления его. Но и по преставлении его, от стула древянаго, на немже седѣше у вратъ, бѣси прогоними бываху. Тако святии подвизахуся Христа ради, а у всѣхъ тѣхъ свои Шереметевы и Хабаровы были. А Игнатия блаженнаго патриарха Цариграда, царева же сына бывша, егоже в заточении замучи Варда кесарь, обличения ради, подобно Крестителю, понеже бо той Варда живяше с сыновней женою, - гдѣ сего праведнаго положиши?

Господа мои, отцы преподобные! Вспомните вельможу, описанного в «Лествице», - Исидора, прозванного Железным, который был князем Александрийским, а какого смирения достиг. Вспомните также и вельможу царя индийского Авенира, который явился на испытание, и какое одеяние на нем было, - ни кунье, ни соболье. А Иоасаф, сын этого царя: как он, оставив царство, пешком пошел до Синаридской пустыни, сменил царские одежды на власяницу и претерпел много бедствий, о которых раньше и не знал, и как он достиг божественного Варлаама, и какой жизнью стал жить вместе с ним - царской или отшельнической? Кто же был более велик - царский сын или неведомый пустынник? Принес ли царский сын с собой свои обычаи или стал жить по обычаям пустынника даже и после его смерти? Вы сами знаете это гораздо лучше нас. А у него много было своих Шереметевых. А Елизвой, царь Эфиопский, какой суровой жизнью жил? А как Савва Сербский отца, и мать, и братьев, и родных, и друзей вместе со всем царством и с вельможами оставил и принял крест Христов и какие отшельнические подвиги совершил? А как отец его Неманя, он же Симеон, с матерью его Марией по его поучению оставили царство и сменили багряные одежды на одеяния ангельского чина и какое они обрели земное утешение и получили радость небесную? А как великий князь Святоша, владевший великим княжением Киевским, постригся в Печерском монастыре и пятнадцать лет был привратником и работал на всех, кто знал его и над кем он прежде сам властвовал? И не устыдился ради Христа такого унижения, из-за которого даже его братья вознегодовали на него. Они видели в этом унижение для своей державы, но ни сами, ни уговорами через других людей не могли отвратить его от этого дела до дня его кончины. И даже после его кончины к его деревянному стулу, на котором он сидел у ворот, бесы не могли подойти. Вот какие подвиги совершали эти святые во имя Христа, а ведь у всех них были свои Шереметевы и Хабаровы. А блаженный цареградский патриарх Игнатий, который тоже был сыном царя и был, подобно Иоанну Крестителю, замучен кесарем Вардой за обличение его преступлений, ибо Варда жил с женой своего сына, - с кем этого праведника сравнишь?

А коли жестоко в черньцехъ, ино было жити в боярехъ, да не стричися. Доселе, отцы святии, моего к вамъ безумнаго суесловия отвѣщание мала изрекохъ вам, понеже в Божественомъ Писании о всемъ о семъ сами множае насъ окаянныхъ вѣсте. И сия малая изрекохъ вамъ понеже вы мя понудисте. Годъ уже равенъ, какъ былъ игуменъ Никодимъ на Москвѣ, отдуху нѣть, таки Собакинъ да Шереметевъ! А я имъ отецъ ли духовный или начальникъ - какъ себѣ хотятъ, такъ живутъ, коли имъ спасение души своея не надобетъ. Но доколе молвы и смущения, доколе плища и мятежа, доколе рети и шепетания, и суесловия, чесо ради? Злобѣснаго ради пса Василья Собакина, иже не токмо не вѣдуще иноческаго жития, но ни видяща, яко есть чернецъ, не токмо инокъ, еже есть велико. А сей и платья не знаетъ, не токмо жительства. Или бѣсова для сына Иоанна Шереметева? Или дурака для и упиря Хабарова? Воистинну, отцы святии, нѣсть сии черньцы, но поругатели иноческому житию. Или не вѣсте Шереметева отца Василия? Веть его бѣсомъ звали! И какъ постригся, да пришелъ к Троицы в Сергиевъ монастырь, да снялся с Курцовыми, Асафъ, что былъ митрополитъ, тотъ с Коровиными. Да межь себя бранитца, да оттоле се имъ и почалося. И в каково простое житие достиже святая та обитель, всѣмъ, разумъ имущимъ видѣти, видимо.

А если в монахах жить тяжело, надо было жить в боярах, а не постригаться. Вот то немногое, что я смог написать вам по моему безумию суетными словами, отцы святые, ибо вы все это в Божественном Писании знаете гораздо лучше нас, окаянных. Да и это немногое я сказал вам потому, что вы меня к этому принудили. Вот уже год, как игумен Никодим был в Москве, а отдыха все нет: все Собакин и Шереметев! Что я им, отец духовный или начальник? Пусть как хотят, так и живут, если им спасение своей души не дорого! Но до каких пор будут длиться эти разговоры и смуты, суета и мятеж, распри и нашептывания и празднословие? И из-за чего? Из-за злобесного пса Василия Собакина, который не только не знает правил иноческой жизни, но не понимает даже, что такое чернец, а тем более инок, что еще выше, чем чернец. Он даже в одежде монашеской не разбирается, не только в образе жительства. Или из-за бесова сына Иоанна Шереметева? Или из-за дурака и упыря Хабарова? Поистине, святые отцы, это не чернецы, а оскорбители монашеского образа. Не знаете вы разве отца Шереметева - Василия? Ведь его бесом звали! Как он постригся да пришел в Троице-Сергиев монастырь, так сошелся с Курцевыми, а Иоасаф, который был митрополитом, - с Коровиными. И начали они между собой браниться, тут все и началось. И в какое мирское житие впала эта святая обитель, видно всем, имеющим разум.

А дотоле у Троицы было крѣпко житие и мы се видѣхомъ. И при нашемъ приѣздѣ потчиваютъ множество, а сами чювственны пребываютъ. A во едино время мы своима очима видели в нашь приѣздъ. Князь Иоаннъ былъ Кубенской у насъ дворецкой. Да у насъ кушание отошло приезжее, a всенощное благовѣстятъ. И онъ похотѣлъ тутъ поѣсти да испити - за жажду, а не за прохладъ. И старецъ Симанъ Шюбинъ и иныя с нимъ не от большихъ, а большия давно отошли по кѣлиамъ, и они ему о томъ какъ бы шютками молвили: «Князь Ивансу, поздо, уже благовѣстятъ». Да се сь сидячи у поставца с конца ѣсть, а они з другово конца отсылаютъ. Да хватился хлебнуть испити, ано и капельки не осталося, все отнесено на погребъ. Таково было у Троицы крѣпко, да то мирянину, а не черньцу! А и слышахъ от многихъ, яко и таковы старцы во святомъ томъ мѣсте обрѣталися: въ приѣзды бояръ нашихъ и велможъ ихъ подчиваху, а сами никакоже ни к чему касахуся, аще и вельможи ихъ нужаху не в подобно время, но аще и в подобно время, и тогда мало касахуся. В древняя же времена в томъ святомъ мѣсте сего дивнѣйше слышахъ. Нѣкогда пришедши преподобному Пафнутию чюдотворцу живоначальной Троици помолитися и к чюдотворцову Сергиеву гробу и ту сущей братии бесѣды ради духовной, бесѣдовавшимъ имъ и оному отоити хотящу, они же ради духовныя любви и за врата провожаху преподобнаго. И тако воспомянувше завѣтъ преподобнаго Сергия, яко за ворота не исходити, и вкупѣ и преподобнаго Пафнотия подвигше на молитву. И о семъ молитвовавше и тако разыдошася. И сея ради духовныя любви, тако святии отеческия заповѣди не презираху, а не телесныя ради страсти! Такова бысть крѣпость во святомъ томъ мѣсте древле. А нынѣ грѣхъ ради нашихъ хуже и Пѣсноши, какъ дотудова Пѣсношь бывала.

ПОСЛАНИЕ В КИРИЛЛО-БЕЛОЗЕРСКИЙ МОНАСТЫРЬ (1573)

Послание царя и великого князя Иоанна Васильевича всея Руси в

Кириллов монастырь, игумену Козьме с братиею во Христе

В пречестную обитель Успения пречистой Богородицы и нашего

преподобного отца Кирилла чудотворца, священного Христова полка

наставнику, вождю и руководителю в небесные селения, игумену Козьме с

братнею во Христе, царь и великий князь Иоанн Васильевич всея Руси

челом бьет.

Увы мне, грешному! Горе мне, окаянному! Ох мне, скверному! Кто я

такой, чтобы покушаться на такую дерзость? Молю вас, господа и отцы,

ради Бога, откажитесь от этого замысла (престаните от такового начинания. -

Послание Грозного написано в ответ на грамоту братии Кирилло-Белозерского

монастыря, просившей, очевидно, царя о «наставлении». Грамота Кирилло-

Белозерского монастыря до нас не дошла, и предистория этой переписки может быть

восстановлена только с помощью самого комментируемого послания (ср.: А. Барсуков.

Род Шереметевых, кн. 1. СПб., 1881, стр. 322 - 327). Непосредственной причиной

«смущения» в монастыре была борьба между двумя влиятельными монахами - Ионой,

бывшим боярином Иваном. Шереметевым, и Варлаамом (Василием) Собакиным,

посланным в монастырь «от царской власти». Уже за год до написания

комментируемого послания (оно написано в сентябре 1573 г. - см. Н. К. Никольский.

Когда было писано обличительное послание в Кирилло-Белозерский монастырь.

Христианское чтение, 1907), т. е. осенью 1572 г., царь узнал об этом «смущении» от

приехавшего в Москву старца Никодима, исполнявшего должность игумена (стр. 175;

Кирилло-Белозерского монастыря стал Козьма, адресат комментируемого послания

(см.: П. М. Строев. Списки иерархов и настоятелей монастырей. СПб., 1877, стр. 55), но

и при нем «молва и смущение» не прекращались. Племянники Варлаама, Собакины,

ходатайствовали о вызове их дяди в Москву, но царь, занятый походом в Ливонию в

начале 1573 г., не мог этого сделать. Весной 1573 г. Собакины послали в монастырь

какую-то «злокозненную грамоту», написанную, невидимому, от имени царя (см. стр.

192); в то же время, вернувшись из похода, царь вызвал Варлаама к себе [Барсуков (ук.

соч., стр. 326) считает, что Варлаам и был вызван «злокозненной грамотой» его

племянников, но в тексте комментируемого послания царь, отвергающий свою

причастность к грамоте Собакиных, указывает, что за Варлаамом «мы...послали», - стр.

190]. Руководство монастыря, «поносившее» Собакина и «чтившее» Шереметева (стр.

178), прислало Варлаама «кабы ис тюрмы» в сопровождении «соборного старца»

(Антония?). Царь передал монастырскому руководству (через старца Антония) ряд

указаний, относящихся к усилению строгости монастырского режима (требуя, в

частности, чтобы монастырь не давал послаблений Шереметеву). В этот же примерно

период была обнаружена измена («чародейство») племянников Собакина (стр. 189 и

178). Может быть, именно это обстоятельство и ободрило руководителей монастыря, и

они послали царю (после получения инструкций через Антония) новую грамоту (стр.

191), «жестоко стоя» в ней за Шереметева. В ответ на нее царь и написал

комментируемое послание.)). Я и братом вашим называться не достоин,

считайте меня, по евангельскому завету, одним из ваших наемников. И

поэтому, припадая к вашим святым ногам, умоляю, ради Бога, откажитесь

от этого замысла. Сказано ведь в писанин: «свет инокам - ангелы, свет

мирянам -- иноки». Так подобает вам, нашим государям, нас,

заблудившихся во тьме гордости и погрязших среди греховного тщеславия,

чревоугодия и невоздержания, просвещать. А я, пес смердящий, кого могу

учить и чему наставлять и чем просветить? Сам вечно среди пьянства,

блуда, прелюбодеяния, скверны, убийств, грабежей, хищений и ненависти,

среди всякого злодейства, как говорит великий апостол Павел: «ты уверен,

что ты путеводитель слепым, свет для находящихся во тьме, наставник

невеждам, учитель младенцам, имеющий в законе образец знания и

истины; как же, уча другого, не учишь себя самого? проповедуя не красть,

крадешь? говоря, «не прелюбодействуй», прелюбодействуешь; гнушаясь

идолов, святотатствуешь; хвалишься законом, а нарушением его

досаждаешь Богу». И опять тот же великий апостол говорит: «Как,

проповедуя другим, сам останусь недостойным?».

Ради Бога, святые и преблаженные отцы, не принуждайте меня,

грешного и скверного, плакаться вам о своих грехах среди лютых

треволнений этого обманчивого и преходящего мира. Как могу я, нечистый

и скверный душегубец, быть учителем, да еще в столь многомятежпое и

жестокое время? Пусть лучше Господь Бог, ради ваших святых молитв,

примет мое писание, как покаяние. А если вы хотите найти учителя. - есть

он среди вас, великий источник света, Кирилл. Почаще взирайте на его

гроб и просвещайтесь. Ибо его учениками были великие подвижники,

ваши наставники и отцы, передавшие я вам духовное наследство. Да будет

вам наставлением святой устав великого чудотворца Кирилла, который

принят у вас. Вот ваш учитель и наставник! У него учитесь, у него

наставляйтесь, у него просвещайтесь, будьте тверды в его заветах,

передавайте эту благодать и нам, нищим и убогим духом, а за дерзость

простите, Бога ради. Вы ведь помните, святые отцы, как некогда случилось

мне притти в вашу пречестную обитель пречистой Богородицы и

чудотворца Кирилла и как я, по милости Божьей, пречистой Богородицы и

но молитвам чудотворца Кирилла, обрел среди темных и мрачных мыслей,

небольшой просвет - зарю света Божия - и повелел тогдашнему игумену

Кириллу с некоторыми из вас, братия (был тогда с игуменом Иоасаф,

архимандрит Каменский, Сергий Колычев, ты, Никодим, ты, Антоний, а

иных не упомню), тайно собраться в одной из келий, куда и сам я явился,

уйдя от мирского мятежа и смятения; и в долгой беседе я открыл вам свое

желание постричься в монахи и искушал, окаянный, вашу святость своими

слабосильными словами. Вы же мне описали суровую монашескую жизнь.

И когда я услышал об этой божественной жизни, сразу же возрадовалась

моя окаянная душа и скверное сердце, ибо я нашел Божью узду для своего

невоздержания и спасительное прибежище. С радостью я сообщил вам

свое решение: если Бог даст мне постричься при жизни, совершу это

только в этой пречестной обители пречистой Богородицы и чудотворца

Кирилла; вы же тогда молились. Я же, окаянный, склонил свою скверную

голову и припал к честным стопам тогдашнего вашего и моего игумена,

прося на то благословения. Он же возложил на меня руку и благословил

меня на это, как и всякого человека, пришедшего постричься (Понеже

помните, отцы святии егда некогда прилучися некоим нашим приходом к

вам...благословившу мене на сем...яко некоего новоприходящаго постршцися. - Поездка

в Кирилло-Белозерский монастырь, во время которой царь собирался постричься в

монахи, относится, как он сам указывает, ко времени, когда игуменом монастыря был

Кирилл, т. е. к 1564 - 1572 гг. (см.: Строев, ук. соч., стр. 55). В эти годы царь посещал

монастырь дважды - в декабре 1565 г. (ПСРЛ, XIII, 400; Акты Археограф, экспед., т. I,

№ 270) и весной 1567 г. (ПСРЛ, XIII, 407).).

И кажется мне, окаянному, что наполовину я уже чернец: хоть и не

совсем еще отказался от мирской суеты, но уже ношу на себе

благословение монашеского образа. И видел я уже, как многие корабли

души моей, волнуемые лютыми бурями, находят спасительное

Увы мнѣ грѣшному! Горе мнѣ окаянному! Охъ мнѣ скверному! Кто есмь азъ, на таковую высоту дерзати? Бога ради, господие и отцы, молю васъ, престаните от таковаго начинания. Азъ братъ вашъ недостоинъ есми нарещися, но, по еуангельскому словеси, сотворите мя яко единаго от наемникъ своихъ, тѣмже припадая честныхъ ногъ вашихъ стопамъ и милъ ся дѣя, — Бога ради престаните от таковаго начинания. Писано бо есть: «Свѣтъ инокомъ — ангели, свѣтъ же миряномъ — иноки». Ино подобаетъ вамъ, нашимъ государемъ, и насъ, заблуждьшихъ во тмѣ гордости и сѣни смертнѣ, прелести тщеславия, ласкордъства и ласкосердия, просвѣщати. А мнѣ, псу смердящему, кому учити и чему наказати и чѣмъ просвѣтити? Самъ повсегда въ пряньствѣ, в блудѣ, в прелюбодѣйствѣ, въ сквернѣ, во убийствѣ, в граблении, в хищении, в ненависти, во всяком злодѣйствѣ, по великому апостолу Павлу: «Надѣяй же ся себе вождь быти слѣпымъ, свѣтъ сущимъ во тмѣ, наказатель безумнымъ, учитель младенцемъ, имуща образъ разума и истиннѣ в законе: научяй бо иного, себе ли не учиши? Проповѣдаяй не красти, крадеши? Глаголяй не прелюбы творити, прелюбы твориши? Скаредуяй ся идолъ, святая крадеши? Иже в законѣ хвалишися, преступлениемъ закона Богу досаждаеши?» И паки той же великий апостолъ глаголетъ: «Егда како инѣмъ проповѣдавъ, самъ неключимъ буду?»

Увы мне, грешному! Горе мне, окаянному! Ох мне, скверному! Кто я такой, чтобы покушаться на такое величие? Молю вас, господа и отцы, ради Бога, откажитесь от этого замысла. Я и братом вашим называться не достоин, но считайте меня, по евангельскому завету, одним из ваших наемников. И поэтому, припадая к вашим святым ногам, умоляю, ради Бога, откажитесь от этого замысла. Сказано ведь в Писании: «Свет инокам — ангелы, свет мирянам — иноки». Так подобает вам, нашим государям, нас, заблудившихся во тьме гордости и находящихся в смертной обители обманчивого тщеславия, чревоугодия и невоздержания, просвещать. А я, пес смердящий, кого могу учить, и чему наставлять, и чем просветить? Сам вечно в пьянстве, блуде, прелюбодеянии, скверне, убийствах, грабежах, хищениях и ненависти, во всяком злодействе, как говорит великий апостол Павел: «Ты уверен, что ты путеводитель слепым, свет для находящихся во тьме, наставник невеждам, учитель младенцам, имеющий в законе образец знания и истины: как же, уча другого, не учишь себя самого? Проповедуя не красть, крадешь? Говоря «не прелюбодействуй», прелюбодействуешь; гнушаясь идолов, святотатствуешь; хвалишься законом, а нарушением его досаждаешь Богу?» И опять тот же великий апостол говорит: «Как, проповедуя другим, сам останусь недостойным?»

И вы Бога ради, господия мои и отцы, простите мене грешнаго за дерзость доселе моего к вамъ суесловия. (...)

И вы, мои господа и отцы, ради Бога, простите меня, грешного, за дерзость моих суетных слов. <...>

И вы, господие и отцы, стойте мужественѣ за чюдотворцево предание и не ослабляйте, какъ васъ Богъ и Пречистая и чюдотворецъ просвѣтитъ, якоже писано есть: «Свѣтъ инокомъ — ангели и свѣтъ миряномъ — инокы». И аще свѣтъ тма, а мы, окаяннии, тма суще, кольми помрачимся! Помните, господие мои и отцы святии, Маккавѣи за едино свиное мясо, равно еже за Христа, с мученикы почтошася; и како рече Елеазару мучитель, и на се сошедшу, да не ястъ свиная мяса, но токмо в руку прииметъ, и рекутъ людемъ, яко Елеазаръ мяса ястъ. Доблественный же сей рече сице: «Осмьдесятъ лѣтъ имать Елеазаръ и нѣсмь соблазнилъ люди Божия, и нынѣ, старъ сый, како соблазнъ буду Израилю». И тако скончася. И божественный Златаустъ пострада за обидящихъ и царицу возгражая от лихоимания. He бо исперва виноградъ и вдовица вина бысть толику злу, и чюдному сему отцу изгнание и труды и нужную от повлачения смерть. Сие бо о виноградѣ от невѣждь глаголется, аще же кто житие его прочтетъ, извѣстно увѣсть, яко за многихъ Златаустъ сие пострада, а не за единъ виноградъ. И виноградъ же сий не просто, якоже глаголютъ, но бысть нѣкто мужъ во Царѣграде, болярьска сана сый, и оглаголанъ бысть царице, яко поношаетъ ей о лихоимании, она же гнѣвомъ обията бывши заточи его и с чады в Селунь. Оному же и великаго Златауста моляще помощи ему; оному же царицы не воспретившу, но попустивши сему тако быти, и тамо ему в заточении и кончавшуся. Царица же гнѣвомъ неутолима сущи и, еже на прекормление убозѣй сей остави виноградъ, восхотѣ злохитръствомъ отняти. И аще святий о малыхъ сихъ вещехъ сице страдаху, кольми паче, господие мои и отцы, вамъ подобаетъ о чюдотворцовѣ предании пострадати. Якоже апостоли Христу сраспинаеми и соумеръшвляеми и совоскрешаеми будутъ, тако и вамъ подобаетъ усердно послѣдствовати великому чюдотворцу Кирилу и предание его крѣпко держати и о истиннѣ подвизатися крѣпцѣ и не быти бѣгуномъ, пометати щитъ и иная, но вся оружия Божия восприимѣте и не предавайте чюдотворцова предания никтоже от васъ, яко Июда Христа сребра ради, тако и нынѣ страстолюбия ради. Есть бо в васъ Анна и Каияфа — Шереметевъ и Хабаровъ, и есть Пилатъ — Варламъ Сабакинъ, понеже от царския власти посланъ, и есть Христосъ распинаемъ — чюдотворцово предание преобидимо. Бога ради, отцы святии, мало в чемъ ослабу попустите, то и велико будет.

