Урок "Неразгаданная вещь" (по поэме А.Пушкина "Братья-разбойники"). "Братья-разбойники" как романтическое произведение А.С. Пушкина

УДК 882.091-1

Н.П. Жилина

ИДЕЙНАЯ СТРУКТУРА ПОЭМЫ А.С. ПУШКИНА «БРАТЬЯ РАЗБОЙНИКИ»^

Рассмотрение идейной структуры через фабульный, сюжетно-композиционный и символический уровни выводит автора к нравственной проблематике пушкинской поэмы. Анализ мифопоэтических и христианских образов, воплощающих символику смерти, показывает, что в изображении Пушкина разбойничество, даже как противодействие человека социальному злу и несправедливости, становится отступлением от нравственного закона и в конечном итоге приводит к духовной гибели.

The analysis of the conceptual structure of the plot and symbols of the poem allows the author to clearly describe moral problems, raised in A. Pushkin"s poem. The analysis of mythopoetical and Christian images, and the symbolism of death show that brigandage, as A. Pushkin depicts it, even when perceived as a man"s struggle with social vices and injustice, is still a violation of moral laws and, in the end, leads to spiritual destruction.

Замысел поэмы «Братья разбойники», работа над которой велась в 1821 - 1822 годах, в период южной ссылки, не был реализован в полной мере, а основной ее текст, сожженный Пушкиным, не дошел до читателя. Сохранившийся отрывок, напечатанный автором в 1825 году в «Полярной звезде», в 1827 году был издан отдельной книжкой , и это дает основания полагать, что сам Пушкин считал его законченным произведением. Тема разбойничества, именно Пушкиным введенная, как заметил В.М. Жирмунский, «в поэзию высокого стиля, и в частности в русскую байроническую поэму» , имеет две ассоциативные параллели: евангельский сюжет о раскаявшемся и нераскаявшемся разбойниках и пьесу Шиллера «Разбойники», к тому времени хорошо известную в России.

В художественном образе, открывающем пушкинскую поэму, использован фольклорный по происхождению прием, получивший название психологического параллелизма. Суть его заключается в создании прямой или обратной (отрицательный параллелизм) «параллельной формулы», где «картинка природы протягивает свои аналогии к картинке человеческой жизни» :

Не стая воронов слеталась На груды тлеющих костей, За Волгой, ночью, вкруг огней Удалых шайка собиралась .

Излишне подчеркивать, что выбор природного образа для сопоставления с человеком является семантически небезразличным: именно он определяет коннотативную направленность всей символической фигуры. В данном случае это особенно отчетливо видно. Дело в том, что ворон - в народных представлениях нечистая (дьявольская, проклятая) и зловещая птица, связанная с миром мертвых. «Хтоническая природа этих птиц проявляется в их связи с подземным миром - с мертвыми, душами грешников и преисподней» . Так уже в самом начале поэмы возникает аксиологическая установка, определяющая дальнейшее восприятие всего изображаемого.

Поэма имеет двухчастную композицию: исповедь главного героя, занимающая основной объем в общем сюжетно-композиционном пространстве, предваряется вступительной частью, где рассказ ведется от лица повествователя, который дает «собирательный портрет» - не столько разбойников, сколько разбойничества как явления. В описании разбойничьей шайки прежде всего бросается в глаза, что, составленная из людей самых разных народностей и вероисповеданий, она выглядит как модель целой страны (или даже всего человечества):

Какая смесь одежд и лиц, Племен, наречий, состояний! <...>

Меж ними зрится и беглец С брегов таинственного Дона, И в черных локонах еврей, И дикие сыны степей, Калмык, башкирец безобразный, И рыжий финн, и с ленью праздной Везде кочующий цыган!

Стремление к свободе без каких-либо внешних ограничений, привлекшее сюда таких разных людей, оборачивается другой стороной: этической вседозволенностью, полным отрицанием каких-либо моральных принципов («Здесь цель одна для всех сердец - // Живут без власти, без закона» ). Повествователь отмечает самое главное, что связывает их всех: «Опасность, кровь, разврат, обман - // Суть узы страшного семейства» . Мотивы, которые могли бы послужить оправданием или хотя бы объяснением действий разбойников, не указываются, и в сознании читателя остается лишь изображение того, на что способны члены «страшного семейства» - объектом их нападений становятся самые слабые, беспомощные и беззащитные:

Тот их, кто с каменной душой

Прошел все степени злодейства;

Кто режет хладною рукой

Вдовицу с бедной сиротой,

Кому смешно детей стенанье,

Кто не прощает, не щадит,

Кого убийство веселит,

Как юношу любви свиданье .

В этом обобщенном «психологическом портрете» важнейшую роль играет метафора «каменной души», непосредственно связанная с христианской антропологией, где раскрывается ее глубинное значение. Когда человек совершенно отходит от духовной жизни и тем самым отдаляется от Бога, усугубляется пленение его души страстями, в сердце - главном органе души - иссякает любовь, результатом чего становится ожесточение и окаменение, или паралич духа. t 6, с. 172-173].

Из характеристики повествователя читатель ясно видит, что не социальный протест лежит в основе поведения пушкинских «удалых», не стремление восстановить справедливость и покарать общественное зло, а совершенно иные причины, среди которых и аномалия чисто психического свойства - у тех, «кого убийство веселит». Так происходит разрушение традиционного образа благородного разбойника, привычного в

произведениях мировой литературы и фольклора. Если среди разбойников Шиллера можно выделить различные психологические типы, от высоко духовных до самых низких, то Пушкин не оставляет читателю никаких сомнений в вопросе о нравственной природе своих персонажей - именно с этим было связано замечание В.Г. Белинского: «Ег< разбойники очень похожи на Шиллеровых удальцов третьего разряда (курсив наш. - Н.Ж.) из шайки Карла Моора» .

В той прямолинейности и одноплановости, с которой рисуется собирательный портрет пушкинских персонажей, проявляется со всей определенное! ью нравственно-эттическая позиция повествователя, в сознании которого абсолютно безусловна четкая граница между стороной добра и стороной зла. Вся «деятельность» разбойников однозначно определяется повествователем как «злодейство», а сами они как «преступники»: «И сны зловещие летают / / Над их преступной головой»

Такая характеристика разбойников как «особого племени», данная в одном - негативном - изобразительном ключе, проецируясь на вторую часть поэмы, высвечивает прежде всего «низкое» начало и в главных героях поэмы. Глубинные причины ухода братьев в разбойничью шайку вскрываются в аналитически беспощадной исповеди старшего брата - главной из этих причин становится зависть к людям, награжденным лучшей долей, и желание хотя бы и ценою преступления изменить свою судьбу: «Уже мы знали нужды глас, / / Сносили горькое презренье, // И рано волновало нас / / Жестокой зависти мученье» .

