Григорий майрановский: как «доктор смерть» из нквд изобретал идеальный яд . Григорий Майрановский: советский «доктор Менгеле
1899 - 1964Родился в городе Батуми. В 1917 г. после окончания гимназии поступил на медицинский факультет Тифлисского университета, где вступил в еврейскую социалистическую организацию «Бунд» (Всеобщий еврейский рабочий союз). Одновременно в течение 5 лет занимался репетиторством Позднее он перебрался в Баку, где учился в Бакинском университете. В 1920-1922 гг. - начальник отдела кустовой промышленности СНХ АзССР.
В 1922 году Майрановский переезжает в Москву, где в 1923г. заканчивает медицинский факультет 2-го МГУ, преподает на вечерних общеобразовательных курсах Хамовнического района, работает сначала врачом в терапевтической клинике МГУ, затем ассистентом на университетской кафедре, а позднее заведующим амбулаторией на одной из московских фабрик.
С 1928 года он был аспирантом, научным и потом старшим научным сотрудником Биохимического института им. А.Н. Баха, а в 1933-1935 годах руководил токсикологическим отделом того же института; кроме того, в 1934 году назначен заместителем директора этого института.
В 1935 году Майрановский перешел во Всесоюзный институт экспериментальной медицины (ВИЭМ), где по 1937 год заведовал секретной токсикологической спецлабораторией засекреченном Отделе фармакологии
С лета 1937 г. Г.Майрановский в 12-м отделе ГУГБ НКВД СССР.
В 1938-1940 годах он был старшим научным сотрудником отдела патологии терапии 0В (отравляющих веществ). С 1940 года до момента ареста (13 декабря 1951 года) Майрановский целиком отдавал себя работе в «лаборатории смерти».
Задачу перед ним руководство НКВД поставило четкую: создать яды, которые бы “маскировали” свое гибельное действие под естественные причины смерти или болезни человека. За время существования этого секретного объекта у него было несколько “имен” — “Лаборатория №12”, “Лаборатория Х”, “Камера”.
Для проведения экспериментов Г. Майрановскому выделили большую комнату в угловом доме по Варсонофьевскому переулку. В помещении было отгорожено пять отсеков, двери которых, снабженные смотровыми глазками, выходили в просторный “приемный покой”. Перед этими дверьми во время отработки очередной серии опытов постоянно дежурил кто-нибудь из сотрудников, контролируя “процесс".
Еще в 1926-м по распоряжению наркома Менжинского в ОГПУ начала действовать лаборатория по использованию ядов и наркотиков. Она была включена в состав секретной группы Якова Серебрянского, которая занималась проведением террористических акций за границей. 12 лет спустя, с приходом нового наркома Лаврентия Берии, решено было модернизировать это “научное подразделение”. В наркомате создали две новые лаборатории. Бактериологическую, возглавил профессор С.Муромцев, другую Г.Майрановский, назначенный начальником 7-го отделения 2-го спецотдела НКВД. Спецотдел подчинялся непосредственно наркому Л.Берии и его заместителю В.Меркулову.
«Лаборатория смерти» просуществовала до 1946 года, когда была включена в состав Отдела оперативной техники (ООТ) и стала Лабораторией № 1 ООТ при новом министре госбезопасности В.Абакумове*.
Первые опыты в “лаборатории смерти” Майрановский проводил с производными соединениями иприта. Такой яд казался очень удобным: безвкусный, действует наверняка. Однако был и существенный минус: проводимый после вскрытия умершего химический анализ позволял остановить его наличие в организме. Тогда Майрановский стал экспериментировать с дигитоксином, колхицином, таллием, рицином, варьируя концентрацию этих веществ и способы их введения в организм человека.
Каждый вариант опробовался на 10 “подопытных”. Для всех испытуемых устанавливался определенный период наблюдения за действием яда: от 10 до 14 дней. Если за это время смерти не наступало, несчастного “объекта” “списывали в расход”.
После долгих опытов удалось создать яд, идеально подходящий для работы чекистских агентов. Этому препарату присвоили обозначение К-2. После его приема человек “как бы становился меньше ростом, слабел, становился все тише и через 15 минут умирал”. Ради пущей надежности для К-2 устроили “независимую экспертизу”: труп одного из отравленных был привезен в морг института им. Склифосовского, и там патологоанатомы произвели обычное вскрытие. Диагноз ничего не подозревающих врачей был однозначный: человек умер от острой сердечной недостаточности.
В лаборатории отрабатывали и различные способы введения ядов в организм жертвы. Их подмешивали в пищу, в воду, делали инъекции, брызгали на кожу…
В 1940 г. Майрановский защитил в Институте экспериментальной медицины докторскую диссертацию на тему: «Биологическое действие продуктов при взаимодействии иприта с кожей». ВАК при Комитете по делам высшей школы отклонил решение ученого совета института, требуя доработки диссертации. Однако во время войны в 1943 г. по представлению наркома НКГБ Меркулова было возбуждено ходатайство о присвоении Майрановскому степени доктора медицинских наук и звания профессора по совокупности работ без защиты диссертации. В своем ходатайстве Меркулов указывал, что «за время работы в НКВД тов. Майрановский выполнил 10 секретных работ, имеющих "важное оперативное значение».