И вы, господа и отцы, стойте мужественно за заветы чудотворца и не уступайте в том, в чем вас просвещает Бог, пречистая Богородица и чудотворец, ибо сказано, что «свет инокам — ангелы и свет мирянам — иноки». И если уж свет станет тьмой, то в какой же мрак впадем мы — темные и окаянные! Помните, господа мои и святые отцы, что Маккавеи только из-за того, что не едят свиного мяса, почитаются наравне с мучениками за Христа; вспомните, как Елеазару сказал мучитель, чтобы он не ел свиное мясо, а только взял его в руку, чтобы можно было сказать людям, что Елеазар ест мясо. Доблестный же так на это ответил: «Восемьдесят лет Елеазару, а ни разу он не соблазнил людей Божьих. Как же ныне, будучи стариком, буду соблазном народу Израиля?» И так погиб. И божественный Златоуст пострадал от обидчиков, предостерегая царицу от лихоимства. Ибо не виноградник и не вдова были первой причиной этого зла, изгнания чудотворца, мук его и его тяжкой смерти вследствие изгнания. Это невежды рассказывают, что он пострадал за виноградник, а тот, кто прочтет его житие, узнает, что Златоуст пострадал за многих, а не только за виноградник. И с виноградником этим дело было не так просто, как рассказывают, но был в Царьграде некий муж в боярском сане, и про него наклеветали царице, что он поносит ее за лихоимство, она же, объятая гневом, заточила его вместе с детьми в Селунь. Тогда он попросил великого Златоуста помочь ему; но тот не уговорил царицу, и все осталось, как было, там этот человек и скончался в заточении. Но царица, неутолимая в своем гневе, захотела убогий виноградник, который он оставил своей убогой семье для прокормления, хитростью отнять. И если святые из-за столь малых вещей принимали такие страдания, сколь же сильнее, мои господа и отцы, следует вам пострадать ради заветов чудотворца. Так же как апостолы Христовы шли за ним на распятие и умерщвление и вместе с ним воскреснут, так и вам подобает усердно следовать великому чудотворцу Кириллу, крепко держаться его заветов и бороться за истину, а не быть бегунами, бросающими щит и другие доспехи, но возьмитесь за оружие Божье, и да никто из вас не предаст заветов чудотворца, подобно Иуде, за серебро или, как сейчас, ради удовлетворения своих страстей. Ибо есть и у вас Анна и Кайафа — Шереметев и Хабаров, и есть Пилат — Варлаам Собакин, ибо он послан от царской власти, и есть Христос распинаемый — поруганные заветы чудотворца. Ради Бога, святые отцы, ведь если вы в чем-нибудь малом допустите послабление, оно обратится в великое.

Видите ли, каково послабление иноческому житию плача и скорби достойно? И по тому вашему ослаблению, ино то Шереметева для и Хабарова для такова у вас слабость учинилася и чюдотворцову преданию преступление. И только намъ благоволитъ Богъ у васъ пострищися, ино то всему царьскому двору у васъ быти, а монастыря уже и не будет. Ино почти в черьнцы, и какъ молвити «отрицаюся мира и вся, яже суть в мирѣ», а миръ весь в очех? И како на мѣстѣ семъ святемъ съ братиею скорби терпѣти и всякия напасти приключьшыяся, и в повиновении быти игумену и всей братии в послушание и в любве, якоже во обѣщании иноческомъ стоитъ? А Шереметеву какъ назвати братиею — ано у него и десятой холопъ, которой у него в кѣлии живетъ, ѣстъ лутче братии, которыя в трапезѣ ядятъ. И велицыи свѣтилницы Сергие, и Кирилъ, и Варламъ, Димитрей и Пафнотей и мнози преподобнии в Рустей земли уставили уставы иноческому житию крѣпостныя, якоже подобаетъ спастися. А бояре к вамъ пришедъ свои любострастныя уставы ввели: ино то не они у васъ постриглися, вы у нихъ постриглися, не вы имъ учители и законоположители, они вамъ учители и законоположители. Да Шереметева уставъ добръ — держите его, а Кириловъ уставъ не добръ — оставь его! Да сево дни тотъ бояринъ ту страсть введетъ, а иногды иной иную слабость введетъ, да помалу, помалу весь обиходъ монастырской крѣпостной испразнится и будутъ все обычаи мирския. Ведь по всѣмъ монастыремъ сперва начальники уставили крѣпкое житие, да опосле ихъ разорили любострастныя. И Кирило чюдотворецъ на Симонове былъ, а после его Сергей, а законъ каковъ былъ — прочтите в житии чюдотворцове и тамо извѣстно увѣсте, да тотъ маленько слабостей ввелъ, а после его иныя побольши; да помалу, помалу и до сего, якоже и сами видите, на Симонове, кромѣ сокровенныхъ рабъ Божиихъ, точию одѣяниемъ иноцы, а мирская вся совершаются, якоже и у Чюда быша среди царствующаго града пред нашима отчима — намъ и вамъ видимо. Быша архимандрити: Иона, Исакъ Собака, Михайло, Васиянъ Глазатой, Аврамей, — при всѣхъ сихъ яко единъ от убогихъ бысть монастырей. При Левкии же како сравнася всякимъ благочиниемъ с великими обители и духовнымъ жительствомъ мало чимъ отстоя . Смотрите же, слабость ли утверждаетъ или крѣпость?

Видите, как послабление в иноческой жизни достойно плача и скорби? Вы же ради Шереметева и Хабарова совершили такое послабление и преступили заветы чудотворца. А если мы по Божьему изволению решим у вас постричься, тогда к вам весь царский двор перейдет, а монастыря уже и не будет. Зачем тогда идти в монахи и к чему говорить «отрекаюсь от мира и всего, что в нем есть», если мир весь в очах? Как в этом святом месте терпеть скорби и всякие напасти со всей братией и быть в повиновении у игумена и в любви и послушании у всей братии, как сказано в иноческом обете? А Шереметеву как назвать вас братиею? Да у него и десятый холоп, который у него в келье живет, ест лучше братии, которая обедает в трапезной. И великие светильники Сергий, и Кирилл, и Варлаам, и Дмитрий, и Пафнутий, и многие преподобные Русской земли установили крепкие уставы иноческой жизни, необходимые для спасения души. А бояре, придя к вам, ввели свои распутные уставы: выходит, что не они у вас постриглись, а вы у них постриглись, не вы им учители и законодатели, а они вам учители и законодатели. И если вам устав Шереметева хорош — держите его, а устав Кирилла плох — оставьте его! Сегодня тот боярин один порок введет, завтра другой иное послабление введет, да мало-помалу и весь крепкий монастырский уклад потеряет силу и пойдут мирские обычаи. Ведь во всех монастырях основатели сперва установили крепкие обычаи, а затем их уничтожили распутники. Чудотворец Кирилл был когда-то и в Симонове монастыре, а после него был там Сергий. Какие там были правила при чудотворце, узнаете, если прочтете его житие, а тот ввел уже некоторые послабления, а другие после него — еще больше; мало-помалу и дошло до того, что сейчас, как вы сами видите, в Симоновом монастыре все, кроме сокровенных рабов Господних, только по одеянию иноки, а делается у них все, как у мирских, так же как в Чудовом монастыре, стоящем среди столицы перед нашими глазами, — у нас и у вас на виду. Были там архимандриты: Иона, Исак Собака, Михайло, Вассиан Глазатый, Авраамий, — при всех них был этот монастырь одним из самых убогих. А при Левкии он сравнялся всяким благочинием с великими обителями, мало в чем уступая им в чистоте монашеской жизни. Смотрите сами, что дает силу: послабление или твердость?

А во се надъ Воротыньскимъ церковь есть поставили — ино надъ Воротыньскимъ церковь, а надъ чюдотворцомъ нѣтъ, Воротыньской в церкви, а чюдотворецъ за церквию! А на Страшномъ Спасовѣ судищи Воротыньской да Шереметевъ выше станутъ: потому Воротыньской церковию, а Шереметевъ закономъ, что ихъ Кирилова крѣпче. Слышахъ брата от васъ нѣкоего глаголюща, яко добрѣ се сотворила княгиня Воротыньскаго, азъ же глаголю, яко недобрѣ: по сему первое, яко гордыни есть и величания образъ, еже подобно царьстѣй власти церковию и гробницею и покровомъ почитатися. И не токмо души не пособь, но и пагуба, души бо пособие бываетъ от всякого смирения. Второе, и сие зазоръ немалъ, что мимо чюдотворца надъ нимъ церковь, а и единъ священникъ повсегда приношение приноситъ скуднѣе сие собора. Аще ли не повсегда — сего хужайше, якоже множайше насъ сами вѣсте. А и украшение церковное у васъ вмѣстѣ бы было, ино бы вамъ то прибылние было, а того бы роздоху прибылного не было, все бы было вмѣсте, и молитва совокупная. И мню и Богу бы приятнее было. Во се при нашихъ очехъ у Дионисия преподобнаго на Глушицахъ и у великаго чюдотворца Александра на Свири только бояре не стрыгутся и они Божиею благодатию процветаютъ постническими подвиги. Bo се у вас сперва Иасафу Умному дали оловяники в кѣлью, дали Серапиону Сицкому, дали Ионе Ручкину, а Шереметеву уже с поставцомъ, да и поварня своя. Ведь дати воля царю — ино и псарю; дати слабость вельможе — ино и простому. He глаголи ми никтоже римлянина оного, велика суща в добродѣтелехъ и сице покоящася, и сие не обдержная бѣ, но смотрения вещь, и в пустыни бѣ и то сотворяше вкратцѣ и бес плища, и никогоже соблазни, яко же рече Господь во Еуангелии: «Нужно бо есть приити соблазномъ; горе же человѣку тому, имже соблазнъ приходитъ». Ино бо есть единому жити и ино во общемъ житии.

А над гробом Воротынского поставили церковь — над Воротынским-то церковь, а над чудотворцем нет, Воротынский в церкви, а чудотворец за церковью! Видно, и на Страшном суде Воротынский да Шереметев станут выше чудотворца: потому что Воротынский со своей церковью, а Шереметев со своим уставом, который крепче, чем Кириллов. Я слышал, как один брат из ваших говорил, что хорошо сделала княгиня Воротынская. А я скажу: нехорошо, во-первых, потому что это образец гордыни и высокомерия, ибо лишь царской власти следует воздавать честь церковью, гробницей и покровом. Это не только не спасение души, но и пагуба: спасение души бывает от всяческого смирения. А во-вторых, очень зазорно и то, что над ним церковь, а не над чудотворцем, которому служит всегда только один священник, а это меньше, чем собор. А если не всегда служит, то это совсем плохо; а остальное вы сами знаете лучше нас. А если бы у вас было церковное украшение общее, вам было бы прибыльнее и лишнего расхода не было бы — все было бы вместе и молитва общая. Думаю, и Богу это было бы приятнее. Вот ведь на наших глазах только в монастырях преподобного Дионисия в Глушицах и великого чудотворца Александра на Свири бояре не постригаются, и эти монастыри по Божьей благодати процветают монашескими подвигами. А у вас дали сперва Иосафу Умному оловянную посуду в келью, потом дали Серапиону Сицкому, дали Ионе Ручкину, а Шереметеву — стол в келью, да и поварня своя. Дашь ведь волю царю — надо и псарю; дашь послабление вельможе — надо и простому. Не рассказывайте мне о том римлянине, который славился своими добродетелями и все-таки жил такой жизнью; то ведь не назначено было, а было по своей воле, и в пустыне было, недолго и без суеты, никого не соблазнило, ибо говорит Господь в Евангелии: «Трудно не поддаться соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит». Одно дело — жить одному, а другое дело — в общем житии.

Господие мои, отцы преподобнии, воспомяните вельможу оного, иже в Лѣствицы, Исидора глаголемаго Желѣзнаго, иже князь Александръский бѣ, и в каково смирение достиже. Такоже и вельможа Авенира царя индѣйскаго, иже на испытании бысть, и каково портище на немъ было, — ни куние, ни соболие. Та же и самъ Иоасафъ, сего царя сынъ, како царство оставя и до тоя Синаридския пустыни пѣшьшествова, и ризы царьския премени власяницею и многия напасти претерпѣ, имже николи же обыкъ, и како божественнаго Варлама достиже, и како с нимъ поживе — царски ли или постнически? И кто бысть болий — царевъ ли сынъ или невѣдомый пустынникъ? И съ собою ли царевъ сынъ законъ принесе или по пустынникову закону поживе и после его? Множае насъ сами вѣсте. А много у него было и своихъ Шереметевыхъ. И Елизвой Ефиопъский царь каково жестоко житие поживе? И Сава Сербъский како отца, и матерь, и братию, и род, и други вкупѣ же и царьство и с вельможами остави и крестъ Христовъ приятъ и каковы труды постничества показа? Таже и отец его Неманя, иже Симеонъ, и с материю его Мариею, его для поучения, како оставя царство и багряница премениша ангельскимъ образомъ и кое утѣшение улучиша телесное, да небесную радость улучиша? Како же и великий князь Святоша, преддержавый великое княжение Киевское, и пострижеся в Печерстемъ монастыри и пятьнадесятъ лѣтъ во вратарѣхъ бысть и всѣмъ работаше знающимъ его, имиже преже самъ владяше? И да толики срамоты Христа ради не отвержеся, яко и братиямъ его негодовати нань, своей державѣ того ради укоризну себѣ вменяху, но ниже сами, ниже нарѣчие инѣми к нему посылающе, не могоша его отвратити от таковаго начинания до дне преставления его. Но и по преставлении его, от стула древянаго, на немже седѣше у вратъ, бѣси прогоними бываху. Тако святии подвизахуся Христа ради, а у всѣхъ тѣхъ свои Шереметевы и Хабаровы были. А Игнатия блаженнаго патриарха Цариграда, царева же сына бывша, егоже в заточении замучи Варда кесарь, обличения ради, подобно Крестителю, понеже бо той Варда живяше с сыновней женою, — гдѣ сего праведнаго положиши?

Господа мои, отцы преподобные! Вспомните вельможу, описанного в «Лествице», — Исидора, прозванного Железным, который был князем Александрийским, а какого смирения достиг. Вспомните также и вельможу царя индийского Авенира, который явился на испытание, и какое одеяние на нем было, — ни кунье, ни соболье. А Иоасаф, сын этого царя: как он, оставив царство, пешком пошел до Синаридской пустыни, сменил царские одежды на власяницу и претерпел много бедствий, о которых раньше и не знал, и как он достиг божественного Варлаама, и какой жизнью стал жить вместе с ним — царской или отшельнической? Кто же был более велик — царский сын или неведомый пустынник? Принес ли царский сын с собой свои обычаи или стал жить по обычаям пустынника даже и после его смерти? Вы сами знаете это гораздо лучше нас. А у него много было своих Шереметевых. А Елизвой, царь Эфиопский, какой суровой жизнью жил? А как Савва Сербский отца, и мать, и братьев, и родных, и друзей вместе со всем царством и с вельможами оставил и принял крест Христов и какие отшельнические подвиги совершил? А как отец его Неманя, он же Симеон, с матерью его Марией по его поучению оставили царство и сменили багряные одежды на одеяния ангельского чина и какое они обрели земное утешение и получили радость небесную? А как великий князь Святоша, владевший великим княжением Киевским, постригся в Печерском монастыре и пятнадцать лет был привратником и работал на всех, кто знал его и над кем он прежде сам властвовал? И не устыдился ради Христа такого унижения, из-за которого даже его братья вознегодовали на него. Они видели в этом унижение для своей державы, но ни сами, ни уговорами через других людей не могли отвратить его от этого дела до дня его кончины. И даже после его кончины к его деревянному стулу, на котором он сидел у ворот, бесы не могли подойти. Вот какие подвиги совершали эти святые во имя Христа, а ведь у всех них были свои Шереметевы и Хабаровы. А блаженный цареградский патриарх Игнатий, который тоже был сыном царя и был, подобно Иоанну Крестителю, замучен кесарем Вардой за обличение его преступлений, ибо Варда жил с женой своего сына, — с кем этого праведника сравнишь?

А коли жестоко в черньцехъ, ино было жити в боярехъ, да не стричися. Доселе, отцы святии, моего к вамъ безумнаго суесловия отвѣщание мала изрекохъ вам, понеже в Божественомъ Писании о всемъ о семъ сами множае насъ окаянныхъ вѣсте. И сия малая изрекохъ вамъ понеже вы мя понудисте. Годъ уже равенъ, какъ былъ игуменъ Никодимъ на Москвѣ, отдуху нѣть, таки Собакинъ да Шереметевъ! А я имъ отецъ ли духовный или начальникъ — какъ себѣ хотятъ, такъ живутъ, коли имъ спасение души своея не надобетъ. Но доколе молвы и смущения, доколе плища и мятежа, доколе рети и шепетания , и суесловия, чесо ради? Злобѣснаго ради пса Василья Собакина, иже не токмо не вѣдуще иноческаго жития, но ни видяща, яко есть чернецъ, не токмо инокъ, еже есть велико. А сей и платья не знаетъ, не токмо жительства. Или бѣсова для сына Иоанна Шереметева? Или дурака для и упиря Хабарова? Воистинну, отцы святии, нѣсть сии черньцы, но поругатели иноческому житию. Или не вѣсте Шереметева отца Василия? Веть его бѣсомъ звали! И какъ постригся, да пришелъ к Троицы в Сергиевъ монастырь, да снялся с Курцовыми, Асафъ, что былъ митрополитъ, тотъ с Коровиными. Да межь себя бранитца, да оттоле се имъ и почалося. И в каково простое житие достиже святая та обитель, всѣмъ, разумъ имущимъ видѣти, видимо.

А если в монахах жить тяжело, надо было жить в боярах, а не постригаться. Вот то немногое, что я смог написать вам по моему безумию суетными словами, отцы святые, ибо вы все это в Божественном Писании знаете гораздо лучше нас, окаянных. Да и это немногое я сказал вам потому, что вы меня к этому принудили. Вот уже год, как игумен Никодим был в Москве, а отдыха все нет: все Собакин и Шереметев! Что я им, отец духовный или начальник? Пусть как хотят, так и живут, если им спасение своей души не дорого! Но до каких пор будут длиться эти разговоры и смуты, суета и мятеж, распри и нашептывания и празднословие? И из-за чего? Из-за злобесного пса Василия Собакина, который не только не знает правил иноческой жизни, но не понимает даже, что такое чернец, а тем более инок, что еще выше, чем чернец. Он даже в одежде монашеской не разбирается, не только в образе жительства. Или из-за бесова сына Иоанна Шереметева? Или из-за дурака и упыря Хабарова? Поистине, святые отцы, это не чернецы, а оскорбители монашеского образа. Не знаете вы разве отца Шереметева — Василия? Ведь его бесом звали! Как он постригся да пришел в Троице-Сергиев монастырь, так сошелся с Курцевыми, а Иоасаф, который был митрополитом, — с Коровиными. И начали они между собой браниться, тут все и началось. И в какое мирское житие впала эта святая обитель, видно всем, имеющим разум.

А дотоле у Троицы было крѣпко житие и мы се видѣхомъ. И при нашемъ приѣздѣ потчиваютъ множество, а сами чювственны пребываютъ. A во едино время мы своима очима видели в нашь приѣздъ. Князь Иоаннъ былъ Кубенской у насъ дворецкой. Да у насъ кушание отошло приезжее, a всенощное благовѣстятъ. И онъ похотѣлъ тутъ поѣсти да испити — за жажду, а не за прохладъ. И старецъ Симанъ Шюбинъ и иныя с нимъ не от большихъ, а большия давно отошли по кѣлиамъ, и они ему о томъ какъ бы шютками молвили: «Князь Ивансу, поздо, уже благовѣстятъ». Да се сь сидячи у поставца с конца ѣсть, а они з другово конца отсылаютъ. Да хватился хлебнуть испити, ано и капельки не осталося, все отнесено на погребъ. Таково было у Троицы крѣпко, да то мирянину, а не черньцу! А и слышахъ от многихъ, яко и таковы старцы во святомъ томъ мѣсте обрѣталися: въ приѣзды бояръ нашихъ и велможъ ихъ подчиваху, а сами никакоже ни к чему касахуся, аще и вельможи ихъ нужаху не в подобно время, но аще и в подобно время, и тогда мало касахуся. В древняя же времена в томъ святомъ мѣсте сего дивнѣйше слышахъ. Нѣкогда пришедши преподобному Пафнутию чюдотворцу живоначальной Троици помолитися и к чюдотворцову Сергиеву гробу и ту сущей братии бесѣды ради духовной, бесѣдовавшимъ имъ и оному отоити хотящу, они же ради духовныя любви и за врата провожаху преподобнаго. И тако воспомянувше завѣтъ преподобнаго Сергия, яко за ворота не исходити, и вкупѣ и преподобнаго Пафнотия подвигше на молитву. И о семъ молитвовавше и тако разыдошася. И сея ради духовныя любви, тако святии отеческия заповѣди не презираху, а не телесныя ради страсти! Такова бысть крѣпость во святомъ томъ мѣсте древле. А нынѣ грѣхъ ради нашихъ хуже и Пѣсноши, какъ дотудова Пѣсношь бывала.