Мотив зависти в европейской литературе традиционно возводится к известной библейской притче о Каине и Авеле. Старший сын Адама и Евы, первый человек, родившийся на земле, позавидовав своему брату и будучи не в силах вынести его превосходства, полученного от Бога, становится и первым убийцей [Быт. 4:1 - 22]. Именно через этот мотив в поэме Пушкина разбойничество как явление психологически соотносится со страшным грехом братоубийства, запечатленным в Библии. Так, тема греха и нравственного закона, возникающая уже в самом начале поэмы, находит свое воплощение и во второй ее части. Важнейшую смысловую нагрузку в этом плане имеет образ леса. Обращая внимание на двузначность этого образа, Ю. Манн пишет: «То "лес" соотносится с "волею", "воздухом полей" и противостоит "душным стенам" тюрьмы, "цепям", - то оказывается в одном ряду с "опасным промыслом», "ночью", "убийством", "пляской мертвецов" и противостоит "мирным пашням". То лес - убежище от погони, то - источник кошмарных видений. То страстная мечта "алчущего" воли, то - мучительное видение больной совести. "Лес" двузначен, как двузначна "разбойничья вольность"» .

Учитывая все уже сказанное ученым, необходимо все же обратить внимание на еще одну немаловажную деталь: в мифопоэтических представлениях древних «лес - одно из основных местопребываний сил, враждебных человеку- через лес проходит путь в мир мертвых» . Не случайно в сознании младшего брата лес связан с соблазном, а в своих болезненных грезах, думая, что брат покинул его, он высказывает упреки и жалобы: «Не он ли сам от мирных пашен / / Меня в дремучий лес сманил // И ночью там, могущ и страшен, // Убийству первый научил?» . Мотив соблазна, увлечения чистой, неопытной души и склонения ее ко греху имеет свое соответствие в Евангелии, запечатленный в известных словах Христа: «А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему жернов на шею и потопили его в глубине морской.

Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит» [Мф. 18: 6-7].

Самое мучительное воспоминание из разбойничьей жизни, возникающее в болезненном бреду младшего брата, - убийство старика. В символико-метафорическом плане этот образ может быть интерпретирован как воплощение отца, утерянного братьями-сиротами в раннем детстве. В таком случае становится понятно, почему это преступление более других отягощает душу юноши - речь идет о грехе отцеубийства. Больное воображение снова и снова воспроизводит образ старика, «давно зарезанного» братьями. Обращаясь к старшему брату с просьбой его пощадить, юноша объясняет: «Не мучь его- авось мольбами / / Смягчит за нас он божий гнев!..» . Так обнаруживает себя мотив совести, напрямую связанный с темой греха.

В научной литературе уже высказывалось мнение, что «романтическая проблематика поэмы определена двумя мотивами - стремлением разбойников к свободе в самом общем смысле слова и забвением совести, т. е. нравственной испорченностью». Продолжая свои размышления, исследователь пишет: «Свобода и своеволие в их связях с человечностью - вот драматический узел поэмы» . Принимая эту мысль, невозможно, однако, не учитывать, что и свобода, и своеволие воплощаются в поэме не безотносительно к их этическому содержанию, не в качестве абстрактных величин, а именно и прежде всего как категории христианской философии. По словарю Даля, где это понятие определяется в точном соответствии с христианскими представлениями, «совесть - нравственное сознание, нравственное чутье или чувство в человеке; внутреннее сознание добра и зла; тайник души, в котором отзывается одобрение или осуждение каждого поступка; способность распознавать качество поступка, чувство, побуждающее к истине и добру, отвращающее ото лжи и зла; невольная любовь к добру и к истине; прирожденная правда, в различной степени развития» . «Докучной совести мученья» , овладевшие юношей в тюрьме во время болезни, становятся проявлением высшего нравственного закона, в свое время отвергнутого им. Однако понятие совести обладает реальным содержанием в сознании не только младшего, но и старшего брата: рассказывая, как решили они переменить свою долю, он замечает: «Забыли робость и печали, // А совесть отогнали прочь» .

Первоначальное отчуждение главных героев от мира, вызванное как социальными, так и психологическими причинами, не было абсолютным - окончательный разлад в душе старшего брата наступает после смерти младшего, внешне проявляясь в полном равнодушии к прежним радостям: «Пиры, веселые ночлеги // И наши буйные набеги - // Могила брата все взяла» . Потеря любимого существа, единственного в мире родного человека не только лишает главного героя той жизнерадостности, которая была присуща ему ранее («Влачусь угрюмый, одинокий»), но ставит перед ним проблему смысла жизни, поднимая его сознание на иной уровень мировосприятия, осмысления действительности. Именно теперь, уже в признании героя, вновь появляется метафора «окаменения»: «Окаменел мой дух жестокий, // И в сердце жалость умерла» . Но нравственный закон продолжает жить в его сердце, воплощенный в представление о грехе: «... грешную молитву // Над братней ямой совершил» .

Рассматривая гибель младшего брата как центральное событие поэмы, М. Каган приходит к заключению: «Все дано в поэме так, будто покаяние требуется от нас, - покаяние за отсутствие братства как основы исторической жизни» . Этому верному по своей сути выводу предшествует другая мысль, с которой трудно согласиться: «Погибший - уже не разбойник, а жертва. С него снимается обвинение: так снимается обвинение со всей стихии разбойничества, и требуется раскрыть причины того, что ее питает» . Излишне доказывать, что к героям Пушкина неприменимо представление о тотальной социальной детерминированности, это свободные и внутренне сильные личности, совершающие свободный выбор и поэтому в полной мере несущие за него ответственность. Причастность младшего брата греху убийства (главным свидетельством чего становится его больная совесть) заставляет рассматривать его не только как жертву, но и как преступника.

Авторская позиция, отчетливо проявляющаяся в изображении разбойничества, становится доказательством того, что Пушкина интересуют прежде всего не социальные причины этого явления (они лежат на поверхности), а нравственно-психологические. Весь художественный строй поэмы, все ее сюжетное развитие подводит к определенному итогу: разбойничество даже как противодействие человека социальному злу и

несправедливости обрекает его на отступление от нравственного закона и в конечном итоге приводит к духовной гибели.

Символика смерти (воплощенная в образах ворона, леса, каменной души) имеет самое непосредственное отношение к явлению разбойничества, которое предстает в поэме как грех братоубийства. Слово брат имеет в русском языке не только значение прямого, кровного родства («каждый из сыновей одних родителей, друг другу»), но и другой, общечеловеческий смысл - «ближний, все мы друг другу» .

Рассматривая под этим углом зрения название произведения, можно обнаружить в нем новые, скрытые ранее, смысловые грани. Если первый семантический уровень заглавия ограничивается непосредственно сюжетно-фабульным ядром произведения, обращая внимание читателя прежде всего к его главным героям, кровным братьям, ставшим разбойниками, к их жизни, их судьбе, то на втором семантическом уровне происходит расширение диапазона до масштабов всего человечества. Именно здесь заглавие обретает оксюморонное звучание (братья - родные люди, разбойники - враги), создавая колебание и игру смыслов: люди, будучи изначально друг другу братьями, превращаются в разбойников, становятся врагами. Возникает образ человечества, зараженного всеобщим недугом, исцеление от которого возможно лишь при одном условии: отказа от рабства греха и возвращения к высшему нравственному закону - закону любви, заповеданному Спасителем.

Список литературы

1. Пушкин А.С. Полное собр. соч.: В 10 т. М., 1957. Т. 4.

2. Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин. Л., 1978.

3. Веселовский А.Н. Психологический параллелизм и его формы в отражениях поэтического стиля // Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М., 1989. С. 101 - 154.

4. Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. М., 1995. Т. 1.

5. Славянская мифология: Энциклопедический словарь. М., 1995.

6. Иерофей (Влахос), митрополит. Православная психотерапия: Святоотеческий курс врачевания души. Сергиев Посад, 2004.

7. Белинский В.Г. Собрание соч.: В 9 т. М., 1981. Т. 6.

8. Манн Ю.В. Поэтика русского романтизма. М., 1976.

9. Мифы народов мира: В 2 т. М, 1991. Т. 2.

10. Коровин В. И. Романтизм в русской литературе первой половины 20-х годов XIX века. Пушкин // История романтизма в русской литературе: Возникновение и утверждение романтизма в русской литературе (1790 - 1825). М., 1979.

11. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1955.

12. Каган М. О пушкинских поэмах // В мире Пушкина: Сб. статей. М., 1974.

Н.П. Жилина - канд. филол. наук, доц., РГУ им И. Канта, [email protected].

УДК 882.091 (438)

И. Мяновска

ПРОЗА РУССКОЙ ЭМИГРАЦИИ ТРЕТЬЕЙ ВОЛНЫ В ПОЛЬСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ (ИЗВЕСТНЫЕ И НОВЫЕ ИМЕНА)

Автор характеризует современное состояние изучения русской эмигрантской прозы последних тридцати лет в Польше, особое внимание уделяя именам, мало известным польскому читателю и недостаточно изученным. Среди них И. Мяновска выделяет живущего в США Александра Минчина, создателя эро-тико-философских романов и двух книг интервью. Дается подробная характеристика творчества Минчина и исследовательской литературы о нем.

The author presents a survey of contemporary research on Russian immigration prose in Poland during the last thirty years, paying special attention to the names, little known to the Polish reader. Among them the author distinguishes Alexander Minchin, the author of erotic and philosophical novels, who has also written two books of interviews. A. Minchin now lives in the USA. A detailed analysis of A. Minchin"s works and related research literature is presented in the article.

Русская зарубежная литература стала в Польше предметом серьезных исследований лишь с конца 1980-х годов. В 1990 году исследовательская группа «Литература русского зарубежья» в Ягеллонском университете начала разработку долгосрочной программы, итогом которой стали три книги, вышедшие в 1993 - 1997 годах . Все они изданы под редакцией профессора Л. Суханека, предложившего специальный термин «эмигрантология». Ныне исследования, связанные с литературой русской эмиграции, и третьей волны в частности, ведутся на кафедре россиеведения Ягеллонского университета.

Л. Суханек считает, что третья волна русской литературной эмиграции берет начало в 1966 году, когда за политические убеждения и за публикацию произведений за границей был выдворен из СССР Валерий Тарсис . Русская критика (В. Агеносов, Б. Ланин, Д. Мышалова, Е. Зубарева и многие другие) начало этой волны относит к 70-м годам .

Исторические, политические и личные судьбы, эстетические взгляды, глубина таланта, количество переводов определили относительно большую или меньшую известность писателей-эмигрантов третьей волны в Польше. Из числа известных прозаиков еще в 1994 году удостоен монографии Александр Солженицын . В книге И. Ковальской-Пашт, рассматривающей третью волну эмиграции в типологическом аспекте, многие страницы посвящены автобиографической и документальной прозе автора книги «Двести лет вместе» . Л. Суханек в обзорной статье, посвященной третьей волне эмиграции и разнообразию взглядов писателей-эмигрантов на Россию, также уделяет внимание А. Солженицыну ^10]. Среди польских «эмигрантологов» непременно должны быть названы А. Дуда - работы о В. Максимове , а также Л. Суханек -исследования о А. Зиновьеве и Э. Лимонове , Л. Янковский - Э. Севеле , К. Петшицка-Богусевич - о Г. Владимове , А. Возняк - о А. Терце-Синявском .

Одной из первых книг о прозаиках третьей волны русской эмиграции в Польше было исследование Алиции Володьзко, обратившейся к прозе В. Максимова, З. Зиника, Ф. Горенштейна, С. Довлатова,

Ю. Милкславскогк, Ю. Алешкквсккгк и менее известных М. Гиршина и А. Львова . Продолжает данную тематику ее монография к современном развитии русской прозы; предметом внимания исследовательницы становятся произведения А. Солженицына 1990-х годов , С. Дквлаткв как литературная личность, Ю. Дружниккв, разоблачающий мифы к Павлике Морозове и А. Пушкине. Творчество ^Э. Дружникква вообще вызывает большой интерес в Польше. В серии «Россия и Польша на пороге XXI века» выпущен совместный сборник «Феномен Юрия Дружникква». Его авторы считают главной задачей эмигрантклкгии «воссоединение разрозненных звеньев, различных фрагментов и отдельных направлений той или иной национальной литературы на межнациональном, интеллектуальном уровне» . На международной конференции в Кракове, посвященной картине мира и человека в произведениях третьей литературной волны, творчеству В. Максимова и Ю. Дружникква было уделено особое место .

Свое место в польских исследованиях заняла и Дина Рубина, эмигрантка с 1990 года. К последнему десятилетию XX века советские диссиденты и инакомыслящие уже успели уехать из СССР. Эмиграция Дины Рубинкй, как отмечается в посвященной ей монографии , была продиктована ее самосознанием и чувством национальной идентичности, отъезд был продуман, выношен годами. В культурологическом аспекте автор книги рассматривает повесть Рубинкй «Высокая вода венецианцев», роман «На оерхней Масловке», рассказ «Один интеллигент уселся на дороге». По словам одного из рецензентов, «проведенный анализ остропроблемен, так как не уклоняется от прямого обсуждения описываемых Рубиной поворотов истории; эстетичен, поскольку сосредоточен на вопросах мастерства, стиля, художественных традиций; диалогичен, потому что исследование ведется в постоянном сопряжении с мнениями других; богат контекстами разных эпох и культур...» .

Большинство писателей третьей волны нашло свое место в польских словарях и указателях . Однако отдельного энциклопедического издания, посвященного эмигрантам 1970-80-х годов пока нет, если не считать небольшого по объему справочника, вышедшего в 1995 году в Быдгкще . В нем представлены имена семнадцати прозаиков третьей волны в публикациях на русском языке. Сведения к каждом писателе включают три раздела: «Книги», «Публикация в периодике» и «Литература к творчестве писателя». В указатель включены данные по июнь 1994 года. Так как справочник уже устарел, целесообразно было бы составить следующий, включающий новые имена, охватывающий новые архивные материалы.

Писатели-эмигранты третьей литературной волны заслуженно вошли и в польские учебники 90-х годов ХХ века и начала XXI века. В России и Польше русская литература ХХ века рассматривается как единый процесс, имеющий несколько «ветвей» . В учебных пособиях под редакцией А. Дравича, С. Пкрембы и Г. Пкрембины, И. Мянквсккй, Б. Мухи в меньшей или в большей степени нашла отражение литература третьей волны исхода , проведен выборочный анализ творчества ряда писателей 1970 - 80-х годов. Особого упоминания заслуживает книга, вышедшая под редакцией профессора Л. Суханека в 2004 году, комплексно освещающая географию, историю, религию, язык, культуру, искусство, театр, кино, музыку, а также литературу России с XI по конец ХХ века. Это первая в Польше публикация академического характера, охватившая столь широкий спектр ркссиеведческих исследований, в том числе литературу и культуру русской эмиграции . Хочется верить, что благодаря открывшемуся в последнее время доступу к мемуарам и архивным материалам в Польше появится наконец учебник по русской литературе ХХ века, учитывающий бКгатый опыт эмиграции, удовлетворяющий запросам не только исследователей, но прежде всего студентов, которые будут охотно изучать творчество русских эмигрантов.