А до этого в Троице было крепкое житие, и мы сами это видели. Во время нашего приезда они потчевали множество людей, а сами только присутствовали. Однажды мы увидели это собственными глазами. Дворецким тогда у нас был князь Иоанн Кубенский. У нас кончилась еда, взятая в дорогу, а там уже благовестили к всенощной. Он и захотел поесть и попить — из жажды, а не для удовольствия. А старец Симон Шубин и другие с ним, не из самых главных (главные давно разошлись по кельям), сказали ему, как бы шутя: «Сударь, князь Иван, поздно, уже благовестят». Сел он за еду — с одного конца стола ест, а они с другого конца отсылают. Захотел он попить, хватился хлебнуть, а уже ни капельки не осталось: все отнесено в погреб. Такие были крепкие порядки в Троице, — и ведь мирянину, не чернецу! А слышал я от многих, что были в этом святом месте и такие старцы, которые, когда приезжали наши бояре и вельможи, их потчевали, а сами ни к чему не прикасались, если вельможи их заставляли в неподобающее время, но даже в подобающее время, — и тогда едва прикасались. А про порядки, которые были в этом святом месте в древние времена, я слышал еще более удивительное: было это, когда в монастырь приходил преподобный чудотворец Пафнутий помолиться живоначальной Троице и гробу Сергия-чудотворца и вести духовную беседу с жившей там братией. Когда же он побеседовал и захотел уйти, они, из духовной любви к нему, проводили его за ворота. И тогда, вспомнив завет преподобного Сергия — не выходить за ворота, — все вместе, побудив и преподобного Пафнутия, стали молиться. И, помолившись об этом, затем разошлись. И даже ради такой духовной любви не пренебрегали святыми отеческими заповедями, а не то что ради чувственных удовольствий! Вот какие крепкие порядки были в этом святом месте в древние времена. Ныне же, за грехи наши, монастырь этот хуже Песношского, какой была Песношь в те времена.

А вся та слабость от начала учинилася от Василия от Шереметева подобно иконоборцомъ в Цариграде, царемъ Льву Исавру и сыну его Констянтину Гноетезному. Понеже Левъ точию сѣмена злочестия посѣя, Констянтинъ же всего царствующаго града во всякомъ благочестии помрачи. Тако и Васиянъ Шереметевъ у Троицы в Сергиеве монастырѣ, близ царствующаго града, постническое житие своимъ злокозньствомъ испроверже. Сице и сынъ его Иона тщится погубити послѣднее свѣтило, равно с солньцемъ сияющее, и душамъ совершенное пристанище спасения, в Кириловѣ монастырѣ, в самой пустыни, постническое житие искоренити. А и в миру тотъ Шереметевъ с Висковатымъ первыя не почели за кресты ходити. И на то смотря всѣ не почали ходити. A дотудова все православное христианьство и зъ женами и со младенцы за кресты ходили и не торговали того дни, опричь съестного, ничѣмъ, а хто учнетъ торговати, и на томъ имали заповѣди. A то все благочестие погибло от Шереметевыхъ. Таковы тѣ Шереметевы! И намъ видится, что и в Кириловѣ по тому же хотятъ благочестие потребити. А будетъ хто речетъ, что мы на Шереметевыхъ гнѣвомъ то чинимъ или Собакиныхъ для, ино свидѣтель Богъ и пречистая Богородица, и чюдотворецъ Кирилъ, что монастырьскаго для чину и слабости для говорю.

А все это послабление начало твориться из-за Василия Шереметева, подобно тому как в Царьграде все зло началось от царей-иконоборцев Льва Исавра и его сына Константина Гноетезного. Ибо Лев только посеял семена злочестия, Константин же обратил царствующий град от благочестия к мраку. Так и Вассиан Шереметев в Троице-Сергиеве монастыре, близ царствующего града, своими кознями разрушил отшельническую жизнь. Так же и сын его Иона стремится погубить последнее светило, сияющее, как солнце, и уничтожить спасительное пристанище для душ, в Кирилловом монастыре, в самом уединенном месте, уничтожить отшельническую жизнь. Ведь этот Шереметев, когда он еще был в миру, вместе с Висковатым первыми не стали ходить с крестным ходом. А глядя на это, и все перестали ходить. А до этого все православные христиане, и с женами, и с младенцами, участвовали в крестном ходе и не торговали в те дни ничем, кроме съестного. А кто попробует торговать, с тех взымали пеню. И такое благочестие погибло из-за Шереметевых. Вот каковы Шереметевы! Кажется нам, что они и в Кирилловом монастыре таким же образом хотят истребить благочестие. А если кто заподозрит нас в ненависти к Шереметевым или в пристрастии к Собакиным, то свидетель Бог, и пречистая Богородица, и чудотворец Кирилл, что я говорю это ради монастырского порядка и искоренения послаблений.

Слышалъ есми у васъ же в Кириловѣ свѣчи не по уставу были по рукамъ братии на празникъ — ини и тутъ служебника смиряли. А Асафъ митрополитъ не могъ уговорити Алексия Айгустова, чтобы поваровъ прибавити передъ чюдотворцовымъ, какъ при чюдотворце было немного, да не могли на то привести. Да и иныхъ много вещей крѣпостныхъ и у васъ в монастырѣ творилося и за малые вещи прежние старцы стояли и говорили. А коли мы первое были в Кириловѣ въ юности, и мы поизпоздали ужинати, занеже у васъ в Кириловѣ в лѣтнюю пору не знати дня с ночию, а иное мы юностнымъ обычаемъ. А в тѣ поры подкеларникъ былъ у васъ Исайя Немой. Ино хто у насъ у ѣствы сидѣлъ, и попытали стерьлядей, а Исайи в тѣ поры не было, былъ у себя в кѣлии, и они едва его с нужею привели и почалъ ему говорити, хто у насъ в тѣ поры у ѣствы сидѣлъ, о стерлядѣхъ и о иной рыбѣ. И онъ отвѣчалъ такъ: «О томъ, осу, мнѣ приказу не было, a о чомъ мнѣ былъ приказъ и язъ то и приготовилъ, а нынѣ ночь, взяти нѣгде. Государя боюся, а Бога надобе больши того боятися». Етакова у васъ и тогда была крѣпость, по пророку глаголющему: «Правдою и предъ цари не стыдяхся». О истиннѣ сия есть праведно противу царей вѣщати, а не инако. А нынѣ у васъ Шереметевъ сидитъ в кѣлии что царь, а Хабаровъ к нему приходитъ, да и иныя черньцы, да едятъ, да пиютъ, что в миру. А Шереметевъ нивѣсти съ свадьбы, нивести с родинъ розсылаетъ по кѣлиямъ пастилы, ковришки и иныя пряныя составныя овощи, а за монастыремъ дворъ, а на немъ запасы годовыя всякия. А вы ему молчите о таковомъ великомъ пагубномъ монастырьскомъ бесчинии. Оставихъ глаголати, повѣрю вашимъ душамъ! А инии глаголютъ, будто де вино горячее потихоньку в кѣлию к Шереметеву приносили, ано по монастыремъ и фряские вина зазоръ, не токмо что горячие. Ино то ли путь спасения, то ли иноческое пребывание? Али было нѣчимъ вамъ Шереметева кормити, что у него особныя годовыя запасы были? Милыя мои, доселе многия страны Кириловъ препитывалъ и в гладныя времена, а нынѣ и самѣхъ васъ в хлѣбное время толико бы не Шереметевъ перекормилъ, и вамъ бы всѣмъ з голоду перемерети. Пригоже ли такъ Кирилову быти, какъ Иасафъ митрополитъ у Троицы с крылошаны пировалъ или какъ Мисайло Сукинъ в Никитцкомъ и по инымъ мѣстомъ, якоже вельможа нѣкий жилъ, и какъ Иона Мотякинъ и инии мнози таковы же, которыя не любятъ на собѣ начала монастырскаго держати, живутъ? А Иона Шереметевъ таково же хочетъ без начала жити, какъ и отецъ его без начала былъ. И отцу его еще слово, что неволею от бѣды постригся. Да и тутъ Лѣствичникъ написалъ: «Видѣхъ азъ неволею постригъшихся, и паче вольныхъ исправившихся». Да то от невольныхъ! А Иону ведь Шереметева нехто в зашеекъ билъ, про что такъ безчиньствуетъ?

Слышал я, что у вас в Кириллове монастыре на праздник были розданы братии свечи не по правилам, — они и тут чин службы подчинили. А прежде даже Иоасаф-митрополит не мог уговорить Алексия Айгустова, чтобы тот прибавил нескольких поваров к тому небольшому числу, которое было при чудотворце, даже это не мог установить. Немало и других было в монастыре строгостей, и прежние старцы твердо стояли и настаивали даже на мелочах. А когда мы в юности впервые были в Кирилловом монастыре, как-то опоздали однажды ужинать из-за того, что у вас в Кириллове в летнюю пору не отличить дня от ночи, а также по юношеским привычкам. А в то время помощником келаря был у вас тогда Исайя Немой. И вот кто-то из тех, кто был приставлен к нашему столу, попросил стерлядей, а Исайи в то время не было — был он у себя в келье, и они с трудом его привели, и тот, кто был приставлен к нашему столу, спросил его о стерлядях или иной рыбе. А он так ответил: «Об этом, о судари, мне не было приказа; что мне приказали, то я вам и приготовил, а сейчас ночь, взять негде. Государя боюсь, а Бога надо больше бояться». Вот какие у вас тогда были крепкие порядки: «правду говорить и перед царями не стыдиться», как сказал пророк. Ради истины праведно и царям возражать, но не ради чего-либо иного. А ныне у вас Шереметев сидит в келье, словно царь, а Хабаров и другие чернецы к нему приходят и едят и пьют, словно в миру. А Шереметев, не то со свадьбы, не то с родин, рассылает по кельям пастилу, коврижки и иные пряные искусные яства, а за монастырем у него двор, а в нем на год всяких запасов. Вы же ему ни слова не скажете против такого великого и пагубного нарушения монастырских порядков. Больше и говорить не буду: поверю вашим душам! А то ведь некоторые говорят, будто и вино горячее потихоньку Шереметеву в келью приносили, — так ведь в монастырях зазорно и фряжские вина пить, а не только что горячие. Это ли путь спасения, это ли иноческая жизнь? Неужели вам нечем было кормить Шереметева, что ему пришлось завести особые годовые запасы? Милые мои! До сих пор Кириллов монастырь прокармливал целые области в голодные времена, а теперь, в самое урожайное время, если бы вас Шереметев не прокормил, вы бы все с голоду перемерли. Хорошо ли, чтобы в Кирилловом монастыре завелись такие порядки, которые заводил митрополит Иоасаф, пировавший в Троицком монастыре с клирошанами, или Мисаил Сукин, живший в Никитском и других монастырях, как вельможа, и как Иона Мотякин и другие многие, не желающие соблюдать монастырские порядки, живут? А Иона Шереметев хочет жить, не подчиняясь правилам, так же как отец его жил. Про отца его хоть можно было сказать, что он неволей, с горя постригся. Да и о таких Лествичник писал: «Видел я насильственно постриженных, которые стали праведнее вольных». Так те ведь невольные! А ведь Иону Шереметева никто взашей не толкал: чего же он бесчинствует?

И будетъ такия чины пригоже у васъ, то вы вѣдаете, Богъ свидѣтель, монастырьскаго для безчиния говорилъ. А што на Шереметевыхъ гнѣвъ держати, ино ведь есть его братия в миру, и мнѣ есть надъ кѣмъ опала своя положити, а надъ черньцомъ что опалитися или поругатися. А буде хто молвитъ, что про Собакиныхъ, и мнѣ про Собакиныхъ нѣ про что кручинится. Варламовы племянники хотѣли были меня и з дѣтьми чародѣйствомъ извести, и Богъ меня от нихъ укрылъ: ихъ злодѣйство объявилося и по тому и сталося. И мнѣ про своихъ душегубцовъ нѣ про што мстить. Одно было ми досадно, что есте моего слова не подержали. Собакинъ приѣхалъ с моимъ словомъ, и вы его не поберегли, да еще моимъ имянемъ и поносили, чему судъ Божий произшелъ быти. Ано было пригоже нашего для слова и насъ для его дурость и покрыти, да вкратцѣ учинити. А Шереметевъ о себѣ приѣхалъ, и вы того чтете и бережете. Ино уже не Сабакину ровно, моего слова больши Шереметев; Собакинъ моего для слова погибъ, а Шереметевъ о себѣ воскресъ. Про что Шереметева для годъ равенъ мятежь чинити, да токою великою обителию волновати? Другой на васъ Селивестръ наскочилъ, а однако его семьи. И што было про Собакина для моего слова на Шереметевыхъ мнѣ гнѣвно, ино то въ миру отдано. А нынѣ воистинну монастырьскаго для безчиния говорилъ. А не было бы страсти, ино было и Собакину с Шереметевымъ нѣ про што бранитися. Слышахъ нѣ от коего брата вашея же обители безумныя глаголы глаголюща, яко Шереметеву с Собакинымъ давная мирская вражда есть. Ино то ли путь спасения и ваше учительство, что пострижениемъ прежния вражды не разрушити? Какоже отрещися мира и вся, яже суть в мирѣ, и со отъятиемъ власъ и долу влекущая мудрования соотрѣзати, апостолу же повелѣвшу «во обновлении живота шествовати» ? По Господню же словеси: «Оставите любострастныхъ мертвыхъ погребсти любострастия, яко же своя мертвеца. Вы же шедше возвѣщайте царствие Божие».

Но если, может быть, такие поступки у вас считаются приличными, то дело ваше: Бог свидетель, я пишу это только, беспокоясь о нарушении монастырских порядков. Гнев на Шереметевых тут ни при чем: у него ведь имеются братья в миру, и мне есть на кого положить опалу. Зачем же надругаться над монахом и возлагать на него опалу! А если кто скажет, что я ради Собакиных, так мне из-за Собакиных нечего беспокоиться. Варлаамовы племянники хотели меня с детьми чародейством извести, а Бог меня от них спас: их злодейство раскрылось, и из-за этого все и произошло. Мне за своих душегубцев мстить незачем. Одно только было мне досадно, что вы моего слова не послушались. Собакин приехал с моим поручением, а вы его не уважили, да еще и поносили его моим именем, что и рассудилось судом Божиим. А следовало бы ради моего слова и ради нас пренебречь его дуростью и решить это дело побыстрее. А Шереметев приехал сам по себе, и вы потому его чтите и бережете. Это — не то что Собакин; Шереметев дороже моего слова; Собакин приехал с моим словом и погиб, а Шереметев — сам по себе, и воскрес. Но стоит ли ради Шереметева целый год устраивать мятеж и волновать такую великую обитель? Другой Сильвестр на вас наскочил: а, однако, вы одной с ним породы. Но если я гневался на Шереметевых за Собакина и за пренебрежение к моему слову, то за все это я воздал им еще в миру. Ныне же поистине я писал, беспокоясь о нарушении монастырских порядков. Не было бы у вас в обители тех пороков, не пришлось бы и Собакину с Шереметевым браниться. Слышал я, как кто-то из братьев вашей обители говорил нелепые слова, что у Шереметева с Собакиным давняя мирская вражда. Так какой же это путь спасения и чего стоит ваше учительство, если и пострижение прежней вражды не разрушает? Так вы отрекаетесь от мира и от всего мирского и, отрезая волоса, отрезаете и унижающие суетные мысли, так вы следуете повелению апостола: «жить обновленной жизнью»? По Господню же слову: «Оставьте порочным мертвецам погребать свои пороки, как и своих мертвецов. Вы же, шествуя, возвещайте царство Божие».

И только пострижениемъ вражды мирския не разрушити, ино то и царства, и боярьства, и славы некоея мирския отложити, но кто былъ великъ в бѣльцѣхъ, тотъ и в черньцехъ. Ино то по тому же быти в царствии небесномъ: кто здѣсе богатъ и великъ, тотъ и тамъ богатъ и великъ будетъ? Ино то Махметова прелесть и какъ онъ говорилъ, у кого здѣсе богатьства много, тотъ и тамъ будетъ богатъ, кто здѣсе великъ и честенъ, тотъ и тамо, и ина много блядословилъ. Ино то ли путь спасения, что в черньцехъ бояринъ бояръства не състрижетъ, а холопъ холопъства не избудетъ? Да како апостолово слово: «Нѣсть еллинъ и скифъ, рабъ и свободъ, вси едино есте о Христѣ»? Да како едино, коли бояринъ по старому бояринъ, а холопъ по старому холопъ? А Павелъ како Анисима Филимону братомъ нарече, его существенаго раба? А вы и чюжихь холопей къ бояромъ не ровняете. А в здѣшнихъ монастырехъ равеньство и по се время держалося — холопемъ и бояромъ, и мужикомъ торговым. И у Троицы при отцѣ нашемъ келарь былъ Нифонтъ, Ряполовскаго холопъ, да з Бѣльскимъ з блюда едалъ, а на правомъ крылосе Лопотало да Варламъ невѣсти кто, а княжь Александровъ сынъ Васильевича Оболеньскаго Варламъ на лѣвомъ. Ино смотри же того, коли былъ путь спасения, холопъ з Бѣльскимъ ровенъ, а князя доброва сынъ с страдники сверстанъ. А и передъ нашима очима Игнатей Курачевъ, белозерецъ, на правомъ крылосе, а Федоритъ Ступишинъ на лѣвомъ, да ничимъ былъ от крылошанъ не отлученъ. Да и инде много того было и доселе. А в Правилехъ великаго Василия написано есть: «Аще чернецъ хвалится при людехъ, яко добра роду есмь, и родъ имый, да постится 8 дней, а поклоновъ по 80 на день». А нынѣ то и слово: «Тотъ великъ, а тотъ того больши», — ино то и братьства нѣтъ. Ведь коли ровно, ино то и братьство, а коли не ровно, которому братьству быти, ино то иноческаго жития нѣтъ! А нынѣ бояре по всѣмъ монастыремъ то испразнили своимъ любострастиемъ. Да и еще реку и сего страшнѣе: како рыболовъ Петръ и поселянинъ Богословъ и станутъ судити богоотцу Давиду, о немже рече Богъ, яко «обрѣтохъ мужа по сердцу Моему», и славному царю Соломону, иже Господь глагола, яко «под солнцемъ нѣсть такова украшена всякимъ царьскимъ украшениемъ и славою», и великому святому царю Констянтину, и своимъ мучителемъ, и всѣмъ сильнымъ царемъ, обладавшимъ вселенною? Дванадесять убогихъ учнуть судити всѣмъ тѣмъ. Да и еще и сего страшнѣйше: рождьшая без сѣмени Христа Бога нашего и в рожденыхъ женами болий Креститель Христовъ, тѣ учнутъ предстояти, а рыболови учнутъ на 12 престолу седѣти и судити всей вселеннѣй. А Кирила вамъ своего тогды какъ с Шереметевымъ поставити — которого выше? Шереметевъ постригся из боярства, а Кирило и в приказе у государя не былъ! Видите ли куда васъ слабость завела? По апостолу Павлу: «He льститеся, тлятъ бо обычая благи бесѣды злыя». He глаголи никтоже студныя сия глаголы, яко «только намъ з бояры не знатся — ино монастырь без даяния оскудѣетъ». Сергей, и Кирилъ, и Варламъ, и Димитрий, и ини святии мнози не гонялися за бояры, да бояре за ними гонялися, и обители ихъ распространилися: благочестиемъ монастыри стоятъ и неоскудны бываютъ. У Троицы в Сергиеве благочестие иссякло и монастырь оскудѣлъ: ни пострижется нихто и не дастъ нихто ничего. А на Сторожѣхъ до чего допили? Тово и затворити монастыря нѣкому, по трапезѣ трава ростетъ. А и мы видали братии до осмидесятъ бывало, а крылошанъ по одиннацати на крылосѣ было: благочестия ради болми монастыри распространяются, а не слабости ради. (...)