Остался, однако, большой круг авторов третьей волны, мало изученных или не изученных вообще. В числе неизвестных в Польше прозаиков стоит назвать Эдуарда Тополя, упомянутого лишь в переведенном на польский язык «Лексиконе» немца В. Казака , а также Бориса Сичкина. Жаль, что книги Тополя и Сичкина (а юмор последнего без преувеличений можно сравнить с бабелевским) остались без внимания переводчиков. Мало известен в Польше Сергей Юрьенен, удостоившийся пока что лишь одной статьи с анализом «имперской» темы в его творчестве 1351.

Среди неизвестных (думается, не только в Польше) прозаиков третьей волны эмиграции стоит назвать и Александра Минчина (он же Александр Мирчев, он же Александр Невин), ставшего известным сначала в Америке, а в 1990-е годы и в России. Его имя отсутствует в справочниках, словарях или указателях - как российских, так и польских. Выпускник двух вузов - МГПИ им. Ленина и Мичиганского университета - в эмиграции он находится с 1977 года. В 1981 году он дебютировал с романом «Псих» (1981) об ужасах советской

репрессивной психиатрии и вскоре продолжил тему в нашумевшем романе «Факультет патологии». Творчество Минчина обстоятельно рассматривается в посвященной ему монографии , автор которой выделил две основные темы творчества писателя: «патология жизни» и «женщина в жизни мужчины», которые, по словам И. Сккркпанквой, Минчин обычно направляет на критику тоталитарных порядков .

Минчин «болеет» Набоковым, что очевидно во всем его творчестве. Он именует себя «американским русским писателем», так как книги его написаны на русском и английском языках. Несколько его романов названы женскими именами: «Наталья», «Юджиния», «Лита» (усеченное «Лолита»), а один из персонажей наделен фамилией Сирин. Цель Минчина, по мнению рецензента, «.не апология разврата, а утверждение философии гедонизма» . В то же время Минчин, как отмечается в монографии, не смог ни в изображении психологии своих героев, ни в других аспектах хотя бы приблизиться к виртуозной нюансировке великого романиста ХХ века. Однако он вписал свою собственную страницу в книгу русской зарубежной литературы и заслуживает того, чтобы эта страница не была забыта.

В этом смысле нельзя пройти мимо книги Минчина «Двадцать интервью», изданной в Москве в 2001 году. Она частично основана на материале нью-йоркской книги «Пятнадцать интервью» (1989), изданной под псевдонимом А. Мирчев и включившей в себя беседы с крупнейшими деятелями культуры ХХ века - О. Ефремовым (его памяти посвящена книга), Ю. Любимовым, Н. Михалковым, Л. Наврозовым, И. Бродским, Э. Неизвестным, у. Стайроном, К. Воннегутом, Жаклин Биссет.

Отметим, что в художественных произведениях Минчин отводит много места русской и зарубежной литературе. Интерес к русской литературе проявляют в его прозе и русские герои, и американцы. Этот своеобразный трактат о русской литературе продолжен Минчиным в «Двадцати интервью». В автоинтервью он представляется знатоком русской и зарубежной литературы. Нельзя не заметить, что Минчин вновь приближается к любимому им Набокову, автору лекций по русской литературе. Но Набоков никогда не писал о выдающихся фигурах своей эпохи (Ахматовой, Булгакове, Мандельштаме и других), Минчин же в своих интервью обращается к писателям-современникам. Самой главной ценностью, которую в итоге находит Минчин, оказывается свобода: «Я за нее дорого заплатил: близкими, языком, культурой, друзьями, миром моей юности, самым сладким в воспоминаниях» .

Основной сюжет последних романов Минчина («Актриса», «Лита», «Девушка с экрана») - это секс, рафинированная эротика, со стремлением к оригинальности, переходящей в цинизм и грубость. Следуя за О. Дарком, называющим три вица эротизма - метафорический, романтический и культуркксккрбительный (направленный против норм поведения), мы можем определить эротизм «Девушки с экрана» как рафинированный и извращенный. «Второй американский Сирин», позер, выражающий презрение к бытовой морали, объявляя своим предшественником Набокова, пародирует, прежде всего, самого себя. Описания

наготы, половых актов, сводящихся к телесной механике, насыщенность обсценной лексикой угнетает читателя. Герои его произведений нередко кончает самоубийством («Псих», «Юджиния», «Девушка с экрана»). Психическая Одиссея Mинчина продолжается; каждый новый его роман становится рискованным экспериментом. Но ведь объектом анализа могут быть не только шедевры, но и просто тексты, отражающие современную жизнь в зеркале писательского таланта. А там уж, говоря словами Б. Окуджавы, «каждый пишет, как он дышит».

На международной конференции в Оломунце в 2005 году прозвучало имя еще одного представителя русской эмиграции - жившего в Израиле Славы Курилова. Русскоязычная литература Израиля является немаловажным феноменом, но исследована она очень мало. Курилов, по словам В. Аксенова, «принадлежал к малому племени смельчаков, дерзавшему против подлой власти» . Этот «очарованный странник» (определение С. Игнатовой), автор документального романа «Один в океане», в поисках духовной свободы задумывает побег во время путешествия на советском туристическом лайнере. «Духовный странник», «духовидец», мистик пытается в своем произведении оправдать человека, познать его онтологически, сохранить баланс между духовным, астральным и эфирным телами. Все, о чем он пишет - это аллегория духовного странствия. В своем романе Курилов показал, как происходит сознательный уход из мира повседневности в эзотерику, в которой душа человека приобщается к своей прародине - мировой космической стихии.

Таким образом, польская «эмигрантология» продолжает охватывать всё более широкий круг неизвестных имен литературы третьей волны русской эмиграции, памятуя о том, что только в соотношении известного и неизвестного можно действительно оценить многогранность творческих устремлений писателей разных судеб и творческих индивидуальностей.

Список литературы

1. Emigracja i tamizdat: Szkice o wspólczesnej prozie rosyjskiej Z Pod red. L. Suchanka. Kraków, 1993.

2. Dac swiadectwo prawdzie: Portrety wspólczesnych pisarzy rosyjskich Z Pod red. L. Suchanka. Kraków, 1996.

3. Realisci i postmodernisci: Sylwetki wspólczesnych rosyjskich pisarzy emigracyjnych Z Pod red. L. Suchanka. Kraków, 1997.

4. Агеносов В. Литература русского зарубежья. M., 1997.

5. Ланин Б. Проза русской эмиграции (третья волна). M., 1997.

6. Мышалова Д. Очерки по литературе русского зарубежья. Новосибирск, 1995.

7. Зубарева Е. Проза русского зарубежья (1970 - 80-е годы). M., 1998.

8. Suchanek L. Aleksander Solzenicyn. Pisarz i publicysta. Kraków, 1994.

9. Kowalska-Paszt J. Proza niefikcjonalna trzeciej fali emigracji rosyjskiej. Model typologiczny. Szczecin, 2001.

10. Suchanek L. Emigracyjne wizje Rosji. Trzecia fala emigracji Z Z Emigracja rosyjska. Losy i idée Z Pod red. R. Bäckera i Z. Karpusa. Lódz, 2002. С. 17 - 28.

11. Duda K. Wiara i naród: Twórczosc Wladimira Maksimowa. Kraków, 2001.

12. Suchanek L. Homo sovieticus. Swietlana przyszlosc, gnjcy Zachód: Pisarstwo Aleksandra Zinovieva. Kraków, 1999.

13. Suchanek L. Parias i heros: Twórczosc Eduarda Limonowa. Kraków, 2001.

14. Jankowski А. Проза Эфраима Севелы. Из истории русской литературы третьей эмигрантской волны. Kielce, 2004.

15. Pietrzycka-Bohosiewicz K. W poszukiwaniu autentyzmu: Twórczosc prozatorska Georgija Wladimowa. Kraków, 1999.

16. Wozniak A. Uluda i cud w swiecie sztuki Andrieja Siniawskiego - Abrama Terca. Lublin, 2004.

17. Wolodzko A. Pasierbowie Rosji. O prozaikach trzeciej emigracji. Warszawa, 1995.

18. Wolodzko-Butkiewicz A. Od pieriestrojki do laboratoriów netliteratury: Przemiany we wspólczesnej prozie rosyjskiej. Warszawa, 2004.

19. Феномен Юрия Дружникова Z Под ред. Л. Звонарева. Варшава; M.; Рязань, 2000.

20. Картина мира и человека в литературе и мысли рус. эмиграции Z Pod. red. A. Dudek. Kraków, 2003.

21. Mianowska J. Дина Рубина вчера и сегодня. Торунь, 2003.

22. Ивинский П. [Рецензия] ZZ Literatura. Rusistica Vilnensis. Vilnius, 2004. Рец. на кн.: .

23. Slownik pisarzy rosyjskich Z Pod. red. F. Nieuwazny. Warszawa, 1994.

24. Klimowicz T. Przewodnik po wspólczesnej literaturze rosyjskiej i jej okolicach (1917 - 1996). Wroclaw, 1996.

25. Drawicz A., Nieuwazny F., Olbrych W. Literatura rosyjska: Leksykon. Warszawa, 1999.

26. Mianowska J. Писатели русского зарубежья (третья волна эмиграции). Проза: Библиогр. указатель. Bydgoszcz, 1995.

27. Струве Г. Русская литература в изгнании. Париж, 1996.

28. Михайлов О. В рассеяньи - целостная ZZ Русский литературоведческий журнал. 1993. № 1. С. 184 - 250.

29. Historia literatury rosyjskiej XX wieku Z Pod. red. A. Drawicz. Warszawa, 1997.

30. Porçbina G., Porçba S. Historia literatury rosyjskiej 1917 - 1991. Katowice, 1996.

31. Mianowska J. Литература русской эмиграции и возвращенная в образцах и с комментариями. Быдгощ, 1998.

32. Mucha B. Historia literatury rosyjskiej. Wroclaw, 1989.

33. Rosjoznawstwo: Wprowadzenie do studiów nad Rosj^: Podrgcznik akademicki Z Pod red. L. Suchanka. Kraków, 2004.

34. Kasack W. Leksykon literatury rosyjskiej XX wieku od pocz^tku stulecia do r. 1996 Z Przeklad, opracowanie, bibliografia polska i indeks osób B. Kodzie. Wroclaw, 1996.

35. Mianowska J. Неизвестные страницы третьей волны русской эмиграции: Сергей Юрьенен («Сын империи - инфантильный роман») Z Z Новое в теории и практике описания и преподавания русского языка. Варшава, 2000. C. 209 - 216.

36. Mianowska J. Неизвестные страницы литературы третьей волны русской эмиграции. Александр Mинчин. Проза жизни. Быдгощ, 2001.

37. Скоропанова И. [Рецензия] ZZ Реферативный журнал. Литературоведение. 2003. № 4. Рец. на кн.: .

38. Минчин А. Двадцать интервью. M., 2001.

39. Аксенов В. Предисловие Z Z Курилов С. Один в океане. M., 2004.

И. Mяновска- д-р филол. наук, Университет им. Казимира Великого, Быдгощ (Польша), [email protected]

Как всегда у Пушкина любой крайности выставляется противовес, так и на этот раз. Сомнения в народе уравновешиваются работой над исторической темой. Пушкин создает поэму-балладу «Песнь о вещем Олеге» (1822), в которой дает образец подлинного историзма, глубокого проникновения в сам дух далекой по времени эпохи Древней, дохристианской Руси. Характерен здесь образ кудесника, народного мудреца и пророка, независимого от могучих владык и гордящегося своим «правдивым и свободным вещим языком», дружным с небесною волей (предощущение будущего «Пророка»).

Тогда же Пушкин приступает к работе над поэмой «Братья-разбойники». Этот эпический рассказ о побеге крестьян из тюрьмы перекликается с лирической темой «Узника». Здесь Пушкин впервые обращается к поэтической обработке русского простонародного языка: «Я не люблю видеть в первобытном языке нашем следы европейского жеманства и французской утонченности. Грубость и простота более ему пристали». «Проповедую из внутреннего убеждения, – добавляет он, – но по привычке пишу иначе».

В «Братьях-разбойниках» от этой привычки Пушкин сознательно отошел. Посылая А. Бестужеву в «Полярную звезду» отрывок из этой так и не законченной поэмы, Пушкин пишет: «Если отечественные звуки: харчевня, кнут, острог – не испугают нежных ушей читательниц „Полярной звезды“, то напечатай его». Как замечает Д. Д. Благой, «с „Братьев-разбойников“ начинается интенсивный процесс выработки Пушкиным своего поэтического языка, использующего все богатство языка „отечественного“ и вместе с тем устанавливающего его общенациональную норму». Именно потому Пушкин замечал о «Братьях-разбойниках»: «Как слог я ничего лучше не написал». Отрывок из незавершенной поэмы получит дальнейшее продолжение в творчестве Пушкина вплоть до «Дубровского» и «Капитанской дочки». Не исключено, что завершению замысла этой поэмы помешали драматические обстоятельства личной жизни поэта.

Пребывание в Одессе осложнилось конфликтом с новым начальником. Видя пренебрежительное отношение поэта к обязанностям по службе, Воронцов специально отправляет его в оскорбительную своей бессмысленностью командировку «на саранчу». Пушкин подает прошение об отставке, забыв, что в положении ссыльного такое прошение может быть истолковано «как мятеж и дерзость». Довершает катастрофу неосторожная фраза Пушкина в письме к Вяземскому, которое распечатала московская полиция: «Ты хочешь знать, что я делаю, – пищу пестрые строфы романтической поэмы – и беру уроки чистого афеизма. Здесь англичанин, глухой философ, единственный умный афей, которого я еще встретил. Он исписал листов 1000, чтобы доказать, что не может быть существа разумного, Творца и Правителя, мимоходом уничтожая слабые доказательства бессмертия души. Система не столь утешительная, как обыкновенно думают, но, к несчастью, более всего правдоподобная». Любопытно, что спустя пять лет «учитель» Пушкина, проповедующий атеизм, станет ревностным пастором в Лондоне, а «ученик» будет писать глубоко православные стихи. Но роковые строки написаны. 8 июля 1824 года Пушкина высочайшим повелением увольняют со службы, а затем ссылают в родовое имение Михайловское под двойной надзор – полицейский и духовный. 1 августа 1824 года поэт выехал из Одессы. В Михайловском он подвел итог южному периоду своего творчества: в лирике – стихотворением «К морю», в эпосе – романтической поэмой «Цыганы».