И если уж пострижение не разрушает мирской вражды, тогда, видно, и царство, и боярство, и любая мирская слава сохранятся в монашестве, и кто был велик в бельцах, будет велик и в чернецах. Тогда уж и в царствии небесном так же будет: кто здесь богат и могуществен, будет и там богат и могуществен? Так ведь это лживое учение Магомета, который говорил: у кого здесь богатства много, тот и там будет богат, кто здесь в силе и славе, тот и там будет. Он и другое многое лгал. Это ли путь спасения, если в монастыре боярин не сострижет боярства, а холоп не освободится от холопства? Как же будет с апостольским словом: «Нет ни эллина, ни скифа, ни раба, ни свободного, все едины во Христе»? Как же они едины, если боярин — по-старому боярин, а холоп — по-старому холоп? А как апостол Павел называл Анисима, бывшего раба Филимона, его братом? А вы и чужих холопов к боярам не приравниваете. А в здешних монастырях до последнего времени держалось равенство между холопами, боярами и торговыми мужиками. В Троице при нашем отце келарем был Нифонт, холоп Ряполовского, а с Бельским с одного блюда ел. На правом клиросе стояли Лопотало и Варлаам, невесть кто такие, а Варлаам, сын князя Александра Васильевича Оболенского, — на левом. Видите: когда был настоящий путь спасения, холоп был равен Бельскому, а сын знатного князя делал одно дело с работниками. Да и при нас на правом клиросе был Игнатий Курачев, белозерец, а на левом — Федорит Ступишин, и он ничем не отличался от других клирошан. Да и много других таких случаев было до сих пор. А в Правилах великого Василия написано: «Если чернец хвалится при других благородством происхождения, то пусть за это постится 8дней и совершает 80поклонов в день». А ныне то и слово: «Тот знатен, а тот еще выше», — тут и братства нет. Ведь когда все равны, тут и братство, а коли не равны, то какое же тут братство и иноческое житие! А ныне бояре разрушили порядок во всех монастырях своими пороками. Скажу еще более страшное: как рыболов Петр и поселянин Иоанн Богослов будут судить богоотца Давида, о котором Бог сказал: «обрел мужа по сердцу моему», и славного царя Соломона, о котором Господь сказал, что «нет под солнцем человека, украшенного такими царственными достоинствами и славой», и великого царя Константина, и своих мучителей, и всех сильных царей, господствовавших над вселенной? Двенадцать скромных людей будут их судить. Да еще того страшнее: родившая без греха Господа нашего Христа и первый среди людей человек, Креститель Христов, — те будут стоять, а рыболовы будут сидеть на 12-ти престолах и судить всю вселенную. А вам как своего Кирилла поставить рядом с Шереметевым, — кто из них выше? Шереметев постригся из бояр, а Кирилл даже приказным дьяком не был! Видите, куда завели вас послабления? Как сказал апостол Павел: «Не впадайте во зло, ибо злые слова растлевают благие обычаи». И пусть никто не говорит мне эти постыдные слова: «Если нам с боярами не знаться, монастырь без даяний оскудеет». Сергий, и Кирилл, и Варлаам, и Дмитрий, и другие многие святые не гонялись за боярами, но бояре за ними гонялись, и обители их расширялись: благочестием монастыри поддерживаются и не оскудевают. Иссякло в Троице-Сергиевом монастыре благочестие — и монастырь оскудел: никто у них не постригается и никто им ничего не дает. А в Сторожевском монастыре до чего допились? Некому и затворить монастырь, на трапезе трава растет. А мы видели, как у них было больше восьмидесяти человек братии и по одиннадцать человек на клиросе: монастыри разрастаются благодаря благочестивой жизни, а не из-за послаблений. <...>

Сия убо написахомъ мало от многа. Аще хощете высочайши сего вѣдѣти, и вы сами больши насъ вѣсте, и много въ Божественомъ Писании семъ обрящете. И будетъ помните то, что язъ Варлама из монастыря взялъ, ево жалуючи, а на васъ кручиняся, ино Богъ свидѣтель, никако же иного ничего для, развее того для велѣли есмя ему быти у себя — какъ пришла волна та, a вы к намъ немного извѣстили, и мы Варлама приказали про его безчиние посмирити по монастырскому чину. А племянники его намъ сказывали, что ему от васъ для Шереметева утѣснение велико. А еще Собакиныхъ пред нами и тогды измѣны не было. И мы жалуючи ихъ, велѣли есмя Варламу у себя быти, а хотѣли есмя его распросити, за что у нихъ вражда учинилася, да и понаказати его хотѣли, чтобы в терпѣнии былъ, что будетъ ему от васъ скорбно, занеже инокомъ подобаетъ скорбьми и терпѣниемъ спастися. И зиму сь по него потому не послали, что намъ походъ учинился в Немецкую землю. И какъ мы ис походу пришли, и по него послали, и его розпрашивали, и онъ заговорилъ вздорную — на васъ доводити учалъ, что будто вы про нас негоряздо говорите со укоризною. И язъ на то плюнулъ и его бранилъ. И онъ уродъствуетъ, a сказывается правъ. И язъ спрашивалъ о его жительствѣ, и онъ заговорилъ невѣсть что, не токмо что не знаючи иноческаго жития или платия, и того не вѣдаетъ, что на семъ свѣте есть черньцы, да хочетъ жити и чести себѣ по тому же какъ в миру. И мы видя его сотониньское разжение любострастное, по его неистовому любострастию, в любострастное житие и отпустили жити. A то самъ за свою душю отвещаетъ, коли не ищетъ своей души спасения. А к вамъ есмя его не послали воистинну по тому не хотя себя кручинити, а васъ волновати. А ему добрѣ хотѣлося к вамъ. А онъ, мужикъ очюнной, вретъ и самъ себе не вѣдаетъ что. А и вы не гораздо доспѣли, его прислали кабы ис тюрмы, да старца соборново кабы приставъ у него. А онъ пришелъ кабы нѣкоторой государь. А вы с нимъ прислали к намъ поминъки, да еще ножи, кабы не хотя намъ здоровья. Что с такою враждою сотонинъскою поминъки к нам посылати? Ано было его отпустити, а с нимъ отпустити молодыхъ черньцовъ, а поминъковъ было в томъ кручинномъ дѣле непригоже посылати. А ведь соборной онъ старецъ ни прибавилъ, ни убавилъ ничево, его не умѣлъ уняти; что захотѣлъ, то вралъ, а мы чего захотѣли, того слушали, — соборной старецъ не испортилъ, ни починилъ ничего. А Варламу есмя не повѣрили ни в чемъ.

Это — лишь малое из многого. Если же хотите еще больше узнать, хотя вы сами знаете все лучше нас, можете многое найти в Божественных Писаниях. А если вы напомните, что я забрал Варлаама из монастыря, обнаружив этим милость к нему и кручинясь на вас, то Бог свидетель — не для чего другого мы сделали это, а только потому велели ему быть у себя, что, когда возникло это волнение и вы сообщили об этом нам, мы приказали наказать Варлаама за его бесчинство по монастырским правилам. Племянники же его нам говорили, что вы его притесняли ради Шереметева. А Собакины тогда еще не совершили измены против нас. И мы из милости к ним велели Варлааму явиться к нам и хотели его расспросить, из-за чего у них возникла вражда? И приказать ему хотели, чтобы он сохранял терпение, если вы будете его притеснять, ибо притеснения и терпение помогают душевному спасению иноков. Но в ту зиму мы за ним потому не послали, что были заняты походом в Немецкую землю. Когда же мы вернулись из похода, то послали за ним, расспрашивали его, и он стал говорить вздор — доносить на вас, что будто вы говорите о нас неподобающие слова с укоризной. А я на это плюнул и выругал его. Но он продолжал говорить нелепости, настаивая, что говорит правду. Затем я расспрашивал его о жизни в монастыре, и он стал говорить невесть что, и оказалось, что он не только не знает иноческой жизни и одежды, но вообще не понимает, что такое чернецы, и хочет такой же жизни и чести, как в миру. И, видя его сатанинский суетный пыл, по его неистовой суетности, мы его и отпустили жить суетной жизнью. Пусть сам отвечает за свою душу, если не ищет спасения своей души. А к вам его поистине потому не послали, что не хотели огорчать себя и волновать вас. Он же очень хотел к вам. А он — настоящий мужик, врет, сам не зная что. А и вы нехорошо поступили, что прислали его как бы из тюрьмы, а старец соборный при нем словно пристав. А он явился, как государь какой-то. И вы еще прислали с ним к нам подарки, да к тому же ножи, как будто вы хотите нам вреда. Как же можно посылать подарки с такой сатанинской враждебностью? Вам следовало его отпустить и отправить с ним молодых монахов, а посылать подарки при таком нехорошем деле неприлично. Все равно соборный старец ничего не мог ни прибавить, ни убавить, унять его он не сумел; все, что он захотел врать — он соврал, что мы захотели слушать — выслушали: соборный старец ничего не ухудшил и не улучшил. Все равно мы Варлааму ни в чем не поверили.

A то есмя говорили, Богъ свидѣтель и Пречистая и чюдотворецъ, монастырьскаго для безчиния, а не на Шереметева гнѣваючися. А будетъ хто молвитъ, что такъ жестоко, ино су совѣтъ дати, по немощи сходя, что Шереметевъ без хитрости боленъ, и онъ ежь в кѣльи да одинъ с келейникомъ. А сходъ к нему на что, да пировати, а овощи в кѣльи на што? Досюдова в Кириловѣ и иглы было и нити лишние в кѣльи не держати, не токмо что иныхъ вещей. А дворъ за монастыремъ, да и запасъ на что? To все беззаконие, а не нужа. А коли нужа, и онъ ѣжь в кѣлии какъ нищей: крому хлѣба да звено рыбы, да чаша квасу. А сверхъ того коли вы послабляете, и вы давайте колько хотите, только бы ѣлъ одинъ, а сходовъ бы да пировъ не было, какъ преже сего у васъ же было. А кому к нему приити бесѣды ради духовныя, — и онъ приди не в трапезное время, ѣствы бы и пития в тѣ поры не было, ино то бесѣда духовная. А что пришлютъ братия поминковъ, и онъ бы отсылалъ в монастырьския службы, а у себя бы в кѣлии никакихъ вещей не держалъ. А что к нему пришлютъ, то бы розделяли на всю братию, а не двема, ни трема по дружбѣ и по страсти. А чего мало, ино держати на время, а иное что пригоже, ино и его тѣмъ покоити. А вы бы его в кѣлии и монастырскимъ всѣмъ покоили, только бы что безстрастно было. А люди бы его за монастыремъ не жили. А и приѣдутъ от братии з грамотою или з запасомъ и с поминъки, и они поживи дни два-три, да отписку взявъ, да поѣдь прочь, — ино такъ ему покойно, а монастырю безмятежно.

А говорим мы все это, свидетель Бог, пречистая Богородица и чудотворец, из-за нарушения монастырских порядков, а не гневаясь на Шереметева. Если же кто скажет, что это жестоко и чтобы вам, государи, совет дать, снисходя к немощи, что Шереметев вправду болен, то пусть ест один в келье с келейником. А сходиться к нему зачем, да пировать, да яства в келье на что? До сих пор в Кириллове лишней иголки с ниткой в келье не держали, а не только других вещей. А двор за монастырем и запасы на что? Все то беззаконие, а не нужда. А если нужда, пусть он ест в келье, как нищий: кус хлеба, звено рыбы да чашку квасу. Если же вы хотите дать ему еще какие-нибудь послабления, то вы давайте сколько хотите, но пусть хотя бы ест один, а сходок и пиров не было бы, как прежде у нас водилось. А если кто хочет прийти к нему ради беседы духовной, пускай приходит не в трапезное время, чтобы в это время еды и питья не было, — так это будет беседа духовная. Подарки же, которые ему присылают братья, пусть отдает в монастырское хозяйство, а у себя в келье никаких таких вещей не держит. Пусть то, что к нему пришлют, будет разделено на всю братию, а не дано двум или трем монахам по дружбе и пристрастию. Если ему чего-нибудь не хватает, пусть временно держит. И иное что можно — тем его услаждайте. Но давайте ему в кельи и из монастырских запасов, чтобы не возбуждать соблазна. А люди его пусть при монастыре не живут. Если же приедет кто-нибудь от его братьев с письмом, едой или подарками, пусть поживет дня два-три, возьмет ответ и едет прочь — и ему будет хорошо, и монастырю безмятежно.

Слыхали есмя еще малы, что такая крѣпость у васъ же была, да и по инымъ монастыремъ, гдѣ о Бозѣ жительство имѣли. И мы сколько лутчего знали, то и написали. А нынѣ есте прислали к намъ грамоту, а отдуху от васъ нѣтъ о Шереметеве. А написано что говорилъ вамъ нашимъ словомъ старецъ Антоней о Ионѣ о Шереметеве, да о Аасафе Хабарове, чтобы ѣли в трапезѣ з братиею. И я то приказывалъ монастырьскаго для чину, и Шереметевъ себѣ поставилъ кабы во опалу. И я сколько уразумѣлъ, и что слышалъ, какъ дѣлалося у васъ и по инымъ крѣпкимъ монастыремъ, и я то и написалъ, повыше сего, какъ ему жити покойно в кѣлии, а монастырю безмятежно будетъ, — добро и вы по тому учините ему покой. А потому ли вамъ добрѣ жаль Шереметева, что жестоко за него стоите, что братия его и нынѣ не престанутъ в Крымъ посылать, да бесерменьство на христианьство наводити?

Мы еще в детстве слышали, что таковы были крепкие правила и в вашем монастыре, да и в других монастырях, где по Божественному жили. Мы и написали вам все лучшее, что нам известно. А вы теперь прислали нам грамоту, и нет нам отдыха от вас из-за Шереметева. Написано, что я передавал вам устно через старца Антония о Ионе Шереметеве да о Иоасафе Хабарове, чтобы ели в общей трапезной с братией. Я передавал это только ради соблюдения монастырских порядков, а Шереметев увидел в этом как бы опалу. Я писал только то, что я знал из обычаев вашего и других крепких монастырей, и выше я написал, как ему жить в келье на покое, не волнуя монастырь, — хорошо, если и вы его предоставите тихой жизни. А не потому ли вам так жаль Шереметева и вы крепко за него стоите, что его братья до сих пор не перестают посылать в Крым и навлекать басурман на христиан?

А Хабаровъ велить мнѣ себя переводити в ыной монастырь, и яз ему не ходатай скверному житию. Али уже больно надокучило ! Иноческое житие — не игрушка. Три дни в черньцехъ, а семой монастырь! Да коли былъ в миру, ино образы окладывати, да книги оболочи бархаты, да застѣшки и жюки серебряны, да налои избирати, да жити затворяся, да кѣльи ставити, да четки в рукахъ, а нынѣ з братьею вмѣсте ѣсти лихо! Надобе четки не на скрижалехъ каменныхъ, но на скрижалехъ сердецъ плотянъ! Я видалъ по четкамъ матерны лаютъ! Что в тѣхъ четкахъ? И о Хабарове мнѣ нѣчего писати, какъ себѣ хочетъ, такъ дуруетъ. А что Шереметевъ сказываетъ, что его болѣзнь мнѣ вѣдома: ино ведь не всѣхъ леженекъ для разорити законы святыя.

А Хабаров просит меня перевести его в другой монастырь, но я не стану содействовать его скверной жизни. Видно, уж очень надоело! Иноческое житие — не игрушка. Три дня в чернецах, а седьмой монастырь меняет! Пока он был в миру, только и знал, что образа одевать в оклады, переплетать книги в бархат с серебряными застежками и жуками, аналои убирать, жить в затворничестве, кельи ставить, вечно четки в руках носить. А ныне ему с братией вместе есть тяжело! Надо молиться на четках не по скрижалям каменным, а по скрижалям сердец телесных! Я видел — по четкам матерно бранятся! Что в тех четках? Нечего мне писать о Хабарове — пусть как хочет, так и дурачится. А что Шереметев говорит, то его болезнь мне известна: так ведь не для всякого же лежебоки нарушать святые правила.

Сия мала от многихъ изрекохъ вамъ любви ради вашея и иноческаго для жития, имже сами множае насъ вѣсте; аще хощете, обрящете много въ Божественомъ Писании. А намъ к вамъ болши того писати невозможно, да и писати нѣчего, уже конецъ моихъ словесъ к вамъ. А впередъ бы есте о Шереметеве и о иныхъ о безлѣпицахъ намъ не докучали: намъ о томъ никако отвѣту не давати. Сами вѣдаете, коли благочестие не потребно, а нечестие любо! А Шереметеву хоти и золотыя сосуды скуйте и чинъ царской устройте, — то вы вѣдаете. Уставьте с Шереметевымъ свое предание, а чюдотворцово отложите, будетъ такъ добро. Какъ лутче, такъ дѣлайте! Сами вѣдаете, какъ себѣ с нимъ хотите, а мнѣ до того ни до чего дѣла нѣтъ! Впередъ о томъ не докучайте: воистинну ни о чемъ не отвѣчивати. А что весну сь к вамъ Собакины от моего лица злокозненную прислали грамоту, и вы бы с нынешнимъ моимъ писаниемъ сложили и по слогнямъ разумѣли, и по тому впередъ безлѣпицамъ вѣрили.

Написал я вам малое из многого ради любви к вам и для укрепления иноческой жизни, вы же это знаете лучше нас. Если же хотите, найдете многое в Божественном Писании. А мы к вам больше писать не можем, да и нечего писать. Это — конец моего к вам письма. А вперед бы вы нам о Шереметеве и других нелепицах не докучали: мы отвечать не будем. Сами знаете, если вам благочестие не нужно, а желательно нечестие! Скуйте Шереметеву хоть золотые сосуды и воздайте ему царские почести — ваше дело. Установите вместе с Шереметевым свои правила, а правила чудотворца отставьте — так хорошо будет. Как лучше, так и делайте! Вы сами знаете; делайте как хотите, а мне ни до чего дела нет! Больше не докучайте: воистину ничего не отвечу. А злокозненную грамоту, которую вам весной прислали Собакины от моего имени, сравните с моим нынешним письмом, уразумейте слово в слово, а затем уже решайте, верить ли дальше нелепицам.

ѣ когда прилучися н ѣ коимъ нашимъ приходомъ к вамъ ... — Видимо, в одну из поездок 1564—1572 гг.

... Маккав ѣ и ... Елеазар ... Златаустъ ... — Отстаивая необходимость стойкости в соблюдении заветов Кирилла Белозерского, Иван IV приводит примеры из 1-й и 2-й книг Маккавеев и из жития Иоанна Златоуста, византийского церковного деятеля, константинопольского патриарха в IV—начале V в. н. э., которое было знакомо царю по одному из популярнейших церковных памятников XVI в. — Великим Минеям Четьям (ноябрь).

... Анна и Каияфа — Шереметевъ и Хабаровъ ... — Иван Васильевич Большой-Шереметев — один из выдающихся политических и военных деятелей 50-х гг. В 1564 г., подозреваемый в измене, был арестован, а затем пострижен в Кирилло-Белозерский монастырь. Казнен ок. 1573 г. Иван Иванович Хабаров — боярин, насильно постриженный в Кирилловом монастыре; Курбский причислял его к числу жертв Ивана IV, но дата его смерти неизвестна. Обвиняя Шереметева и Хабарова в неблагочестивом поведении, царь сравнивает их с библейскими первосвященниками, гонителями Христа — Анной и Кайафой.

... Варламъ Сабакинъ ... — Речь идет, очевидно, о родиче одной из жен Ивана IV, Марфы Собакиной, Василии-Варлааме Собакине, постриженном после смерти Марфы в 1572 г. в Кирилловом монастыре, — неизвестно, был ли это ее отец Василий Большой или дядя Василий Меньшой.

Василий Амасийский — великомученик IV в., епископ г. Амасии в Передней Азии, казнен при преследователе христиан императоре Ликинии, его послания в славянской письменности в настоящее время неизвестны.

... Сергие , и Кирилъ , и Варламъ , Димитрей и Пафнотей ... — Основатели крупнейших монастырей того времени — Сергий Радонежский (XIV в.), Кирилл Белозерский (конец XIV—начало XV в.), Варлаам Хутынский (XII в.), Дмитрий Прилуцкий (XIV в.) и Пафнутий Боровский (XV в.).

Есть ... приходитъ» . — Мф. 18, 7.

... вельможа Авенира царя инд ѣ скаго ... и самъ Иоасафъ ... — Персонажи из популярной в Древней Руси переводной повести о Варлааме и Иоасафе (см. наст. изд., т. 2.).

Елизвой Ефиопъский — эфиопский царь (негус) Элесбоа, по легенде, сохранившейся в Великих Минеях Четьях, принял монашество после победы над царем-иудеем Дунасом (Зу-Нувасом) и жил в монашестве чрезвычайно суровой жизнью.

... Сава Сербъский ... отец его Неманя ... с материю его Мариею ... — Савва — славянский святой, сын сербского царя Стефана-Немани, принял монашество в юности, был архиепископом Сербии; Стефан-Неманя под влиянием сына отрекся от престола и постригся в монахи под именем Симеона в 1195 г.

... великий князь Святоша ... — Черниговский князь начала XII в. Святослав Давидович; рассказ о Святоше содержится в Киево-Печерском патерике (наст. изд., т. 4.).

... Игнатия блаженнаго патриарха Цариграда ... — Речь идет о патриархе константинопольском Игнатии (IX в.), сыне императора Михаила I Рангава (ср. Хронограф — ПСРЛ , XXII. С. 344—345).

... ни видяща , яко есть чернецъ , не токмо инокъ ... — Подчеркивая, что инок выше чернеца, Иван IV обозначает, очевидно, этими терминами две степени монахов, имея в виду под чернецами «новоначальных» (монахов, не имеющих степени), а под иноками — «малосхимников» (первая степень монашества; признаком малосхимников являлась мантия).

... Шереметева отца Василия ? — Отец И. В. Шереметева постригся в Троице-Сергиевом монастыре (под именен Вассиана) между 1537 и 1539 гг., возможно в связи с борьбой партий в период «боярского правления».

... снялся с Курцовыми ... — Слово «снятися» («сънятися», «съятися») могло иметь различный, иногда прямо противоположный смысл: «собраться», «сочетаться», «сойтись», «съехаться» и также «вступить в бой», «сразиться». Возможно, что в борьбе, раздиравшей Троицкий монастырь, Шереметев выступал совместно с Курцевыми, а митрополит Иоасаф с Коровиными.

А дотоле у Троицы было кр ѣ пко житие ... — Иван IV вспоминает свои поездки в Троицкий монастырь в 1544 или 1545 г.

П ѣ сношъ — Песношский Никольский монастырь находился недалеко от г. Дмитрова.

... тотъ Шереметевъ с Висковатымъ первыя не почели за кресты ходити . — И. М. Висковатый — государственный дьяк и печатник, один из выдающихся политических деятелей времени Грозного — достиг значительного влияния еще при «Избранной раде» и сохранил это влияние и во время опричнины; в 1570 г. Висковатый был казнен Грозным при не вполне ясных обстоятельствах. Отказ участвовать в крестных ходах, возможно, стоит в какой-то связи с религиозными «сумнениями», заявленными Висковатым в 1554 г., когда он «вопил на весь народ», протестуя против новых церковных росписей и икон, введенных Сильвестром под покровительством Макария.

А коли

... поминъки , да еще ножи , кабы не хотя намъ здоровья . — Преподнесение ножа в качестве «поминка» (подарка) считалось враждебным актом.

... что братия его и нын ѣ не престанутъ в Крымъ посылать , д a бесерменьство на христианъство наводити ? — Речь идет, очевидно, о братьях Ивана-Ионы Шереметева — Иване Меньшом и Федоре. В протоколе допроса двух русских пленников, вернувшихся из Крыма в середине 70-х гг., Иван и Федор обвинялись в тайных сношениях с Крымом.