Элегия «К морю». Еще из Одессы в ответ на предложение Вяземского откликнуться на смерть Байрона Пушкин писал: «Твоя мысль воспеть его смерть в 5-й песне его Героя прелестна – но мне не по силам…» В Михайловском Пушкин нашел иной, достойный русского гения ход.

Элегия «К морю»

Элегия «К морю» – финал творческого состязания Пушкина с Байроном. Если начало южного периода – «Погасло дневное светило…» – связано с вариациями на тему прощальной песни Чайльд Гарольда из первой части поэмы Байрона, то элегия «К морю» – соревнование-спор с финалом последней, 4-й песни; где Байрон прощается с морем, «приятелем своим». Все, что пишет Байрон о море, является скрытой формой прославления мятежной личности, не считающейся в гордыне своей с ропотом «дрожащих тварей», «опустошителей земли». Море Байрона, как пуританский Бог, сурово и беспощадно к человеку:

Твое презренье тот узнает вскоре,

Кто землю в цепи заковать готов.

Сорвав с груди, ты выше облаков

Швырнешь его, дрожащего от страха,

Молящего о пристани богов,

И, точно камень, пущенный с размаха,

О скалы раздробишь и кинешь горстью праха.

Заметим, что отношение Байрона к морю, при всем жестоком величии морской стихии, покровительственное. Романтическая личность оказывается не только равной морю, но еще и превосходящей его:

И, как теперь, в дыханье шумном шквала

По гриве пенистой рука тебя трепала.

Байрон в порыве вдохновения обуздывает море как лихой наездник.

Неукротимый вольнолюбец, он рассекает «руками шумный вал прибоя».

Элегия Пушкина пронизана нежной любовью поэта к стихии, которая родственна ему своим неукротимым движением. В красоте моря он чувствует дыхание Творца, давшего человеку свободу, но сохранившего из любви к творению скрытую власть над ним:

Прощай, свободная стихия!

В последний раз передо мной

Ты катишь волны голубые

И блещешь гордою красой.

Если Байрон – властелин моря, то Пушкин видит в море лишь «предел желанный» своей души. Пушкин вспоминает о своих мечтах поэтического побега по хребтам моря в более свободную, как ему тогда казалось, Западную Европу. Теперь Пушкин сознает наивность своих мечтаний и надежд. Что такое земное счастье, слава и успех? Море обнажает их тщету: на скале среди его пучины покоится лишь «гробница» былого человеческого величия. Угас Наполеон,

И вслед за ним, как бури шум,

Другой от нас умчался гений,

Другой властитель наших дум.

Байрон в своем гордом самомнении видел себя властелином моря, но перед величием морской стихии гаснут горделивые претензии земных владык. Тщетны кичливые надежды человека на силу «кесаря» («тиран» – Наполеон) или на силу духа («просвещенье» – Байрон):

Мир опустел… Теперь куда же

Меня б ты вынес, океан?

Судьба земли повсюду та же:

Где капля блага, там на страже

Уж просвещенье иль тиран.

Море у Пушкина не увенчивает земное величие и славу. Его призывный шум напоминает о тщете суетных мирских желаний. Оно учит человека в смирении любить божественную, нерукотворную красоту и совершенство. В этом заключается «предел желанный» человеческой души; к этому пределу зовут Пушкина морские волны.

Поэма «Цыганы»

Поэма «Цыганы» – завершение спора с Байроном, который наметился в первой южной поэме «Кавказский пленник». Не выходя за рамки романтизма, но превращая его в «романтизм критический», Пушкин показывает в этой поэме, что мечты Байрона и его кумира Руссо о возврате человека в «естественное состояние», по существу, являются игрой «на понижение». Она ведет человека не вперед, а назад: это измена высшему предназначению, к которому зовет нас морская стихия голосом Творца, заключенным в ней.

Пушкин на собственном опыте испробовал возможность возврата человека в природу. Будучи в Кишиневе, он несколько недель провел в цыганском таборе. В «Цыганах» Пушкин осудил эту прихоть как слабость, как самодовольство и эгоизм. Алеко, утверждающий свободу для себя среди не тронутых цивилизацией, «естественных» людей, не терпит никаких ограничений этой свободы и тем самым становится деспотом по отношению к Земфире и молодому цыгану, ее любовнику. Двойное убийство, совершенное Алеко, вызывает осуждение старого цыгана:

Оставь нас, гордый человек!

Мы дики, нет у нас законов,

Мы не терзаем, не казним,

Не нужно крови нам и стонов;

Но жить с убийцей не хотим.

Ты не рожден для дикой доли,

Ты для себя лишь хочешь воли…

Но Пушкин, по словам Д. Д. Благого, вскрывает и «тщету руссоистско-байроновской иллюзии о возможности для цивилизованного человека вернуться назад, в „природу“, на не тронутую „просвещением“ первобытную почву. Независимо от Алеко самый быт цыган не так уж безоблачно идилличен. „Роковые страсти“ и связанные с ними „беды“ существовали в таборе и до прихода Алеко. „Счастья нет“ и у носителя простоты, мира и правды в поэме – старика цыгана, уход от которого Мариулы, охваченной неодолимой любовной страстью к другому, при всей „естественности“ этой страсти, с точки зрения самого же старика цыгана, навсегда разбил его личную жизнь. „Я припоминаю, Алеко, старую печаль“. И эта „старая печаль“ живет в душе цыгана на протяжении всего его жизненного пути. Тем самым разбивается иллюзия руссоизма о счастье „золотого века“ – докультурного, дикого человечества».

Так зрелый Пушкин, опережая восторги своих современников, видевших в нем «русского Байрона», решительно одолел искус «байронизма» и вышел к новому, трезвому и реалистическому взгляду на жизнь.

Конспект урока литературы

в 8 классе по теме:

«Романтический герой и его конфликт с обществом

в поэме А.С.Пушкина «Братья-разбойники»

Учитель: Лапшина Г.И.

Учитель: Махиянова С.Г.

Тема: Романтический герой и его конфликт с обществом в поэме

А.С.Пушкина «Братья-разбойники»

Тип урока: Урок-исследование

Цели урока : а) образовательная: дать первоначальное понятие о романтизме,

романтическом герое, конфликте;

б) развивающая: совершенствовать навыки анализа

художественного текста, развитие образного

развитие образного и логического мышления учащихся,

обогащение словарного запаса учащихся, развитие

устной и монологической речи;

в) воспитательная: актуализация этических проблем поэмы.

Методическое обеспечение

Теория литературы: поэма, романтизм, романтический герой, конфликт

Словарная работа: новаторство, художник-маринист, нравственность,

пейзаж

Раздаточный а) определение романтизма

материал: б) основные средства художественной выразительности

Оформление доски: а) романтический герой и его конфликт с обществом в

поэме А.С.Пушкина «Братья-разбойники»;

б) эпиграф: «…Чувство чистой совести достаточно для

смерти. Чувство нравственного достоинства

необходимо для жизни».

Н.Тургенев

Оборудование: репродукции картин И.Айвазовского, фрагменты

произведений композиторов- романтиков, портреты

Д.Байрона, А.С.Пушкина, выставка книг

Ход урока:

I . Организационный момент: сообщение темы урока, запись темы и эпиграфа в тетрадь.

II . Слово учителя : 19 век по праву называют золотым веком русской литературы. Озарённая гением А.С. Пушкина, и Н.В. Гоголя, И.С. Тургенева и Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого и А.П. Чехова, блеском таланта целого созвездия крупнейших писателей, русская литература оказала заметное влияние на художественную культуру всего человечества. Она стала средоточием духовной жизни русского общества, его совестью, защитницей интересов угнетенного страдающего народа.

Как и на Западе, основным направлением в русской литературе начала 19 века был романтизм, но возникший в иных общественно-исторических условиях, получивший иное наполнение.

Обратимся к справочному материалу. Подумайте: какое из определений характеризует романтизм как литературное направление?

Учащиеся: зачитывают определения романтизма и выбирают, обосновывая, точное определение, записывают в тетрадь.

Учитель: Беспокойный, мятежный характер романтического искусства как нельзя лучше отвечал атмосфере общенационального подъёма, жажде обновления и преобразования жизни, пробудившейся в русском обществе после окончания Отечественной войны 1812 года. Все виды искусства были наполнены новым содержанием.

Музыка. О романтизме в музыке.

Учащиеся: а) сообщение о романтизме в музыке; исполнение на скрипке

фрагмента из произведений А.Рубинштейна.

б) сообщение о романтизме в живописи (художник-маринист

И.Айвазовский «Сказка о волне и художнике».

Учитель: А в литературе романтические настроения нашли свое выражение в поэзии В.А. Жуковского, К.Н. Батюшкова. В задумчиво-мечтательной лирике и балладах Жуковского, изящных элегиях Батюшкова, как и в музыке, живописи звучала основная тема – противостояние личности и общества, конфликт героя с обществом. В дальнейшем принципы романтизма получают продолжение и развитие в лирике П.А. Вяземского, А.А. Дельвига, А.С. Пушкина. Их лирический герой – независимая личность. Центральной фигурой романтического направления в русской литературе был А.С. Пушкин. Крутой перелом в жизни Пушкина связан с его южной ссылкой 1820-1824 годов.

Учащиеся: а) сообщение о южной ссылке

б) чтение стихотворения «Погасло дневное светило»

III . Работа по теме урока

Учитель : Именно на юге были написаны поэмы «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Цыганы», «Братья-разбойники». Вспомним определение поэмы.

Учащиеся : Зачитывают определение поэмы, записывают в тетрадь.

Учитель: Откройте учебник и прочитайте последние два абзаца на странице 221.

Почему А.С.Пушкин обращается к жанру поэмы?

Учащиеся: Отвечают.

Учитель : Этих реальных разбойников звали Засорины; когда Пушкин приехал в Екатеринослав, городская тюрьма была переполнена бунтующими. Чтобы их содержать, арестантов гоняли в город просить милостыню. Братья Засорины воспользовались этим и, скованные вместе, прямо в кандалах бросились в Днепр и ушли. Их побег наблюдал Пушкин со своим слугой Никитой. Кроме того, он не раз ходил в кишинёвскую тюрьму и беседовал с арестантами – эти сведения из документально-художественной повести М.Басиной «Жизнь Пушкина».

Итак, Пушкина привлекают характеры исключительных людей, поставленных в исключительные обстоятельства. Но задуманную поэму Пушкин не закончил, а потом и вовсе многое сжёг. Остался только небольшой отрывок, который имеет самостоятельный и вполне законченный сюжет.

IV . Чтение художественного текста и его обсуждение.

Это романтическое произведение?

Каковы особенности композиции поэмы?

Прочитайте первые четыре строки поэмы. В чём необычность такого начала?

Где разворачиваются действия поэмы?

Какое значение имеет место действия?

Кто герои этого произведения? Что их объединяет?

В чём особенности языка поэмы?

Какими красками нарисован пейзаж?

Учитель : Для поэтов-романтиков характерен параллелизм души и природы, стремление уловить общее в состоянии души и состоянии природы. Такой параллелизм характерен и для народной лирической песни. Пейзаж помогает раскрыть внутренний мир человека.

С каким чувством вспоминает разбойник начало своего преступного замысла?

Давайте попробуем назвать черты, характерные для романтического героя.

Обратимся к эпиграфу. Как он связан с нашим уроком?

Учитель: Пушкин опирался на существовавшие традиции, подчёркивает противоречивость характера героя, терзания совести. Свобода – не абсолютное понятие, для человека не может быть свободы от нравственных законов, человек может отвергать законы и власть, ибо они могут быть несовершенными, но без законов и власти человек перестаёт быть человеком, поэтому поэма актуальна и в наше время.

V. Подведение итогов урока.

VI . Домашнее задание. Творческий практикум.

Учитель: Пушкин отправил своих «Разбойников», как он сам называл этот текст, в 1825 году в журнал «Полярная звезда», где произведение и было напечатано, а в 1827 году вышло отдельным изданием. Но, разбирая после смерти поэта его архив, Жуковский обнаружил там неизвестные ранее заключительные строки и в 1838 году напечатал поэму с этим концом.

Учащиеся: Чтение заключительных строк.

Учитель: - Чьи это слова?

Что нового вносят эти заключительные строки в смысл поэмы?

Попытайтесь письменно ответить на вопрос: почему Пушкин не отправил в издательство эти строки?

К 1821-1822 годам относится замысел поэмы Пушкина, посвященной разбойникам. Из этого замысла до нас дошел лишь небольшой фрагмент, названный «Братья разбойники». Большая часть поэмы Пушкиным была уничтожена. Отрывок «Братья разбойники» свидетельствует об обращении Пушкина к новым для него формам поэмы, в которых широко используются фольклорные мотивы, элементы живой народной речи. В «Братьях разбойниках» Пушкин, по мнению исследователя Маймина, стремился к народным формам эпической и романтической поэмы. Стремление Пушкина к народности, фольклору проявляется в «Братьях разбойниках» с самого начала, народно-песенный стиль:

Не стая воронов слеталась

На груды тлеющих костей,

За Волгой, ночью, вкруг огней

Удалых шайка собиралась…

Элементы фольклорного стиля, свойственные народно-поэтическому мышлению постоянные эпитеты, встречаются на протяжении всего текста: «булатный нож», «ночь темна», «чистое поле», «месяц ясный», «сырая земля» и т.д. Однако тенденция к народности оказалась у Пушкина не до конца реализованной. В «Братьях разбойниках» наблюдается причудливое смешение разных и в чем-то противоположных стилей, эмоционально и стилистически разных планов повествования. Это как раз и свойственно поэтике романтизма. Для романтика характерно в одинаковой мере и стремление к народным формам выражения, и заметная непоследовательность в этом стремлении. Романтический характер носят герои – два брата-разбойника, неразлучные и любящие друг друга, поставившие себя вне привычных норм и привычной морали. Черты романтизма видны и в сюжете: поэзия вольницы и мятежного духа, плен-тюрьма, побег из тюрьмы на волю, страшные муки и видения героя, его смерть, представленная в романтических тонах. Все это не исключает яркого своеобразия «Братьев разбойников». Это произведение романтическое, но для Пушкина оно знаменовало собой поиски новых путей в романтическом искусстве. Небольшая поэма «Братья-разбойники» является отрывком из незавершённой поэмы Пушкина о разбойниках, в которой сюжет задуман был такой: разбойники грабят купеческий корабль и похищают дочь купца, которая достаётся атаману, однако из-за этого наложницы атамана ревнуют, сходят с ума, умирают; атаман в итоге пускается во все злодейства, тогда некий есаул предаёт его; эпизод о братьях-разбойниках начинал поэму, а сама поэма наполняла драму братьев событиями их жизни. Поэма «Братья-разбойники» и есть начало незавершённой поэмы. Стоит особо отметить образ прикованных друг к другу братьев, спасающихся, переплывающих вместе через реку. Пушкина критиковали за недостоверность этого образа, но совершенно напрасно - такой случай произошёл в 1820 году в Екатеринославе. Реальное происшествие было осмыслено Пушкиным в стиле романтической поэзии. Ко времени появления пушкинской поэмы «Братья разбойники» в европейской фольклорной и литературной традиции разбойник обычно изображался покровителем и защитником слабых и обездоленных, был воплощением благородства, истинной смелости и доброты. В пушкинском описании разбойничьего сообщества акцент ставится на том, что стремление людей самых разных народностей и вероисповеданий к свободе без каких-либо внешних ограничений оборачивается другой стороной – этической вседозволенностью, полным отрицанием каких-либо моральных принципов. Авторская позиция, отчетливо проявляющаяся в изображении разбойничества, становится доказательством того, что Пушкина интересуют прежде всего не социальные основы этого явления, а нравственно-психологические. Глубинные причины ухода главных героев в разбойничью шайку вскрываются в исповеди старшего брата – главной из них становится зависть к людям, награжденным лучшей долей, и желание хотя бы и ценою преступления изменить свою судьбу. Все сюжетное развитие поэмы подводит к определенному итогу: разбойничество даже как противодействие человека социальному злу и несправедливости обрекает его на отступление от нравственного закона и в конечном итоге приводит к духовной гибели. После публикации этой поэмы в русской литературе в большом количестве появились подобные сюжеты, в которых пушкинское влияние наблюдается не только на уровне деталей описания, но и в том образе разбойнического сообщества, который остается неизменным в произведениях самых различных авторов. Это отчетливо видно, например, в поэме П. Рябинина«Разбойники». Последователи поэта восстанавливают в сюжетах своих произведений любовную линию, устраненную Пушкиным, вводя для этого главную героиню – деву, попадающую в плен к разбойникам. Обычно в их поэмах появляется и герой, воплощающий в себе благородные черты – нередко он оказывается разбойничьим пленником, по разным причинам оставленным в живых. Испытывая тяжкие душевные муки оттого, что принужден находиться среди преступников, он использует любую возможность для скрытого противоборства с ними. Именно такое развитие событий происходит в поэме П. Машкова«Разбойник» В изображении разбойнического мира в поэмах самых различных авторов сохраняется призма, установленная Пушкиным: нарушение нравственного закона показывается как страшный грех, оправдания которому не существует.

Не стая воронов слеталась
На груды тлеющих костей,
За Волгой, ночью, вкруг огней
Удалых шайка собиралась.
Какая смесь одежд и лиц,
Племен, наречий, состояний!
Из хат, из келий, из темниц
Они стеклися для стяжаний!
Информация о произведении
Полное название:
Братья разбойники
Дата создания:
1821-1822
История создания:
Поэма представляет собой отрывок - вступление к большой, уничтоженной самим Пушкиным поэме «Разбойники». Поэт писал 13 июня 1823 г. А. Бестужеву, издававшему вместе с Рылеевым альманах «Полярная звезда»: «Разбойников я сжег - и поделом. Один отрывок уцелел в руках Николая Раевского; если отечественные звуки: харчевня, кнут, острог - не испугают нежных ушей читательниц «Полярной звезды», то напечатай его». Сохранились два плана поэмы «Разбойники». Из них видно, что это была романтическая поэма (несколько напоминающая «Корсара» Байрона), в которой в качестве трагического, мрачного и разочарованного героя выступал атаман волжских разбойников. Действие поэмы, судя по первому плану, развивалось таким образом: атаман исчез, есаул тревожится. Любовница атамана плачет и подговаривает разбойников идти на поиски и на помощь ему. Они плывут по Волге и поют. По-видимому, находят его - об этом в плане не сказано. Под Астраханью разбивают купеческий корабль, атаман влюбляется в дочь купца и берет ее в плен. Прежняя любовница от ревности сходит с ума. Новая не любит его и скоро умирает (в плане не указано от чего). Ожесточенный этими несчастьями, атаман «пускается на все злодейства» и гибнет жертвой предательства есаула. В этом раннем плане еще не было эпизода о братьях-разбойниках. О его происхождении Пушкин сам писал Вяземскому 11 ноября 1823 г.: «Истинное происшествие подало мне повод написать этот отрывок. В 1820 году, в бытность мою в Екатеринославле, два разбойника, закованные вместе, переплыли через Днепр и спаслись. Их отдых на островке, потопление одного из стражей мною не выдуманы». Сначала Пушкин хотел сделать из этого небольшую балладу, «молдавскую песню» вроде «Черной шали»:
Нас было два брата, мы вместо росли
И жалкую младость в нужде провели...
и т. д.
Но он отказался от этого замысла и вставил эпизод о братьях-разбойниках в поэму «Разбойники», как вступление, еще до появления главного героя. Судя по второму плану поэмы, представляющему, по-видимому, перечисление уже написанных Пушкиным глав или разделов поэмы, Пушкин довел ее до момента, когда прежняя любовница атамана сходит с ума, а затем сжег написанное, за исключением начала, которое превратил в особую поэму - «Братья-разбойники». (из комментария С.М.Бонди к поэме)

"Братья разбойники" были напечатаны в "Полярной звезде" за 1825г.
* * *

Cсылки на критические и текстологические работы:
«Братья-разбойники» отличаются от других романтических поэм своим стилем и языком. Пушкин переходит от романтически приподнятого лирического стиля к живому просторечию. В некоторых местах поэмы Пушкин старается приблизиться к стилю народной песни (стихи «Ах юность, юность удалая» и след.), причем и это просторечие и народные выражения, в отличие от «Руслана и Людмилы», лишены комической окраски. О языке своей поэмы Пушкин писал Вяземскому 14 октября 1823 г.: «Замечания твои насчет моих «Разбойников» несправедливы; как сюжет c"est un tour de force [это трюк, фокус (франц.)], это не похвала, - напротив; но как слог - я ничего лучше не написал».
Кроме попытки приближения к народному языку и стилю, в «Братьях-разбойниках» существенно было и само содержание поэмы. Крестьяне, ставшие разбойниками от крайней бедности, - эта тема была в то время злободневной. Центральные эпизоды поэмы - тюрьма, жажда освобождения и побег из тюрьмы - находили горячий отклик в сердцах передовых читателей, которые видели даже в этом аллегорический смысл - см. шутливые слова Вяземского в письме к А. И. Тургеневу от 31 мая 1823 г.: «Я благодарил его (Пушкина) и за то, что он не отнимает у нас, бедных заключенных, надежду плавать и с кандалами на ногах».
Уничтожив поэму «Разбойники», Пушкин перенес ее основное сюжетное положение в следующую поэму - «Бахчисарайский фонтан» (мрачный хан Гирей и две женщины - Зарема и Мария).