ПОСЛАНИЕ В КИРИЛЛО-БЕЛОЗЕРСКИЙ МОНАСТЫРЬ (1573)

Поедание царя и великаго князя Иоанна Василиевичя всеа Русии в Кирилов монастырь игумену Козме, яже о Христе з братиею

В пречестную обитель пресвятыя и нречиетыя владичицы нашея богородицы честнаго в: славнаго ея Успения и преподобнаго и богоноснаго отца нашего Кирила чюдотворца, яже о Христе божественаго полка наставнику и вожу и руководителю к пренебесному селению, преподобному игумену Козме, яже о Христе з братнею, царь и великий ютггзь Иоанн Василиевичь всеа Русии челом бьет.

Увы мне грешному! горе мне окаянному! Ох мне скверному! Кто есмь аз на таковую высоту дерзати? Бога ради, господне и отцы, молю вас, престаните от таковаго начинания (престаните от такового начинания. - Послание Грозного написано в ответ на грамоту братии Кирилло-Белозерского монастыря, просившей, очевидно, царя о «наставлении». Грамота Кирилло-Белозерского монастыря до нас не дошла, и предистория этой переписки может быть восстановлена только с помощью самого комментируемого послания (ср.: А. Барсуков. Род Шереметевых, кн. 1. СПб., 1881, стр. 322 - 327). Непосредственной причиной «смущения» в монастыре была борьба между двумя влиятельными монахами - Ионой, бывшим боярином Иваном. Шереметевым, и Варлаамом (Василием) Собакиным, посланным в монастырь «от царской власти». Уже за год до написания комментируемого послания (оно написано в сентябре 1573 г. - см. Н. К. Никольский. Когда было писано обличительное послание в Кирилло-Белозерский монастырь. Христианское чтение, 1907), т. е. осенью 1572 г., царь узнал об этом «смущении» от приехавшего в Москву старца Никодима, исполнявшего должность игумена (стр. 175; ср. Н. К. Никольский, ук. соч., стр. 10 - 11). С сентября 1572 г. новым игуменом Кирилло-Белозерского монастыря стал Козьма, адресат комментируемого послания (см.: П. М. Строев. Списки иерархов и настоятелей монастырей. СПб., 1877, стр. 55), но и при нем «молва и смущение» не прекращались. Племянники Варлаама, Собакины, ходатайствовали о вызове их дяди в Москву, но царь, занятый походом в Ливонию в начале 1573 г., не мог этого сделать. Весной 1573 г. Собакины послали в монастырь какую-то «злокозненную грамоту», написанную, невидимому, от имени царя (см. стр. 192); в то же время, вернувшись из похода, царь вызвал Варлаама к себе [Барсуков (ук. соч., стр. 326) считает, что Варлаам и был вызван «злокозненной грамотой» его племянников, но в тексте комментируемого послания царь, отвергающий свою причастность к грамоте Собакиных, указывает, что за Варлаамом «мы...послали», - стр. 190]. Руководство монастыря, «поносившее» Собакина и «чтившее» Шереметева (стр. 178), прислало Варлаама «кабы ис тюрмы» в сопровождении «соборного старца» (Антония?). Царь передал монастырскому руководству (через старца Антония) ряд указаний, относящихся к усилению строгости монастырского режима (требуя, в частности, чтобы монастырь не давал послаблений Шереметеву). В этот же примерно период была обнаружена измена («чародейство») племянников Собакина (стр. 189 и 178). Может быть, именно это обстоятельство и ободрило руководителей монастыря, и они послали царю (после получения инструкций через Антония) новую грамоту (стр. 191), «жестоко стоя» в ней за Шереметева. В ответ на нее царь и написал комментируемое послание. ). Аз (Испр. по ТЦ; в рукоп. А ) брат ваш недостоин есми нарещися, но по еуангельскому еловеси сотворите мя, яко единаго от наемник своих. Тем же припадая честных ног ваших стопам и мил ся дею, бога ради, престаните от таковаго начинания. Писано бо есть: «свет иноком ангели, свет же миряном иноки». Ино подобает вам, нашим государем, и нас заблуждыних во тме гордости и сени смертней прелести тщеславия, ласкордъства и лаекосердия, просвещати. А мне, псу смердящему, кому учити и чему наказати, и чем просветите? Сам бо (Испр. по ТЦ; в рукоп. по. ) всегда в пианьстве, в блуде,. в прелюбодействе, в скверне, во убийстве, в граблении, в хищении, в ненависти, во всяком злодействе, по великому апостолу Павлу: «надеяй же ся себе вождь быти слепым, свет сущим во тме, наказатель безумным, учитель младенцем, имуща образ разума и истинне в законе; научаяй бо иного себе ли не учиши? проповедаяй не красти - крадеши; глаголяй не пре-любы творити - прелюбы твориши; скаредуяйся идол - евятая крадеши; иже в законе хвалишися - преступлением закона богу досаждавши». И паки той же великий апостол глаголет: «Егда како инем проповедав, сам исключим буду?».

Бога ради, отцы святии и преблаженнии, не дейте мене, грешнаго и сквернаго, плакатися грехов своих и себе внимати, ереди лютаго сего треволнения прелестнаго мимотекущаго света еего. Паче же в настоящем сем многомятежном и жестоком времени, кому мне, нечистому и скверному и душегубцу, учителю быти? Да негли господь бог, ваших ради святых молитв, еие писание в покаяние мне вменит. И аще хощете, - есть у вас дома учитель среди вас - великий светильник Киршк И на его гроб повсегда зрите, и от него всегда просвещаетеся». Потому же (Испр. по ТЦ; в рукоп. Потом же. ) великие подвижници ученицы его, а вашы наставницы и отцы, по приятию рода духовнаго даже и до вас. И святый устав великаго чюдотворца Кирила, яко же у вас ведется. Се у вас учитель и наставник! - от сего учитеся, от сего наставляйтеся, от сего нросвещайтеся, о сем утвержайтеся; да и нас, убогих духом и нищих, благодатию просвещайте, а за дерзость, бога ради, простите. Понеже помните, отцы святии, егда некогда прилучися некоим нашим приходом к вам в пречестную обитель пречистыя богородицы и чюдотворца Кирила, и случи ся тако судбами божиими: по милости пречистыя богородицы и чюдотворца Кирила молитвами от темныя ми мрачности малу зарю света божия в помысле моем восприях, и повелех тогда сущему преподобному вашему игумену Кирилу с некоими от вас братии негде в келий сокровене быти, самому же такожде от мятеж и плища мирскаго упразнившуся и пришедшу ми к вашему преподобию; и тогда со игуменом бяше Иоасаф архимандрит Каменьской, Сергий Колычев (Испр.; е рукоп. Колачев (также КЦП, в Т Ковачев). ) ты Никодим, ты Антоней, а иных не упомню; и бывши о сем беседе надолзе, и аз грешный вам известих желание свое о пострижении, и искушах окаянный вашу святыню слабыми словесы. И вы известисте ми о бозе крепостное житие. И яко же услышах сие божественое житие, ту абие возрадопася скверное мое сердце со окаянною моею душою, яко обретох узду помощи божия своему невоздержанию и пристанище спасения. И свое обещание положих вам с радостию, яко нигде инде, аще благоволит бог, в благополучно время здраву пострищися, точию во пречестней сей обители пречистыя богородицы, чюдотворца Кирпла составления. И вам молитвовавшим, аз же окаянный преклоних скверную свою главу и припадох к честным стопам преподобнаго игумена тогда сущаго, вашего же и моего, на сем благословения прося. Оному же руку на мне положъшу и благословившу мене на сем, яко же выше рех, яко некоего новоприходящаго пострищися (Понеже помните, отцы святии егда некогда прилучися некоим нашим приходом к вам...благословившу мене на сем...яко некоего новоприходящаго постршцися. - Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь, во время которой царь собирался постричься в монахи, относится, как он сам указывает, ко времени, когда игуменом монастыря был Кирилл, т. е. к 1564 - 1572 гг. (см.: Строев, ук. соч., стр. 55). В эти годы царь посещал монастырь дважды - в декабре 1565 г. (ПСРЛ, XIII, 400; Акты Археограф, экспед., т. I, № 270) и весной 1567 г. (ПСРЛ, XIII, 407). ).

И мне мнится окаянному, яко исполу есмь чернец: аще и не отложих всякого мирскаго мятежа, но уже рукоположение благословения ангельскаго образа на себе ношу. И видех во пристанищи спасения многи корабли душевныя люте обуреваемы треволнением. Сего ради не могох терпети, малодушьствовах, и о своей души поболех, яко сый уже ваш, да не пристанище спасения испразнится, сице дерзнух глаголати.

И вы, бога ради, господия мои и отцы, простите мене грешнаго за дерзость доселе моего к вам суесловия. И яко же рече великое светило Иларион Великий во своем послании к некоему брату, сице рече: «К старейшему брату и Христову рабу, убогий аз инок и последний в братстве Иларион, малейший разумом и неключимый ни в коем же блазе деле. Яко послал ми бе таково слово, глаголя, яко беси нудят мя мысльми, да любви ради и Христовы заповеди отпиши ми слово и главизну утешну или две. Аз же восприем послание и прочет его удивихся: како убо брат мой утешения востребова от мене, или наказание от самого ненаказанна, и от нагаго одежду, паче же от грешника спасения и утвержения слова? И сия помыслив, не требовах хотети руку (Испр. по КТЦ; в рукоп. еда. )мою прострети на отписание, бояся, егда сам не творя буду, тебе же начну пиша глаголати, по отеческому слову кладязю подобен буду - иныя омынающе, себе же многи скверны не могущи истребити. И прпиму осуждение с возлагающему на плеща человеком бремена тяжкая и неудобьносимая - а сам перстом того не хотя двигнути. И буду яко круг медян, тщим гласом бряцая: и сего ради ужасаюся и трепещу, да не паче бога разгневаю, учительский сан восхищая, юностию еще играем».

И аще сицевое светило о себе сицерече, аз же, окаянный, что сотворю, иже беззаконию сущи скверно жилище и бесом игралище своими злыми делы бых? но хотел убо бых конец делу, положити: но понеже вижю, грех ради моих, нудити вам мене о сем, сего ради, по великому апостолу Павлу, бых безумен; понеже вы мя понудисте, мала некая от своего безумия изреку вам, не яко учительски и со властию, но яко рабски, и послушание повелению творя вашего преподобия, аще и безмерна высота есть моего недоумения.

И пакы яко же той же великое светило Иларион к первому приложи рече: «И паки аз противу таковому помыслу ино кой помысл наставлю, егда что зло постражду, не сотворив иолю братню и не упокоив духовное желание искренняго ми. Иомянух бо реченное: аще брашна ради скорбит брат твой, уже не ио любви ходиши. Да аще брашна ради телеснаго зазор есть не подавшему, кольни паче душевнаго брашна лишив брата, сущаго в скорби. Сия же помыслив аз, в себе рек: егда како и мое желание бог презрев, и не сотворит ми полезное души, яко же аз братне да отвергу сомнение, дерзновение же восприем, напишу ему по желанию его яже богом возмогаемь. Кто бо весть, егда по оного желанию и вере даст ми господь написати, и мне самому полезное и оному? Паки же грубости ради моея и простоты словес воздержахся, помышляя, егда (Испр. по ТЦП; в рукоп. его. ) како навыкшу ти в книжной силе, и в мудрости святых возрастшу, писание мое неугодно явится, паче же юности моей речений моих честыни внимающи. Но обаче бог, иже приимый вдовици оноя две цате, и яко велик дар вмени ей, той же и тебе, рабу его, сотворит любовь, прияти се желанное тобою от нас».

Сего ради аз, окаянный, сие видя, дерзнух писати, паче же и сего ради, яко же мне мнится окаянному божие некое изволение сему быти.

Веруйте ми, господия мои и отцы, бог свидетель, и пречистая богородица, и чюдотворец Кирил, яко сего Великаго Илариона доселе послания ниже паки читах, ниже видах, ниже паки слышах о нем: но яко восхотех к вам писати и хотех писати от послания Василия Амасийскаго, и, разгнув книгу, обретох сие послание Великаго Илариона, и приникнув, и видев, яко зело к нынешнему времяни ключаемо, и помыслих, яко божие некое повеление сицево обретеся к полезному, и сего ради дерзнух пясати. Имемся уже кош (Испр. по П; в рукоп. по (также в КТЦ) )беседе, богу помогающу. И аще понуждаете мя, отцы святии, и мое от послушания - к вам отвещание.

Первое, господне мои и отцы, по божий милости и пречистыя его матери молитвами, великаго чюдотворца Кирила молитвами имате устав великаго сего отца, даже и доселе в вас действуется. Сего имуще, о нем стойте, мужайтеся, утвержайтеся, и не паки под игом работе держитеся. И чюдотворцево предание держите крепко, и инем не попущайте разоряти, по великому апостолу Павлу: «возмогайте о господе в державе крепости его; облецытеся во вся оружия божия - возмощи вам стати противу кознем диявольским; яко несть ваша брань к крови и плоти, но к началом и ко владычеством, к миродержителем тме века сего, к духовом злобе поднебесным: сего ради приимете вся оружия божия, да возможете противитися в день лют, и вся содеявше стати. Станете убо препоясани чресла ваша истинною, и оболкъшеся во броня правды, и обувше нозе во уготовании благовествования миру, надо всеми же восприемше щит веры, в нем же возможете вся стрелы неприязнены разженныя угасити, и шлем спасения приимете, и мече духовный, еже есть глагол божий».

И вы, господие и отцы, стойте мужествене за чюдотворцево предание, и не ослабляйте, как вас бог и пречистая и чюдотворец просветит, яко же писано есть: «свет иноком ангели, и свет миряном инокы». И аще свет тма, а мы, окаяннии, тма суще, кольми помрачимся! Помните, господие мои, и отцы «вятии - Маккавеи за едино свиное мясо, равно еже за Христа с мученикы почтошася; и како рече Елеазару мучитель, и на се сошедшу, да не яст свиная мяса, но токмо в руку приимет, и рекут людем, яко Елеазар мяса яст. Доблественный же сей рече сице: «Семьдесят лет имать Елеазар, и несмь соблазнил люди божия. И ныне, стар сый, како соблазн буду Израилю?» И тако скончася. И божественный Златоуст пострада (В рукоп. это слово пропущено (?пакже в КТЦП) ; вставлено по смыслу. ) за обидящих, и царицу возгражая от лихоимания. Не бо исперва виноград и вдовица вина бысть толику злу, и чюдному сему отцу изгнание, и труды, и нужную от повлачения смерть. Сие бо о винограде от невеждь глаголется: аще же кто житие его прочтет, известно увесть, яко за многих Златоуст сие пострада, а не за един виноград. И виноград же сей - не просто, яко же глаголют. Но бысть некто муж во Цареграде болярьска сана сый, и оглаголан бысть царице, яко поношает ей о лихоимании. Она же, гневом объята бывши, заточи его и с чады в Селунь. Оному же и великаго Златауста моляще помощи ему; оному же царицы не воспротившу, но попустивши сему тако быти. И тамо ему в заточении и кончавшуся, царица же гневом неутолима сущи и еже на прекормление убозей сей остави виноград, восхоте злохитръством отняти. И аще святии о малых сих вещех сице страдаху, кольми же паче, господне мои и отцы, вам подобает о чюдотворцове предании пострадати (Помните, господне мои...кольми же паче...вам подобает о чюдотворцове предании пострадати. - Приводимые царем примеры страданий ради принципа заимствованы из Ветхого Завета (Елеазар, Маккавеи) и из жития византийского церковного деятеля и писателя IV - V в. н. э. Иоанна Златоуста, содержащегося в «Четиях-Минеях» (Великие Минеи Четий, ноябрь 13, СПб., 1899) - оттуда взята и история с виноградником опального вельможи, из-за которого Златоуст вступил в борьбу с царицей Евдоксией (стлб. 1013-1016), и история окончательного изгнания Златоуста в г. Кукус в Армении и оттуда в Пицунду в Грузии (по дороге в Пицунду Златоуст и умер, - стлб. 1100 - 1106). «Вдовица», о которой упоминает царь, - благочестивая Олимпиада, отказавшаяся с благословения Златоуста, вторично выйти замуж, хотя этого и требовал обычай (там же, стлб. 1054 - 1055); заслуживает внимания полемика царя с некиими «невеждами», объяснявшими гибель Златоуста историей с «вдовицей» (и с «виноградом») - любопытно, что в одном из своих писем в Печерский монастырь, направленных в значительной степени против царя, Курбский объяснял гибель Златоуста именно тем, что он «о единой вдовице не умолча» (А. М. Курбский, Соч., стлб. 408. ). Яко же апостоли Христу срасшгааеми, и соумеръщвляеми, и совоскрешаеми будут, тако и вам подобает усердно иоследъствовати великому чюдотворцу Кирилу, и предание его крепко держати, и о истинно подвизатися крепце, и не быти бегуном, пометати щит и иная, но вся оружия божпя восприимете, и не предавайте чюдотворцова предания никто же от вас, яко Июда Христа сребра ради, тако и ныне страстолюбия ради. Есть бо в вас Анна и Каияфа - Шереметев и Хабаров, а есть Пилат - Варлам Собакин, понеже от царския власти послан (Есть бо в вас Анна и Кайяфа - Шереметев и Хабаров, и есть Пилат - Варлам Собакин, понеже от царския власти послан. Имеются в виду участники «смущения» в монастыре (см. прим. 1): Иван Васильевич (Большой) Шереметев (инок Иона), постригшийся в монахи в 1570 г. [Барсуков, ук. соч., стр. 308; Курбский в «Истории о в. к. Московском» (Соч., стлб. 295 - 296) изображает И. В. Шереметева в виде почти житийного мученика, якобы, растрогавшего своим благочестием самого царя], Иван Иванович Хабаров (бывший боярин и воевода; дата пострижения не известна) и Василий Степанович Собакин (инок Варлаам). Личность этого последнего не вполне ясна, так как у воеводы Степана Васильевича Собакина (жившего в первой половине XVI в.) было три сына с одинаковым именем Василий (Большой, Средний и Меньшой). Часть исследователей (Лобанов-Ростовский. Русская родословная книга, т. II, стр. 228 - 230; Родословная книга «Русской старины», стр. 296 - 297; также: В. Корсакова. Русский биографический словарь, «Смеловский-Суворина», стр. 27 - 28, в статье «Собакины») считает, что инок Варлаам - это Василий Меньшой, дядя царицы Марфы Собакиной (третьей жены Грозного), которую они считают дочерью Василия (Богдана) Среднего. Акад. С. Б. Веселовский (Синодик опальных Ивана Грозного. Пробл. источнпковед., т. III, стр. 338 - 339) полагает, что Варлаам - это Василий Большой, и что он же был отцом Марфы; однако никаких доказательств в пользу этой точки зрения он не приводит [в «Поколенной росписи» Собакиных XVII в., изданной в «Известиях Русского Генеалогического общества (IV, стр. 87 - 88), не указывается, кто из трех Василиев был монахом, и совсем не упоминается Марфа]. Во всяком случае, едва ли можно согласиться с С. Б. Веселовским, что В. С. Собакин был «в опале... принудительно пострижен и сослан в Кириллов монастырь»: в приведенном тексте царь прямо говорит, что Варлаам был «от царские власти послан», сравнивая его в связи с этим (в характерной для Грозного иронической манере) с Пилатом (прокуратором, представителем римской власти в Иудее); Шереметева и Хабарова царь сравнивает с иудейскими первосвященниками Анной и Кайафой (главными виновниками гибели Христа, согласно евангельским легендам ), и есть Христос расшшаемъ - чюдотворцово предание преобидимо. Бога ради, отцы снятии, мало в чем ослабу попустите, - то и велико будет.

Воспомяните, святии отцы, великаго святителя и епископа Василия Амасийскаго, еже писа к некоему мниху, и тамо прочтите, и каково то ваше иноческое пополъзновение, или ослабление, умиления и плача достойно, и какова радость и подсмияние врагом, и какова скорьбь и плачь верным! Тамо писано есть ко оному мниху сипе, еже и к вам прилично, ко овем убо, яко от великия высоты мирскаго пристрастия и богатьства ко иноческому житию пришедшим, ко овем же, яко во иночестем житии воспитавшимся: «Аще бо прииду в поминовение перваго вас жития, иже ныне мира и болярска сана отвергшеися, а суетнаго восхождения (Испр. по К; в рукоп. вас хождения. ), егда вас обдержаше богатьство и слава, ужасаюся, и егда окр ужа ху вас ласковцы множество, и пищное приятие времянное; егда же обнажистеся к преложению честнаго нрава, гнушаеми убо своего достояния, домовнаго угождения, домашних беседований отрпцаеми, леи же легки, яко странники, и не яты селы и градов уклоняеми, но (Испр. по смыслу; в рукоп. по (также в КТЦП). ) течением ко Иеросалиму, ублажахуся страдальческий болезни вашя. Сие же убо кой же воспитавшимся (Испр. по смыслу; в рукоп. воспитавшимся (также в КТЦП). ) от младых ногтей в посте, яко недельными пощеньми сконьчевающе, богови прелюбистеся, вкупе же и человеческий отбегающе беседы, безмолвию же и уединению припрягосте себе, градных плищь удаляющеся, вретищем же острым тело свое удручающе, и поясом жестоким чресла своя стязающе, терпеливно кости своя оскорбляюще, ложесна же со внутренними чревесы даже до хребетных костей ослабили есте; и ядения убо мягкаго потребы отвергостеся, внутрь же кожю телесную вовлекосте, к лядвиям нудящеся прилепити; все же телесное попечение упразнивши, подчревное течение доблественнеиссушили есте, чрево же самое неядением придавивше, ребряными же частьми, яко неким кровом, пупъныя части осеняше, и совокупленным арганом в нотных годех исповеданием богови молящеся, слезными течении омакаюше брады отрываете. И что ми изреши и каяждо подобает? Помяните, елика уста святых лобзанием целовасте! елико священная телеса обьясте! елицы вам, яко руце приимаху! колицы раби божий коленома вашими приплетахуся! И что сим конец пияньству и обьядению и мирскому плищу и молвам ослабление попуустивше? Стрелы борзейша, долетевши, снедает слухи сердца нашя. Како ми поведания, яже о ваших болезнех пойдут? Пострами ли есте ангельскаго образа похвалу, порок дали есте, отвержение мира обетованию; быхом и врагом убо козлогласование, другом же рыдание. Отринусте мудрость иноческую; крешгыиих в болезнь и страх вселили есте; чюдящих же ся и еще диявольстей силе мечем страхования посекли есте; ленивыя в блудную ревность вложили есте, ласкосердыя же в разслабление свели есте; разорили есте, елико от вас Христово хваление: «дерзайте, глаголя, аз победих мир» и сего князя. Налияли сете отечеству чашу тяжко слышанну. Поистшше на дело привете притчю: «яко же елень устрелен бысть в ребра». Тако и о вас случися притча, ослабляющим пространное и мокрое житие, якоже рече Златоуст: «никто же бо гоняй сладкое и мокрое житие, может внити во царствие небесное». Паче же и сам господь рече, яко «пространный путь и широкая врата вводяй в пагубу, скорбный путь и уская врата вводяй в жизнь вечную». И сия убо легчайша глаголах, и аще жесточайша реку, что сотворити имамы? В нынешнем времени их же и слышание странно, а еже последъствовати сих святых - невозможно, но точию дивитися сих добродетели высоте, яко же мы не достигаем сих добродетелей и постнических трудов. Приидем же на самое речение, что есть высота словеси. Паки той же Василей рече: «Хощу бо ти показати, воистинну, о ядении и одежди - да брачныя. Виждь ли (Испр. по смыслу; в рукоп. ми (также в КТЦП). ) святыя сия, одеян-иыя власяными ризами и в пустыни пребывающая? Сии убо, поистинне, иже одежа брачныя имущей, и яко на небеси, на земли живущей. Ничим же бо тем доволное житие мевпга небесных есть: ибо и ангели сходят к ним и иже ангельский владыко. Аще бо ко Аврааму приидоша, мужу жену имущ у и дети кормящу, понеже и страннолюбца видяху его. Егда много множае обрящет добродетель, и человека, тело преобидяще, много паче зде живут и ликоствуют: сущее тех подобное ликование; ибо трапеза онех всякого лихоимания чиста, и любомудрия полна: ни крови в них, ни мяс резания, ниже различия брашен, и сквары несладкия, ни дым тяжкий, но хлеб и вода, ова убо от источник чистых, ов же от праведных болезней. Аще ли же где и любочестнейше напитатися хотящем, вершие дубное любочестием бывает, и большая их сладость, нежели в царьских трапезах. Сию и ангели трапезу от небес зряще веселятся и славят: аще бо о едином грешнице кающемся веселятся, о праведницех толицех, подобящемся тем, что не имут творити? И мы убо зверей горши еемы и безсловесных; они бо ангелом равни, страннии и пришельцы. Зде они суще вся тем пременишася к нам, и одежда, и пища, и обутель, и обитель, и беседа: и аще убо кто слышал бы о них беседующих, и нас тогда убо разумел добре, како ови небеснии жителе, мы же ни земли достойни. Ни едино бо от сковрадных во ангелех онех есть, ни пресыщения пищна, ведяще, яко плачь есть настоящее се житие, наполняюще всем, и еже ко пророку Езекиилю реченное от бога: «сыне человечь, хлеб свой з болезнию яждь, и воду со страданием и скорбию пий». Сицевая убо трапеза имущих сия ангелы на небеса отсылает, а ласкордая же в геену влечет чревныя рабы, якоже богатаго оного: ову убо в сон смертный пришед приимет, ову же трезвением и бдением; и ову убо мука, ову же небесное царствие. И убо что Великий Василие учит глаголя: не отлагай убо дне от дни, да не впадеши некогда, в онь же не чаеши день. Егда убо оставити тя прочее живота, вины, недоведение же отвсюду и скорбь неутешна оскудевшем убо врачей, оскудевшем же и своим, егда частым воздыханием и сухим обдержим, огню пламеину распалающу внутреняя и растерзающе, воздохнеши убо от среды сердца, и скорбящаго с тобою не обрящеши, и провещаеши убо, что худо в немощно, услышаяй же не будет, все же глаголанное тобою, яко суетие преобидится. Никто же убо да не прельстит тя тщими словесы и суетными. Предстанет бо ти напрасно все пагубъство, и люта, яко же буря, приидет ангел немилостив, отводя с нуждею, влекий душю твою, связану грехми, часто обращающуюся к здешним и рыдающу без гласа (Испр. по ТЦ; в рукоп. безгласно. ), органу прочее плачевному затворшюся (Испр.; в рукоп. затворившуся. ). О, кольми поколебишися! О, колико воздохнеши, бездельно каяся о злых советех и делех! И, ох же, речеши в болезни сердца своего тогда: увы мне! не могу отринути тяжкое се бремя греховное! увы мне, скверны не отмывшу! От злых совещаний о пременении времен-ныя ради греха сласти, вечно мучим есмь, гортанныя ради сладости и пьянства огню предахся! Праведен убо, поистинне, суд божий! Зовом бех убо, - и не послушах. Учим, - и не внимах. Сказанно бяше, - аз смеяхся. Сия и сицева речеши, всяко рыдая себе, аще восхищен будеши преже покаяния. Ей, поистинне, нощь глубока тагда, и болезнь тяжка, и помогали несть. Таже возрев семо и онамо, и видев предстоящее ти лютое аанустение, тагда разумевши ненаказания и воздохнеши: о безумии всяко, и время окаянно и люто, скрыл есг, покаяние. Егда убо язык удержится, рука же трепетом колеблема, терзаньми, ни гласом, ни писанием назнаменоватн беду и нужду. Тем же помилуй себе, и приими во уме последний он и страшный день исхода и одержания, и тесный и прискорбный час, и ответ божий приходящий, и ангел тщащихся, и души всех бедно смущаеми и помрачаеми и трепещуще зело, и недоумеющися и без ума кающися, и рыдающе же, и слезяще многажды, и к здешним умильно обращающися, и неизъмольнаго и долгаго оного ошествия нужда. Добре убо божественный Михея к таковым глаголаше: «плачите и рыдайте вси, пьющей вино во пияньствии - блудно бо есть вино и уко-ризнено в пьяньство, не упивайтеся вином - в нем же есть блуд. Понеже бо стытким и незлобным нравом доброе и божественное дело на зло и растленно учение пременьше и претворше и духовное наказание, отметному деланию служити понужгае, не токмо достойни законнаго суда прияти мучение, но и отеуангельскаго, и от апостольскаго ответа в глаголемую внешнюю тму напрасно отслани будут».

Видите ли, каково послабление иноческому житию плача к скорби достойно? И по тому вашему ослаблению, ино то Шереметева для и Хабарова для, такова у вас слабость учинилася и чюдотворцову преданию преступление. И только нам благоволит бог у вас пострищися, ино то всему царьскому двору у вас быти, а монастыря уже и не будет. Ино почто в черньцы, и как молвити: «отрицаюся мира и вся, яже суть в мире», а мир весь в очех? И како на месте сем святем с братнею скорби терпети и всякия напасти приключьшыяся, и в повиновении быти игумену, и всей братии в послушание и в любви, яко же во обещании иноческом стоит? А Шереметеву как назвати братиею? - ано у него и десятой холоп, которой у него в келий живет, ест лутче братии, которыя в трапезе ядят. И велицыи светилницы, Сергие, и Кирил, и Варлам, Димитрей и Пафнотей (Сергие, и Кирил, и Варлам, Димитрей, и Пафнотей. - Имеются в виду основатели крупнейших русских монастырей - Сергий Радонежский, основавший Троице-Сергневу лавру (XIV в.), Кирилл Белозерский (см. о нем ниже, прим. 19), Варлаам Хутынский (XII в.), Дмитрий Прилуцкий (XIV в.) и Пафнутий Боровский (XV в.). ), и мнози преподобнии в Рустей земли, уставили уставы иноческому житию крепостныя, якоже подобает спастися. А бояре, к вам пришед, свои любострастный уставы ввели: ино то не они у вас постригайся - вы у них постригайся; не вы им учители и законоположители - они вам учители и законоположители. Да Шереметева устав добр - держите его, а Кирилов устав не добр - оставь его! Да севодни тот боярин ту страсть введет, а ипогды иной иную слабость введет, да помалу, помалу весь обиход монастырской крепостной испразнится и будут все обычаи мирския. Ведь по всем монастырем сперва начальники уставили крепкое житие, да опосле их разорили любострастный. И Кирило чюдотворец на Симонове был, а после его Сергей. А закон (Испр. по Ц; в рукоп. Озаков (также в КТП).) ) каков был - прочтите в житии чюдотворцове, и тамо известно увесте, да тот маленько слабостей ввел, а после его иныя поболыпи, да помалу, помалу и до сего, яко же и сами видите, на Симонове, кроме сокровенных раб божиих, точию одеянием иноцы, а мирская вся совершаются, яко же и у Чюда (на Симонове...и у Чюда. - Имеются в виду два московских монастыря: Симонов - на окраине города; Чудов - в Кремле. ) быша среди царствующего града пред нашима очима - нам и вам видимо.

Быша архимандрити: Иона, Исак Собака, Михайло, Васиян Глазатой, Аврамей, - при всех сих, яко един от убогих бысть монастырей. При Левкии же како сравняся (Испр. по К; в рукоп. сравнася) всяким благочинием с великими обители и духовным жительством мало чим отстоя (Испр.; в рукоп. остася. ). Смотрите же: слабость ли утвержает или крепость? А вы (Испр. по смыслу; в рукоп. во (также КТЦП). ) се над Воротыньским церковь есте (Испр. по ТЦП; в рукоп. есть.) поставили! (А вы се над Воротыньским церковь есте поставили. - Речь идет, повидимому, об умершем еще в 50-х годах Владимире Воротынском, похороненном в Кирилло-Белозерском монастыре, на месте погребения которого действительно была построена церковь (ср.: С. Шевырев. Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь, ч. П. М., 1850, стр. 10 - 11); спустя десять лет в том же монастыре был похоронен его брат - А. И. Воротынский. Во всяком случае, неправ Н. Костомаров, думающий (Ист. монограф., т. XIII, стр. 280 - 281), что речь идет о «победителе крымцев» М. И. Воротынском - известном полководце, к которому в 1567 г. обращались Сигизмунд II Август и Г. Ходкевич (см. в нашем издании ответные послания от имени Воротынского - стр. 257); М. И. Воротынский был казнен незадолго до написания комментируемого послания и похоронен в Кашине; лишь в начале XVII в. тело его было перенесено в Кирилло-Белозерский монастырь (ср. Никольский, ук. соч., стр. 5). ). Ино над Воротыньским церковь, а над чюдотворцом нет. Ворсгтыньской в церкви, а чюдотворец за церковию! И на Страшном спасове судищи Воротыньской да Шереметев выше станут: потому Воротыньской церковию, а Шереметев законом, что их Кирилова крепче. Слышах брата от вас некоего глаголюща, яко добре се сотворила княгиня Воротыньскаго. Аз же глаголю, яко не добре, по сему первое яко гордыни есть и величания образ, еже подобно царьстей власти церковию и гробницею и покровом почитатися. И не токмо души не пособь, но и пагуба: души бо пособие бывает от всякого смирения. Второе, и сие зазор не мал, что мимо чюдотворца над ним церковь, а и един священник повсегда приношение приносит, скуднее сие собора. Аще ли не повсегда - сего хужайше, яко же множайше нас, сами весте. А и украшение церковное у вас вместе бы было, нно бы вам то прибылние было, а того бы розходу прибылного не было - все бы было вместе, и молитва совокупная. И мню и богу бы приятнее было. Во се при наших очех у Дионисия преподобнаго на Глушицах, и у великаго чюдотворца Александра на Свири (у Дионисия преподобного на Глушицах и у...Александра на Свири. - Дионисиев Глушпцкий монастырь находился вблизи Вологды; Александро-Свирский Троицкий - вблизи Олонца (ныне Карело-Финская ССР). ), только бояре нестрыгутся, и они божиею благодатию процветают постническими подвиги. Во се у вас сперва Иасафу Умному дали оловяники в келью, дали Серапиону Сицкому, дали Ионе Ручкину, а Шереметеву уже с поставцом, да и поварня своя. Ведь дати воля царю - ино и псарю; дати слабость вельможе - ино и простому. Не глаголи ми никтоже римлянина оного, велика суща в добродетелех, и сице покоящася: и сие не обдержная бе, но смотрения вещь, и в пустыни бе, и то сотворяше вкратце, и бес плища, л никого же соблазни, яко же рече господь во Еуангелии: «нужно бо есть не прийти соблазном; горе же человеку тому, им же соблазн приходит!» («нужно бо есть не прийти соблазном: горе же человеку тому, им:же соблазн приходит». - Грозный здесь, как и в первом послании Курбскому (см. комментарий к этому посланию, прим. 9), искажает (по-видимому, сознательно) евангельскую цитату: вместо «нужда бо есть прийти соблазном» он пишет «нужно бо есть не прийти соблазном». ). Ино бо есть единому жити, и ино во общем житии.

Господие мои, отцы пренодобнии! воспомяните вельможу оного, иже в Лествицы, Исидора глаголемаго Железнаго, иже князь Александръский бе, и в каково смирение достиже? Тако же и вельможа Авенира царя Индейскаго, иже на испытании бысть, и каково портище на нем было? - ни куние, ни соболие. Таже и сам Иоасаф; сего царя сын, како царство оставя я до тоя Сииаридския пустыни пешь шествова, и ризы царския премени власяницею, и многия напасти претерпе, им же николи же обык, и како божественнаго Вар лама достиже, и како с ним поживе - царски ли или постнически? И кто бысть болий: царев ли сын, или неведомый пустынник? И с собою ли царев сын закон принесе, или по пустынникову закону поживе и после его? Множае нас сами весте. А много у него было и своих Шереметевых. И Елизвой Ефиопъский царь каково жестоко житие поживе? И Сава Сербъсгаш како отца, и матерь, и братию, и род, и други, вкупе же и царьство и с вельможами остави и крест Христов прият, и каковы труды постничества показа? Таже и отец его Неманя, иже Симеон, и с материю его Мариею, его для поучения, како оставя царство и багряница премениша ангельским образом, и кое утешение улучиша телесное, да небесную радость улучиша. Како же и великий князь Святоша, преддержавый великое княжение киевское, и пострижеся в Печерстем монастыри и пятьнадесят лет во вратарех бысть, и всем работаше знающим его, ими же преже сам владяше. И да толики срамоты Христа ради не отвержеся, яко и братиям его негодовати нань. Своей державе того ради укоризну себе вменяху, но ниже сами, ниже наречие инеми к нему посылающе, не могоша его отвратити от таковаго начинания до дне преставления его, но и по преставлении его от стула древянаго, на нем же седяше у врат, беси прогоними бываху. Тако святии подвизахуся Христа ради; а у всех тех свои Шереметевы и Хабаровы были. А Игнатия блаженного патриарха Цариграда, царева же сына бывша, его же в заточении замучи Варда Кесарь, обличения ради, подобно Крестителю, понеже бо той барда живяше с сыновнею женою, - где сего праведнаго положиши (Господие мои, отцы преподобнии! воспомяните...где сего праведного положиша? - Царь приводит в качестве примера ряд святых подвижников (монахов) знатного происхождения, известных ему из житийных и других источников. «Лествица райская» Иоанна Лествичника - византийское сочинение (руководство к иноческой жизни) VI в., несколько раз переводившееся на Руси (последнее издание - М., 1892). Царевич Иоасаф, царь Авенир - герои весьма популярной в древней Руси повести о Варлааме и Иоасафе (см.: Житие Варлаама и Иоасафа, изд. ОЛДП, ЬХХХУШ, СПб., 1887). Елизвой - эфиопский (абиссинский) негус Элесбоа; по легенде, сохранившейся в Четиях-Минеях (Великие Минеи Четий, октябрь 19 - 31, СПб., 1880, 1836 - 1837), он принял монашество после победы над царем-иудеем Дунасом (Зу-Нувасом) и жил в монашестве чрезвычайно суровой жизнью. Савва Сербский - сын сербского царя Стефана-Немани (XII - XIII в.), принял монашество в юности, был архиепископом Сербии; отец его Стефан отрекся от престола и постригся в монахи под именем Симеона в 1195 г. Рассказ о Савве и его отце содержится в «Степенной книге» (ПСРЛ, XXII, 388 - 392). Рассказ о Николае Святоше, князе Черниговском (XII в.), содержится в «Печерском Патерике» (см.: Патерик Киевского Печерского монастыря. СПб., 1911, стр. 85 - 86 и 184 - 185; эпизода с «отогнанием» бесов от стула Святоши в «Патерике» нет; вероятно, эта легенда почерпнута Иваном IV из устной традиции). Игнатий - патриарх Константинопольский, сын императора Михаила Рангава (IX в.); о мучениях, понесенных им от императора Варды, рассказывается в «Степенной книге» (ПСРЛ, XXII, 344 - 345); однако здесь указывается, что Игнатий был замучен «не до конца» и при императоре Василии Македонянине вновь восстановлен на патриаршем престоле (там же, 350 - 351) )?

А коли жестоко в черньцех, ино было жити в боярех, да не стричися. Доселе, отцы святии, моего к вам безумнаго суесловия. Отвещание мала изрекох вам, понеже в божестве-яом писании о всем о сем сами множае нас, окаянных, весте. И сия малая изрекох вам, понеже вы мя понудисте. Год уже равен, как был игумен (В рукоп. добавл. и (также в ТЦП); испр. по К ). Никодим на Москве: отдуху нет, таки Собакин да Шереметев! А я им отец ли духовный, или начальник? Как себе хотят, - так живут, коли им спасение души своея не надобет! Но доколе молвы и смущения, доколе плища и мятежа, доколе рети и шепетания ((В рукоп. описка: шеперания (также в КП). ), и суесловия? И чесо ради? - злобеснаго ради пса Василья Собакина, иже не токмо ыеведущ иноческого жития, но ни видяща, яко есть чернец, не токмо инок, еже есть велико (ни видяща, яко есть чернец, не токмо инок, еже есть велико. - Подчеркивая, что инок выше чернеца, Грозный, очевидно, обозначает этими терминами две различных степени монахов, имея в виду под чернецами «новоначальных» (монахов, не имеющих степени), а под иноками - «малосхимников» (первая степень монашества; признаком малосхимников являлась мантия). ). А сей и платья не знает, не токмо жительства. Или бесова для сына Иоанна Шереметева? Или дурака для и упиря Хабарова? Воистинну, отцы святии, несть сии черньцы, но поругатели иноческому житию (). Или не весте Шереметева отца Василия? Веть его бесом звали! И как постригся, да пришел к Троицы в Сергиев монастырь, да снялся с Курцовыми. Асаф, что был митрополит, тот с Коровиными, да межь себя бранитца, да оттоле сейм и почалося (Или не весте Шереметева отца Василия?...снялся с Курцовыми...да оттоле се им и почалося. - Отец И. В. Шереметева постригся в Троице-Сергиевом монастыре (под именем Вассиана) между 1537 и 1539 гг. По весьма вероятному предположению Барсукова (ук. соч., 78 - 79, 91), это «невольное» пострижение стоит в связи с борьбой боярских партий в период «боярского правления» (когда был свергнут с митрополии и Иоасаф, - см. выше, комментарий к первому посланию Курбскому, прим. 23). Остальные подробности биографии В. Шереметева, упоминаемые царем, по другим источникам не известны. Указание Грозного, что В. Шереметев «снялся с Курцевыми» (родственники казначея Никиты Фуникова-Курцева, см. комментарий к первому посланию Курбскому, прим. 45), Барсуков (ук. соч., стр. 79) понимает том смысле, что у В. Шереметева «вышли неудовольствия» с ними; однако «сънятися» чаще означает «собраться, соединиться, сойтись» (Срезневский, Материалы для словаря др.-русского языка, т. III, стлб. 783 - 784); можно поэтому предположить, что в борьбе, раздиравшей Троицкий монастырь, В, Шереметев и Курцевы составляли одну партию, а Иоасаф и Коровины - другую. Любопытно, что в этом послании Грозный с явным осуждением трижды поминает митрополита Иоасафа, близкого к течению «нестяжателей» (противников монастырского землевладения), в то время как в первом послании Курбскому Иоасаф упоминается в сочувственном тоне - как жертва боярского самовольства (см. выше, стр. 34). ). И в каково простое житие достиже святая та обитель - всем, разум имущим видети, видимо.

А дотоле у Троицы было крепко житие, и мы се видехом: и при нашем приезде потчивают множество, а сами чювственны пребывают. А во едино время мы своима очима видели в нашь приезд. Князь Иоанн был Кубенской у нас дворецкой. Да у нас кушание отошло приезжее, а всенощное благовестят. И он похотел тут поести да испити - за жажду, а не за прохлад. И старец Симан Шюбин и иныя с ним, не от больших (а большия давно отошли по келиам), и они ему о том как бы шютками молвили: «князь Ивансу, поздо, уже благовестят». Да сесь, сидячи у поставца, с конца ест, а они з другово конца отсылают. Да хватился хлебнуть испити, ано и капельки не осталося: все отнесено на погреб. Таково было у Троицы крепко, да то мирянину, а не черньцу (Таково было у Троицы крепко, да то мирянину, а не черньцу! - Речь идет о поездках царя в Троице-Сергиев монастырь в 1544 или 1545 гг. Любопытно, что после обеих этих поездок Грозный накладывал «опалу» на дворецкого Ивана Кубенского (ПСРЛ, XIII, 146 - 147 и 445 - 446); в 1546 г. И. Кубенский был казнен. Кубенские (Иван и его брат Михаил) - потомки ярославских князей, активные участники междоусобной борьбы во время «боярского правления» (сторонники Шуйских, см. выше, стр. 34 )! А и слышах от многих, яко и таковы старцы во святом том месте обреталися: в приезды бояр наших и велмож, их подчиваху, а сами пика-коже ни к чему касахуся, аще и вельможи их нужаху но в подобно время, но аще и в подобно время, - и тогда мало касахуся. В древняя же времена в том святом месте сего дивнеише слышах: некогда пришедши преподобному Пафнутию чюдотворцу живоначальной Троици помолитися и к чюдотворнову Сергиеву гробу, и ту сущей братии беседы ради духовной, беседовавшим им. И оному отойти хотящу, они же ради духовныя любви и за врата провожаху преподобнаго. И тако воспомянувше завет преподобнаго Сергия, яко за ворота не исходит, и вкупе и преподобнаго Пафнотия иодвигше на молитву. И о сем молитвовавше, и тако разыдошася. И сея ради духовныя любви, тако святии отеческия заповеди непрешраху, а не телесный ради страсти! Такова бысть крепость по святом том месте древле. А ныне грех ради наших, хуже и Песноши, - как дотудова Песношь бывала (Песношь... - Песношский Никольский монастырь (основан в конце XIV в.), находился недалеко от г. Дмитрова.). ).

А вся та слабость от начала учинила ся от Василия от Шереметева подобно (Испр. по смыслу; в рукоп. удобно (также в КЦП; в Т удобна). ), иконоборцем в Цариграде, царем Льву Исавру и сыну его Констянтину Гноетезному (царем Льву Исавру и сыну его Констянтину Гноетезному. - Византийские императоры-иконоборцы (см. выше, комментарий к первому посланию Курбскому, прим. 1. ). Понеже Лев точию семена злочестия посея, Констянтин же всего царствующего града во всяком благочестии помрачи: тако и Васиян Шереметев у Троицы в Сергиеве монастыре, близ царствующего града, постническое житие своим злокозньством испроверже. Сице и сын его Иона тщится погубити последнее светило, равно с солньцем сияющее, и душам совершенное пристанище спасения, в Кирилове монастыре, в самой пустыни, постническое житие искоренити. А и в миру, тот Шереметев с Висковатым первыя не почели за кресты ходити (тот Шереметев с Висковатым первыя не почели за кресты ходити. - Иван Михайлович Висковатый - государственный дьяк и печатник (иностранцы называли его «канцлером»), один из наиболее выдающихся политических деятелей времени Грозного. Висковатый достиг значительного влияния еще при «избранной раде» и сохранил это влияние после учреждения опричнины [хотя царь в грамоте крымскому хану (см. комментарий к первому посланию Курбскому, прим. 40) делал вид, что осуждает политику «Ивана Михайлова», последний еще долго оставался главой Посольского приказа и активным проводником внешнеполитической программы Грозного - ср. записки Генриха Штадена «О Москве Ивана Грозного» (1925, стр. 84 - 85)]; в 1570 г. Висковатый был казнен Грозным при не вполне ясных обстоятельствах. Отказ Висковатого (вместе с Шереметевым) участвовать в крестных ходах стоит, вероятно, в связи с религиозными «сумнениями», обнаруженными Висковатым в 1554г., когда он, протестуя против новых икон, «вопил во весь народ» и навлек даже на себя специальную соборную эпитимию, где ему предписывалось «ведать свой чин» и не воображать себя «головой», будучи «ногой» [см.: Акты Археограф, экспед., т. I, № 238; специальный «Розыск» по этому делу издан в Чтениях ОИДР (1858, кн. II, отд. III)].) ). И на то смотря, все не почали ходити. А дотудова все православное христианьство, и з женами, и со младенцы.ва кресты ходили, и не торговали того дни, опричь съестного, ничем. А хто учнет торговати, и на том имали заповеди. А то все благочестие погибло от Шереметевых. Таковы те Шереметевы! И нам видится, что и в Кирилове потому же хотят благочестие потребити. А будет хто речет, что мы на Шереметевых (В рукоп. описка: Шеремететевых. ) гневом то чиним, или Собакиных для, - ино свидетель бог и пречистая богородица, и чюдотворец Кирил, что монастырьскаго для чину и слабости для говорю. Слышал есми у вас же в Кирилове свечи не по уставу были по рукам братии на празник: ини и тут служебника смиряли. А Асаф митрополит не мог уговорити Алексия Айгустова, чтобы поваров прибавити перед чюдотворцовым, как при чюдотворце было немного, да не могли на то привести. Да и иных много вещей крепостных и у вас в монастыре творилося, и за малые вещи прежние старцы стояли и говорили. А коли мы первое были в Кирилове (В рукоп. сверху приписано: монастыре (в других списках нет).) в юности (А коли мы первое были в Кириллове в юности. - Имеется в виду, очевидно, поездка царя в Кирилло-Белозерский монастырь в 1545 г. (ПСРЛ, XIII, 147 и 446). ), и мы поизпоздали ужинатп, занеже у вас в Кирилове в летнюю пору не знати дня с ночию, а иное мы юностным обычаем. А в те поры подкеларник был у вас Исайя Немой. Ино хто у нас у ествы сидел, и попытали стерьлядей, а Исайи в те поры не было - был у себя в келий, и они едва его с нужею привели и почал ему говорити хто у нас в те поры у ествы сидел - о стерлядех и о иной рыбе. И он отвечал так: о том, о-су, мне приказу не было, а о чом мне был приказ и яз то и приготовил, а ныне ночь, взяти негде. Государя боюся, а бога надобе болыпи того боятися. Етакова у вас и тогда была крепость, по пророку глаголющему: «правдою и пред цари не стыдяхся». О истинно сия есть праведно противу царей вещати, а не инако. А ныне у вас Шереметев сидит в келий что царь, а Хабаров к нему приходит, да и иныя черньцы, да едят, да пиют что в миру. А Шереметев нивести с свадьбы, нивести с родин, розсылает по келиям пастилы, ковришки и иныя пряныя составныя овощи, а за монастырем двор, а на нем запасы годовыя всякия. А вы ему молчите о таковом великом пагубном монастырьском бесчинии. Оставим глаголати: по-:верю вашим душам! А инии глаголют будто де вино горячее потихоньку в келию к Шереметеву приносили: ано по монастырем и фряские вина зазор, не токмо что горячие. Ино то ли путь спасения, то ли иноческое пребывание? Али было нечим вам Шереметева кормити, что у него особныя годовыя запасы были? Милыя мои! доселе многия страны Кирилов препитывал и в гладныя времена, а ныне и самех вас в хлебное время, толико бы не Шереметев перекормил, и вам бы всем з голоду перемерети. Пригоже ли так Кирилову быти, как Иасаф митрополит у Троицы с крылошаны пировал, или как Мисайло Сукин в Никитцком и по иным местом, якоже вельможа некий жил, и как Иона Мотякин и инии мнози таковы же, который не любят на собе начала монастырьскаго держати, живут? А Иона Шереметев таково же хочет без начала жити, как и отец его без начала был. И отцу его еще слово, что неволею от беды постригся. Да и тут Лествичник написал: «видех аз неволею Постригъшихся, и паче вольных исправившихся». Да то от невольных! А Иону ведь Шереметева нехто в зашеек бил: про что так безчиньствует?

И будет такия чины пригоже у вас, то вы ведаете: бог свидетель монастырьскаго для безчиния говорил. А што на Шереметевых гнев держати, ино ведь есть его братия в миру, и мне есть над кем опала своя положити. А над черньцом что опалитися или поругатися? А буде хто молвит, что про Собакиных, и мне про Собакиных непрочто кручинится. Варламовы племянники хотели были меня и з детьми чародейством извести, и бог меня от них укрыл: их злодейство обьявилося и потому и ста лося. И мне про своих душегубцов непрошто мстить. Одно было ми досадно, что есте моего слова не подержали. Собакин приехал с моим словом, и вы его не поберегли, да и еще моим имянем и поносили, чему суд божий произошел быти. Ано было пригоже нашего для слова и нас для его дурость и покрыти, да вкратце учинити. А Шереметев о себе приехал, и вы того чтете и бережете. Ино уже не Собакину ровно; моего слова болыпи Шереметев; Собакин моего для слова погиб, а Шереметев о себе воскрес. Про что Шереметева для год равен мятежь чинити, да то кою великою обителию волновати? Другой на вас Селивестр наскочил, а однако его семьи (Варламовы племянники хотели были меня чародейством извести...Другой на вас Селивестр наскочил, а однако его семьи. - «Варламовы племянники» - это, очевидно, Калист, Степан и Семен Собакины, упоминаемые среди казненных, в царском Синодике [см. текст Синодика в «Сказании кн. А. М. Курбского» Устрялова (стр. 390) и в цитированной статье С. Б. Веселовского (стр. 338 - 340)]. Время казни Собакиных точно не известно; их возвышение относится к концу 1571 г., в связи с кратковременным браком Ивана IV с Марфой Собакиной (умерла 13. XI, вскоре после свадьбы); Калист (Калинник) Собакин выбыл из разрядных списков в 1573 г. (Древняя Российская вивлиофика, ч. XX, стр. 53). Во всяком случае, как прямо указывает царь, в начале «смущения» в Кирилло-Белозерском монастыре (т. е. за год до написания его послания) «еще Собакиных тогды перед нами измены не было» (см. стр. 189); в момент написания комментируемого послания царь, хотя уже знал об этой «измене», все-таки был попрежнему недоволен излишним пристрастием монастыря к Шереметевым за счет Собакиных. - «Селивестр», сходством с которым («однако его семьи») царь попрекает монастырь, - это, конечно, благовещенский протопоп Сильвестр, участник «избранной рады» (см. выше, комментарий к первому посланию Курбскому, прим. 10 и 25); царь намекает, очевидно, что руководство монастыря, подобно Сильвестру, претендует на роль руководителя и наставника при нем. ). И што было про Собакина, для моего слова, на Шереметевых мне гневно, ино то в миру отдано. А ныне во истинну монастырьскаго для безчиния говорил. А не было бы страсти, Ино было и Собакину с Шереметевым непрошто бранитися. Слышах неоткоего брата вашея же обители, безумныя глаголы глаголюща, яко Шереметеву с Собакиным давная мирская вражда есть. Ино то ли путь спасения и ваше учительство, что пострижением прежния вражды не разрушити? Како же отрещися мира и вся, яже суть в мире, и со отъятием влас и долу влекущая мудрования соотрезати, апостолу же пове-левшу «во обновлении живота шествовати»? По господню же словеси: «оставите любострастных мертвых погребсти любо-страстия, яко же своя мертвеца. Вы же шедше возвещайте царствие божие». И только пострижением вражды мирския не разрушити, ино то и царства, и боярьства, и славы никоея мирския отложити, но кто был велик в бельцех, - тот и в черньцех? Ино то по тому же быти в царствии небесном: кто здесе богат и велик, тот и там богат и велик будет? Ино то Махметова прелесть, и как он говорил: у кого здесе богатьства много - тот и там будет богат; кто здесе велик и честен, тот и тамо. И ина многа блядословил. Ино то ли путь спасения, что в черньцех боярин бояръства не състрижет, а холоп холопъства не избудет? Да како апостолово слово: «несть еллин и скиф, раб и свобод: вси едино есте о Христе»? Да како едино, коли боярин по старому боярин, а холоп по старому холоп? А Павел како Анисима Филимону братом нарече, его существенаго раба? А вы и чюжих холопей к бояром не ровняете. А в здешних монастырех равеньство и по се время держа лося - холопем и бояром, и мужиком торговым. И у Троицы при отце нашем келарь был Нифонт, Ряполовскаго холоп, да з Вельским з блюда едал. А на правом крылосе Лопотало да Варлам невести кто, а княжь Александров сын Васильевича Оболенъскаго Варлам на левом. Ино смотри же того: коли был путь спасения, холоп з Вельским ровен, а князя доброва сын с страдники сверстан. А и перед нашима очима Игнатей Курачев, белозерец, на правом крылосе, а Федорит Стушшшн на левом, да ничим был от крылошан не отлучен, да и инде много того было и доселе. А в Правилех великаго Василия написано есть: «аще чернец хвалится при людех, яко добра роду есмь, и род имея, да постится 8 дней, а поклонов по 80 на день». А ныне то и слово: тот велик, а тот того болыни, - ино то и братьства нет. Ведь коли ровно, ино то и братьство, а коли не ровно, которому братьству быти? - ино то иноческаго жития нет. А ныне бояре по всем монастырем то испразнили своим любострастием. Да и еще реку сего и страшнее: како рыболов Петр и поселянин Богослов и станут судити богоотцу Давиду, о нем же рече бог, яко обретох мужа по сердцу моему, и славному царю Соломону, иже господь глагола, яко «под солнцем несть такова украшена всяким царьским украшением и славою», и великому святому царю Констянтину и своим мучителем, и всем сильным царем, обладавшим вселенною? - дванадесять убогих учнуть судити всем тем. Да и еще и сего страшнейше: рождыная без семени Христа бога нашего, и в рожденых женами болий креститель Христов - те учнуть предстояти, а рыболови учнут на 12 престолу се дети и судити всей вселенней. А Кирила вам своего тогды как с Шереметевым поставити - которого выше? Шереметев постригся из боярства, а Кирило и в приказе у государя не был (Как же отрещися мира...а Кирило и в приказе у государя не был. - Об антибоярских тенденциях Грозного в комментируемом посланий см. выше, стр. 464 - 466. - Цитата из Евангелия царем переделана (в подлиннике просто: «оставьте мертвым погребать своих мертвецов»; ср. об этом: И. Н. Жданов, ук. соч., стр. 143). - Кирилл Белозерский, основатель Кирилло-Белозерского монастыря, жил в XIV - начале XV в.; он был казначеем у своего родственника, московского окольничего Вельяминова. ). Видите ли, куда вас слабость завела? По апостолу Павлу: «не льститеся, тлят бо обычая благи беседы злыя». Не глаголи никто же студныя сия глаголы: яко только нам з бояры не знатся - ино монастырь без даяния оскудеет. Сергей, и Кирил, и Варлам, и Димитрей, и инии святии мнози не гонялися за бояры, да бояре за ними гонялися, и обители их распространилися: благочестием монастыри стоят и неоскудны бывают. У Троицы в Сер гневе благочестие иссякло и монастырь оскудел: ни пострижется нихто и не даст нихто ничего. А на Сторожех до чего допили? (А на Сторожех до чего допили? - Имеется в виду Саввин Сторожевский монастырь вблизи г.Звенигорода. Данное царем описание непробуднопьяного монастыря, которого даже и «затворить некому», напоминает известный сатирический памятник XVII в. - «Калязинскую челобитную». ) - тово и затворити монастыря некому, по трапезе трава ростет. А и мы видали - братии до осмидесят бывало, а крылошан по одиннацати на крылосе было: благочестия ради болми монастыри распространяются, а не слабости ради.

Приидем же паки на Великаго Илариона списание, и тамо реченно есть: «Вси, иже мира сего отвергыпеися, иже образ иноческий приемшеи и крест Христов на рамо вземши, иже апостолом нарекшися наместницы, да возлюбим нравы их, их же образ носим, да последуем их, им же и ученицы нарекохомся, да возненавидим земная вся, яко же и отцы наши! Приидете, вопрошаем самовидца и слуги словесе божия, любимаго Христова ученика, возлегшаго на перси господня и почерпъшаго мудрость от них; приидите мятущийся в земленых; приидите на двое мыслящий, мирских не отвергъшеися, и вечную жизнь усвоивше; приидите вопрошаим Иоанна девьственника, и повесть ны полезная. Глаголи нам, глаголи Иоанне Богослове, что сотворим, да спасемся? Ними хитростьми муки избудем и вечную жизнь обрящем? Хотели быхом царствия небеснаго, но не истинно есть хощем, - не видимо бо есть то ныне. На любовь же мира сего укланяемся, любим злато, берем имение, любим храмы светлы, любим славу, и честь, и красоту, видима бо суть всем пред очима. Повеждь ны истинну, апостоле, и разсуди прю нашю, и смири ны, да вси едино мыслим. Сущий бо в нас богатии мниси безименныя укоряют, и безъименнии богатых осужают. Отвещай ны, красота апостольская Иоанне, отвещай к сим, громогласная уста, и возгласи: Аз же яко слышах и видех от самого словесе божия, такоже и проповедаю, и ни единаго же вас обинуюся, истинно и велегласно глаголю: «Не любите мира, ни яже суть в мире. Аще бо кто любит мир сей, несть любви отча в нем, яко все, еже в свете сем похоть плотьская и похоть очная, гордыни житейская. Несть от отца, но от мира сего. И мир сей мимо ходит и похоть его, а творяй волю божию пребывает вовеки». Се убо, о нем же мя вопрошаете, отвещах. Слышахом убо от тебе реченная, апостоле Христа бога, и вемы, яко истинна то есть. Но овем от нас угоден является глагол твой, понеже аки по них глаголет, другим же аки неугоден, им же премену жития им глаголаше: убо не можем увыкновенных оставити и начати необычное житие. Тяжко бо си творим, еже навыкше по обычней келий, и много имущей, и на вся взирающе, веселимся: таже паки во един час тщу и ничто же имущу сотворити ю, преже богату слышавшуся и множеством владеющу, паки же убогу и нищу от всех взываему быти? Таковых ради тяжка нам являются словеса твоя, о апостоле Христов! К сим же апостол: како убо словеса моя неудобь творима вам являются? Не аз ли есмь апостол глаголавшаго: «приидете ко мне вси тружающеися и обременении и аз покою вы. Возмите иго мое на ся, иго бо мое помазано и бремя мое легко есть»? Аз бо есмь благословеннаго бога апостол, незлобивый зватай в небесное его царствие. Звание же мое сицево: друзи возлюблении и братия, оставите земная, да небесная приимете. Пребудите в нищете на земли, да в вышних обогатеете. Пребудите во алкоте и в жажди во время се, и по мале прешедше в вечная жилища, и насытитеся, и возрадуетеся радостию неоскорбляемою. Егда в пагубу и во тще велю вы мирская отврещи? - но на восприятие сущих выше мира. Вем же, яко слабости ради вашея и невоздержания, сластолюбия же и златолюбия, и миролюбия словеса спасеная трудна вам бывают. Еже не по истинне собрати имение, и славну быти, не всем подобно в человецех бывают. А еже расточити собранная и раздаяти имение всем мощно есть и ни мале труде причастно. Аще бо хощете быти истиншш богочетцы и небеснии человецы, в земных себе ни мало вменяйте: потаитеся зде да тамо явитеся, помолчите ныне да тамо со дерзновением ко отцу возглаголете, и будете яко чада присная богу и наследницы царствия его. Се убо слышахом, братия, апостолово слово и учение, яко не обинуяся глагола нам. Сице, возлюбленная братия, да разсудим: их же житие в мире сем, ведуще, яко по времени когождо прешествие отсюду настоит, и сего ради понудимся, да не укоризны и смеха достойно житие поживем зде, паче же плача и муки достойни явимся, аще жизнь мира сего любезно лобзаим. Но подвигнемся, но потщимся, да в вечнем пребывалищи написани готови явимся в Вышнем Иерусалиме, во граде небеснем, иде же имена крестившихся написана суть, их же отход от сюду неведом, их же сам господь зватай, и путь, и вожь, и свет, и правитель в царствие небесное, их же образ ризный странен и нелеп, никоей же земли приличен, одеяние черность имущее, возвещающе зде сетованное и плачевное житие. Мы же образ таковаго одеяния носяще и приплетаемся земных вещей, яко мирьстии, учащаем нивы, исполняем гумна, украшаем храмы, удивляем до мы, приносим имя свое ко всем человеком, яко дивно. А о том, ямо же въскоре отидем, не хощем ни в мысли нашей помянути: то чим есмы хуждьши мирских. Мира держимся: еже бо видим у мирских что дивно, тогда всею силою подвизаемся, дабы у нас тоже было. А не помянем, яко того есмы всего отречени в пострига-нии нашем, и всего мира и яже суть в мире. Аще ли се лжа, да попытаемся, аще ли тако есть: не имеем ли сел, яко же и миръстии, не словут ли нивы чернеческия, и езера, и пажити скотом, и домове твердо ограждени, и храмы светли? не имеем ли ковчеги со имением твердо хранимы, якоже и мирстии домодержцы? не красуем ли ся блистанием златным и веселимся светлостию ризною и величаемся? не обеди ли и празницы мирских нами полни бывают? не мы ли взимающи мирския богати на обеде у себе посажаем, большее дерзновение хотяще к домом их имети? не на брацех ли у них мы председаем? не наша ли рука выше всех презвитер возвышаема, чаши прекращающи? не наше ли око вся седящая обзирает? не наше ли горло в народе пира бряцая многи укоры? Християне бо заповедь спасову творяще вводят ны в домы своя - ово молитвы ради, ово милостыню творяще. Мы же своего чина не храняще в мале поседим поникши, и потом возведем брови, таже и горло, и пием, донеле же в смех и детем будем. Его же пияньства мнози и мирстии хранятся. Мерзость бо им есть тоже и на нас есть видети безгодное упивание. Таковое бо безчиние и упивание троя вины приносит любящим его: первое - телеси недуг, второе - от человек укор и смех, третие - души падение и ума наступление. То ним лучыпи есмы мирских? - ни чим же. Не хвалу ли любим, а укоризны не терпим? Не светлою ли (В рукоп. описка: лю. )ризою и драгою красуемся, раздранныя же не хощем ни в келий нашей видети? Не принесшего ли приемлем с любовию, паче тща пришедшаго? Почто двери келий своих твердыми замками утвержаем? - яве, яко днешняго ради лежащаго в ней имений. И яко же епарху некоему умершу, мнози бояре на место его мздятся, богатьства ради сана того, и славы, и чести от всех. Тако и в нас, убогих, подобие мирское бывает: умершу бо коему игумену, или иконому, мнози от нас востанут, наместие его тщашеся прияти (и се таящеся един от другаго, а всем ведомо суще), ови мздами, а неимущей же ласками, яко змия, яд хотяще излияти на искренних. Что же се? - яве яко имения ради. Оле смеха достойно житие наше! Ни есть ни единаго же в нас преподобных отец, ревнующе добрым делом, молитве, бдению, посту, безоименьству, нищете самовольней и прочим таковым: но умерыну в нас коему бо-гату мниху, и душю свою того ради погубившу, оставшеи мы, ревнующе пагубе его, на место его въскакаем, и сладко си творим, в пагубе его и мы увязнути. Да онем их же житию и делом чюдеса последоваху им, не хощем житию ревновати и делом их подобитися, но сих, их же житию и имению пагуба последова, тем же ревнуем, злата ради и имения, еже имеша на мало дней, и отидоша нази от всех, яко и рожени. Да яко же в нас стари и неистови и лакоми на имение, и сверепи на жены, и до смерти не осташася любви именныя, - тацы же и юннии мниси по них суще; нравы яко отеческия приимше, держим и тем величаемся. И аки по отеческим следом воследующим, не ведуще окаяннии, яко же бо нелепо мертвец на конь всажен, тако же и мних власть в мире прием: но овому свое есть, еже во гробе вложится, овому же, еже в келий затворився плакати грех своих, и всячески нудитися, еже удалитися всего честнаго в мире сем. Аще ли мертвый на коне, инок же власть держа, то обое кроме естества. Мирскому бо мирская подобает строити, а иноку иноческий путь правити, не касающеся ни десных, ни шуих. Красно есть, во истинну, и мнозей хвале достойно, иже видети мужа в миру, отрицающася мира и иже в нем красных и легких, и отметающа имения и бывающа инока. Хульно же и проклято, еже видети мниха, сан в мире приемлюща и мирская строящу, и богать-ство беруща: он бо, надежею жизни вечныя, отметается жизни сея и бывает чадо свету и дни. Сей же, неверованием о жизни вечней, отметает обнищание, иже Христа ради обещася, и бывает друг свету сему, враг же божий по глаголу брата господня Иякова. Сего ради смеху бываем и поганым, и Христова вера хулится нас ради от них. Глаголют бо: како вы, мниси, поведаете бо жизнь вечную быти и воскресение мертвым, его же ради и постригаетеся? А ныне видим вы, и старыя и младыя, яко кождо вас власти от царя и от вельможь ищете, от бояр же имения, от убогих же чести и поклонения. Да како жизнь вечную мните (В рукоп. маните; испр. по П Ц. ), а сея жизни, и славы, и чести, и имения ни мало себе отмещете? Нам мнится, яко вы друг другу о жизни вечней лжете. На любви бо вашей света сего знати есть, яко не зело хощете оного жития: дадите нам имение ваше и злато, а вам вечная жизнь. Се же аз, братие, своима ушима слышах от некоего погана. И дивно ми есть, яко же и погании ведят о нашем неустроении и поношают ны, како достоит иноку быти олиховану всего во свете сем, иночьну быти житием и делом. Тем же аще поганым бываем в соблазн придержания ради света сего, кольми паче християном, ведущим и слышащим по вся дни в церквах жития святых и преподобных отец, и видящим им нас не по подобию тех живущих, их же образ носим, то чим странни являемся, свету сему делом нашим и нравом с мирскими счетающим нас. Се бо мысль наша, и беседа всегда, и советование, якоже и всех мирских жителей. Не о ползе душевней совокупление наше, и беседа, и совет, но о потребе. Егда бо ся совокупим, то не о горнем житии и о пользе душе в ней советуем, но о княжий пределии и набдении, о доброте милостивней, о прихожении християн, и о приношении их, и о красоте церковней, и о покаянии богатых сынов, и о любви бояр, о познании богатых, о богатьстве монастыря, о множестве сел, и о наместии игумене, и о приятии старейшиньства. Что же много начати и глаголати? но о всех сущих в мире сем и мыслим, и совещаемся, яко же и БСИ сущий в мире. Ни един же от нас мыслити или советует от сущих выше мира и о исправлении (Испр. по Ц; в рукоп. правлении. ) жития. Аще бо быхом тех искали, нане же нарекохомся, о том быхом и совет творили, и друг друга узревше со слезами быхом глаголали: како тя, брате, бог ведет, како идеши? И ответ быхом тако рекли: увы мне, брате мой, яко пришельствие мое удалихся, вселихся в пропасти темныя. Ты же сам, любезне, како? спеет ли ти «я? Ей! аще не бы господь помогл бы ми, вмале вселилася бы во ад душа моя. Паки ин ко иному: како, брате? Яко падохся и не имам дерзновения в молитве к богу, но студом и срамом покрываюся. Аз согреших на небо и пред тобою и уны во мне дух мой, во мне смутися сердце мое. А ты, брате, како? Яко исполнися зол душа моя и живот мой аду приближися, привменен бых с низходящими в ров. Ты же како? Мне убо жадит сердце к богу подвигнутися, и дух мой загорается на любовь его: но плоть немощна, брате мой, и мысль разслабляющи, и не вем, что сотворю. Но молю тя, возлюбленне, помози ми, в молитве твоей, цы господь укрепит мя. Ин паки другаго вопрашает: како, брате? Возскорбех печалию моею, и смутихся от гласа вражия, и от стужения грешнича, глаголю-щаго: несть ти спасения в бозе своем. Господь же заступник ми есть. А ты, брате? И мене одержаша болезни смертныя, и потоцы беззакония смутиша мя, и болезни адовы обыдоша мя, предвариша мя уже сети смертныя, и в скорби моей точию господа призываю, - цы господь поможет ми. Сам же како пребывавши, любимиче? О возлюбленне о Христе! увы мне, яко внидоша воды соблазныя до душа моея! углебох в тимении блуднем, и несть постояния. Приидох во глубины грехов-ныя и буря потопи мя отчаяния. Другому паки глаголюща: во мне смутися сердце мое исхода ради, и страх смертный нападе на мя, боязнь и трепет Страшнаго судшца прииде на мя, и покры мя тма недоумения, что сотворити: но возвергну печаль на господа, да той сотворит, яко же хощет. Хощет бо всем человеком спастися! О братие возлюбленная ми о Христе! Слышасте уже, яко повыше назнаменах, како совет творят, иже воистинну в мире сем аки гости и пришельцы суть: иже аще тако скорбят зде, во оном веце не опечалятся. Иже бо зде сами предадятся скорбем и печалем, тамо пикая же печаль срящет их, но веселие и радость, и дарове вечнии, и житие с господем богом. Аще бо и кож до нас па дается, но по вся дни о душе да мыслит и глаголет, а не о мирских. То яве есть, яко поможет ему господь и укрепит. И добро бо нам, яко пришельцем и странником, зде скорбети о отечестве нашем, и друг другу съвопрошатися о путех, лежащих ко граду их, и о приседящих разбойницех, и како возмощи без вреда пройти. Вси же путницы не соступают на иныя стезя с пути ведущего их во град, вонь же идут. Аще ли сступят, зело укаряют свое шествие, глаголюще: какого убо укора несм достойни, о том беседующа и то въступающе не на неже изыдохом, ни амо-же грядем? Но да увемы, от чего же в нас бывает дым (да мне зрится), аще не от огня? Сице и беседа мирская, аще не от любви мирския: любим бо мир, да и глаголем о нем. Его же бо не имеет храмина - двери не износят; и его же бо сердце не имеет - уста не глаголют. И на беседовании нашем знати есть любовь сего жития во уме есть нашем, еже и на нравех наших истее увесться. Иде же бо царь сущим под ним дает, яко же достоит, ту же и мы с мирскими смешающеся, просим у него потребы. Что ради? Еда стражем о нем и до крове борем? еда дань ему платим? егда кую потребу от нас имать? Не имать ли кому даяти, воем, и всем стражем, и борющим по нем, ту же и мы мятемся, от них же свободил ны бе Христос беспечальным житием, претыкание миру бывает. Аще ли глаголем: спасения ради своего дают нам эцарие и боляре его (Испр. по ЦП; в рукоп.: боляре его и царь ей (сходно в КТ) ). Все добро спасения ради, но да блюдемся, егда не по онех умышлению дают нам милостыню, но по нашему прошению. Аще бо быхом хотяще без осужения приимати от них, паче полезнейше к богу припадали быхом, и у того просили быхом, глаголюще: Господи! ты вся веси, ты веси, что требует тело наше о кормли и одежди, и яко же волиши, тако устрой. Токмо спасения души и прощения грехов от человеколюбия твоего прошу, а о довели плоти моея создавый мя сам веси, что требую. И тогда седящим нам в келий, комуждо, аще бы кто что принесл потребное нам, то яко от бога со благодарением прияли быхом, или от царя, или от некоего властелина, или проста людина: нашю бо потребу мощен есть всяк человек сотворити. Не многоценна бо одежа и проста кормля довлеег нам, - проста бо одежа и кормля мощен есть кождо нас (аще бо хощем, можем), и без приимания чюжаго, стяжати от рукоделия своего. Аще ли любим взимати от них, и теми потребу имети, то осудит ны вдовица и оградник, ова от руку своею кормяще чада си, ов же на лискари тружаяся и кормя всех сущих в дому своем. Мы же, единицы, безженнии, и безчаднии, и бездомови, в лености своей не хотяще от руку своею единаго хлеба стяжати, и сего ради, яко безручни от чюжия силы насыщаемся. Аще ли кто от нас глаголет: с миряны сключилося есть жити, и близ мира, да нужа ны есть приимати, еже аще дают ны. Худ той извет есть, братие. Спаситель наш Христос не в мире ли бысть, и апостоли его вси (В рукоп.: то егда имяху что (сходно в К); испр. по П. ) что тогда имяхую разве пять хлебов и двою рыбу? И на предание Христово двема ножема токмо обрестися в них. И нудяще я неи-меньство, яко же и в другая времена и класы истирающе ясти. Что же ли речем, лише того имеюще, и последний апостолом именующеся (да, имяны их любим зватися, жития же их не подражаем)? Еже бо излише покрова телу и насыщения утробе востребуем что, - уже не нужею, но изволением попираем обет. Почто же и взываем преже нас бывшыя иноки святыми отцы, а сами ныне не хощем, яко сынове их, отец своих нравы и делы краситися? Тем же елико лише онех мира держимся, толико же их отрицаемся: не суть отцы наши».

Последи же многа (Вставлено по смыслу; в рукоп. нет (нет также в КТЦП ) о сем писано бышя, аз же се волею премину: понеже высота словеси мало небес не превосходяще, иже хотяше вам о сем быти, не мала туга и скорбь, душя вашя объяти хотяше. Понеже яко равно аггелом, толико отстояще от нынешняго жития сих святых пребывания, яко не токмо телеси, но и самая душя Христа ради не брегущи, на земли сущи, со ангелы жительствующе, яко же написа о сих Великий Иларион, подобно яко же во Ануфрии Великаго житии лежит. Мы же к коньцу слова да речем Великаго Илариона: «Увы мне, единому ум уступает ми, помянувше любовь, юже имяху ко господу преподобнии тии, яко тако пожиша любве его ради, и вся та претерпеша, да угодницы Христови прозовутся. Мы же аще и един час главою поболим, или прыщь на теле нашем узрим, то в борзе всем знаемым нашим возвещаем. Аще ли разболимся, то не яко иноцы, но яко мирстии: осядут бо ны и друзи наши советы творяще, кое убо былие ключается на оздравление наше. Тогда же и женьския руки тело наше осязают и мажют, льготу творяще. Отходят же воздыхающе, и мы по них зряще жалим си и до слез. И от сего разумети есть, яко ни в начатце отметания нашего, ни в юности, ни в старости, ни в здравии, ни в болезни, ни во исход души, мира сего отметаемся, но и еще любим и держимся его неотступно, донелиже и душа наша в теле нашем есть».

Сия убо написахом мало от многа. Аще хощете высочайши сего ведети, и вы сами болыни нас весте, и много в божественом писании о (В рукоп. нет; вставлено по Т. ) сем обрящете. И будет помните то, что яз Варлама из монастыря взял, ево жалуючи, а на вас кручиняся; ино бог свидетель - нпкако же иного ничего для, развее того для велели есмя ему быти у себя - как пришла волна та, а вы к нам немного известили, и мы Варлама приказали про его безчиние посмирити по монастырскому чину. А племянники его нам сказывали, что ему от вас для Шереметева утеснение велико. А еще Собакиных пред нами и тогды измены не было. И мы жалуючи их, велели есмя Варламу у себя быти, а хотели есмя его распросити: за что у них вражда учинилася? да и понаказати его хотели, чтобы в терпении был, что будет ему от вас скорбно, зане же иноком подобает скорбьми и терпением спастися. И зимусь по него потому не послали, что нам поход учинился в Немецкую землю (поход учинился в Немецкую землю. - Как справедливо указал И. Н. Жданов (Сочинения царя Ивана Васильевича, стр. 98 - 99), речь идет о походе на шведскую Ливонию в начале 1573 г. (см. выше, комментарий ко второму посланию Иоганну III, прим. 1). ). И как мы ис походу пришли, и по него послали, и его розпрашивали, и он заговорил вздорную - на вас доводити учал, что будто вы про нас не гораздо говорите со укоризною. И яз на то плюнул, и его бранил. И он уродъствует, а сказывается прав. И яз спрашивал о его жительстве, и он заговорил невесть что, не токмо что не знаючи иноческаго жития или платил, - и того не ведает, что на сем свете есть черньцы, да хочет жити и чести себе по тому же как в миру. И мы видя его сотониньское разжение любострастное, по его неистовому любострастию, в любострастное житие и отпустили жити. А то сам за свою душю отвещает, коли не ищет своей души спасения. А к вам есмя его не послали, воистину, потому: не хотя себя кручинити, а вас волновати. А ему добре хотелося к вам. А он мужик очюнной врет и сам себе не ведает что. А и вы не гораздо доспели, его прислали кабы ис тюрмы, да старца соборново кабы пристав у него. А он пришел кабы некоторой государь. А вы с ним прислали к нам поминъки, да еще ножи, кабы не хотя нам здоровья (прислали к нам поминъки, да еще ножи, кабы не хотя нам здоровья. - Преподнесение ножа в качестве «поминка» (подарка) считалось враждебным актом: именно такой «поминок» за два года до кирилло-белозерских монахов летом 1571 г., после разграбления крымцами Москвы, послал царю крымский хан Девлет-Гирей (ЦГАДА, Крымская посольская книга № 13, л. 404). Несмотря на все свое стремление в тот трудный момент не ухудшать отношений с Крымом, царь отказался принять этот «поминок» - «ножа имать не велел» (л. 404 об.). ). Что с такою враждою сотонинъскою поминъки к нам посылати? Ано было его отпустити, а с ним отпустити молодых черньцов. А поминъков было в том кручинном деле лепригоже посылати. А ведь соборной он старец ни прибавил, ни убавил ничево, его не умел уняти, что захотел - то врал, а мы чего (В рукоп. ошибочно дважды чего. ) захотели, того слушали: соборной старец не испортил, ни починил ничего. А Варламу есмя не поверили ни в чем. А то есмя говорили, бог свидетель и пречистая и чюдотворец, монастырьскаго для безчиния, а не на Шереметева гневаючися. А будет хто молвит; что так жестоко, ино су совет дати, по немощи сходя, что Шереметев без хитрости болен, и он ежь (В рукоп. нет; испр. по ЦП. ) в кельи да один с келейником. А сход к нему на что, да пировати, а овощи в кельи на што? Досюдова в Кирилове и иглы было и нити лишние в кельи не держати, не токмо что иных вещей. А двор за монастырем, да и запас на что? То все беззаконие, а не нужа. А коли нужа, и он ежь в келий как нищей крому хлеба да звено рыбы, да чаша квасу. А сверх того коли вы послабляете, и вы давайте колко хотите, только бы ел один, а сходов бы да пиров не было, как преже сего у вас же было. А кому к нему прийти беседы ради духовныя, - и он приди не в трапезное время: ествы бы и пития в те поры не было - ино то беседа духовная. А что пришлют братия поминков, и он бы отсылал в монастырьския службы, а у себя бы в келий никаких вещей не держал. А что к нему пришлют, то бы разделяли на всю братию, а не двема, ни трема по службе и по страсти. А чего мало - ино держати на время. А иное что пригоже, ино и его тем покоити. А вы бы его в келий и монастырским всем покоили, только бы что безстрастно было. А люди бы его за монастырем не жили. А и приедут от братии з грамотою или з запасом и с поминъки, и они поживи дни два-три, да отписку взяв да поедь прочь: ино так ему покойно, а монастырю безмятежно. Слыхали есмя еще малы, что такая крепость у вас же была, да и по иным монастырем, где о бозе жительство имели. И мы сколько лутчего знали, то и написали. А ныне еете прислали к нам грамоту, а отдуху от вас нет о Шереметеве. А написано, что говорил вам нашим словом старец Антоней о Ионе, о Шереметеве, да о Асафе Хабарове, чтобы ели в трапезе з братнею. И я то приказывал монастырьскаго для чину, и Шереметев себе поставил кабы во опалу. И я сколько уразумел, и что слышал, как делалося у вас и по иным крепким монастырем, и я то и написал, повыше сего, как ему жити покойно в келий, а монастырю безмятежно будет: добро и вы по тому учините ему покой. А потому ли вам добре жаль Шереметева, что жестоко за него стоите, что братия его и ныне не престанут в Крым посылать, да бесер-меньство на христианьство наводити? (что братия его и ныне не престанут в Крым посылать, да бесерменьство на христианьство наводити.- Это обвинение в «наведении» крымцев на Русь можно понимать в двояком смысле. Сам Иван Васильевич Большой Шереметев считался в миру даже излишне рьяным противником Крыма - в первом послании Курбского царь упоминал его неудачный поход на крымцев в 1555 г., а в письме к хану обвинял его в том, что он «ссорил» Русь с Крымом (см. выше, комментарий к первому посланию Курбскому, прим. 40); царь мог, поэтому, обвинять Шереметева в том, что он своей враждебностью к «бесерменам» провоцировал их к нападениям на Русь. Но поскольку в комментируемом месте речь идет не об Иване Большом, а о его братьях - Иване Меньшом и Федоре то обвинение царя повидимому, надо понимать в буквальном смысле. В 1912 г. С. К. Богоявленский опубликовал замечательный документ, к сожалению до сих пор не изученный историками: протокол допроса царем двух бывших русских пленников, вернувшихся из Крыма. Допрошенные лица, Костя и Ермолка, сообщили, между прочим: «изменяют тобе, государю, бояре Иван Шереметев, да брат его Федор, а измена их, сказывают, то: как приходил царь к Москве, и Москву царь зжег[речь идет о походе Девлет-Гирея в 1571 г.], и Иван да Федор Шереметевы на Москве пушки заливали, норовя Крымскому царю, чтоб против царя стоять было нечем...А как был царь на Молодях [речь идет о походе 1572 г.], и царь присылал к Ивану да и Федору Шереметевым крымских татар двунадцать человек для вестей...И приказывали Иван да Федор с теми татары к царю, и царь по Иванову да по Федорову приказу, услышав то, поворотился, блюдясь тебя, государя». (Чтения ОИДР, 1912, кн. II, отд. III, стр. 29-30). Хотя памятник этот написан несколько позднее, чем комментируемое послание (упоминаемый в допросе Аф. Нагой вернулся из Крыма в ноябре 1573 г.), но он близок к нему по времени и может служить хорошим комментарием к словам царя. ) А Хабаров велить мне себя переводити в ыной монастырь: и яз ему не ходатай скверному житию. Али уже больно (Испр. по П; в рукоп. большое (также в КЦ; в Т болтее). ) надокучило. Иноческое житие не игрушка. Три дни в черньцех, а семой монастырь. Да коли был в миру - ино образы окладывати, да книги оболочи бархаты, да застешки и жюки серебряны, да налои избирати, да жити затворяся, да кельи ставити, да четки в руках. А ныне з братею вместе ести лихо. Надобе четки не на скрижалех каменных, но на скрижалех сердец плотян. Я видал - по четкам матерны лают! Что в тех четках? И о Хабарове мне нечего писати как себе хочет - так дурует. А что Шереметев сказывает, что его болезнь мне ведома: ино ведь не всех леженек для разорити законы святыя.

Сия мала от многих изрекох вам любви ради вашея и ино-ческаго для жития, им же сами множае нас весте. Аще хощете, - обрящете много в божественом писании. А нам к вам болши того писати невозможно, да и писати нечего. Уже конец моих словес к вам. А вперед бы есте о Шереметеве и о иных о безлешщах нам не докучали: нам о том никако ответу не давати. Сами ведаете: коли благочестие не потребно, а нечестие любо! А Шереметеву хоти и золотыя сосуды скуйте и чин царской устройте, - то вы ведаете. Уставьте с Шереметевым свое предание, а чюдотворцово отложите: будет так добро. Как лутче, так делайте! Сами ведаете как себе с ним хотите, а мне до того ни до чего дела нет! Вперед о том не докучайте: воистинну ни о чем не отвечивати. А что веснусь к вам Собакины от моего лица злокозненную прислали грамоту, - и вы бы с нынешним моим писанием сложили и по «логням разумели, и потому вперед безлепицам верили.

Бог же мира и пречистыя богородицы милость, и чюдотворца Кирила молитвы буди со всеми вами и нами. Аминь. А мы вам, господне мои и отцы, челом бием до лица земнаго.