Трудно определить общее количество жертв экспериментов, проводившихся в лаборатории Майрановского. Судя по некоторым данным, это число достигало 250 человек. Среди тех, кто расстался с жизнью в пресловутой “Камере”, были не только наши зэки, получившие “вышку”. Здесь нашли смерть и германские, и японские военнопленные, поляки, корейцы, китайцы, обвиненные в “шпионаже”. В конце 1945-го для проведения опытов привезли трех немцев- политэмигрантов, бежавших в свое время в Россию от нацистов и получивших здесь вместо спасения смертельную инъекцию.
В послевоенные годы “доктора Смерть”, “набившего руку” на лабораторных экспериментах, решили использовать в осуществлении операций по ликвидации. Его руководителями в этом деле стали признанные специалисты из госбезопасности Павел Судоплатов и Наум Эйтингон. Сам Майрановский такими подвигами гордился до последних дней жизни:
“Моей рукой был уничтожен не один десяток заклятых врагов Советской власти, в том числе и националистов всяческого рода. Об этом известно генерал-лейтенанту П.А.Судоплатову”.
Историк Никита Петров, занимавшийся изучением “боевых операций” чекистов:
“В июне 1946 года с санкции Сталина в Ульяновске Судоплатов и его сотрудники убили польского гражданина инженера Самета. Его захватили, вывезли за город, Майрановский сделал ему смертельную инъекцию, после чего была имитирована случайная смерть… В сентябре в поезде был также смертельной инъекцией убит украинский националист Шумский. В купе к этому парализованному инвалиду для проведения “боевой операции” входили Судоплатов и Майрановский…”
В том же, 1946 году от укола шприцем, наполненным ядом, погиб коммунист из США Оггинс, работавший в 1930-е агентом НКВД на Дальнем Востоке и позднее арестованный в Москве за “шпионаж”. Американцы добивались его возвращения из советских застенков на родину, но руководители МГБ очень не хотели, чтобы Оггинс оказался в Штатах. Ядовитый укол, который сделал американцу “доктор Смерть” в тюремной больнице, разом решил все проблемы. А вот в другом случае Майрановский был “только” посредником: предоставил исполнителям дозу разработанной им отравы. Этим ядом был убит архиепископ украинской униатской церкви Ромжа.
Дьявольская работа, которой занимались сотрудники “лаборатории Х”, не могла не сказываться на их состоянии. Выдержать такой “конвейер смерти” не могли даже самые закаленные “спецы”. Сотрудник госбезопасности М.Филимонов, участвовавший в испытаниях отравленных пуль, ушел в безнадежный запой уже после 10 “экспериментов”. Еще двое его коллег получили серьезные психические расстройства. Сотрудники спецлаборатории Щеголев и Щеглов покончили жизнь самоубийством.
Но сам Майрановский, казалось, был совершенно не подвержен каким-либо “сантиментам”. Судьба-мстительница приготовила Григорию Моисеевичу иной удар.
13 декабря 1951-го он был неожиданно арестован “органами”, — обвинения звучали весьма неожиданно: “должностная халатность” и “незаконное хранение сильнодействующих веществ”.
Причем “халатность” Майрановского состояла в том, что при выполнении нескольких “спецакций” его яды не сработали, и операции чекистов оказались провалены. Следователи МГБ работали больше года, наконец, зимой 1953 года состоялся суд. Решением Особого совещания при министре госбезопасности от 14 февраля 1953 года “доктор Смерть” получил 10 лет тюрьмы.
Но надобность в его знаниях и опыте не исчезла. Даже находясь в заключении, Майрановский продолжал консультировать “органы”: для этого несколько раз его вывозили из Владимирской спецтюрьмы №2 в Москву. Неугомонный отравитель пытался добиться освобождения, аргументируя это необходимостью совершенствования работы с ядами в СССР.
“У меня есть предложения по использованию некоторых новых веществ как из ряда снотворного, так и смертельного действия. Техника применения наших средств в пищевых продуктах и напитках устарела, и необходимо искать новые пути воздействия через вдыхаемый воздух…” (Из письма на имя Л.Берии.) Это послание оказалось очень кстати для тех, кто устроил “свержение” Л.Берии. Показания Майрановского были в числе самых веских аргументов, определивших смертные приговоры Берии и его помощникам.
Самому Г. Майрановскому добиться пересмотра дела так и не удалось. Он отсидел свою “десятку” полностью и был выпущен на свободу лишь в декабре 1961-го. Попробовал хлопотать о реабилитации, но результат оказался прямо противоположным: Майрановского сначала еще раз арестовали, а после освобождения в конце 1962 года он получил предписание в 24 часа уехать из Москвы.
Бывшему профессору и полковнику “подсказали” место его будущей работы: заштатная биохимическая лаборатория в Махачкале.
Но заведовать этим учреждением ему суждено было недолго. В 1964 году “доктор Смерть” скоропостижно скончался… от острой сердечной недостаточности.
В 1989 году сыновья Майрановского попытались вновь подать прошение о посмертной реабилитации их отца. В своем ответе на это прошение старший помощник Генерального прокурора СССР В.И. Илюхин писал: «Его [Майрановского] вина в совершении преступлений материалами уголовного дела доказана. Оснований к пересмотру дела и реабилитации Майрановского Г.М. не имеется».
Отравители из НКВД
Никита Петров, "Мемориал": "Одной из наиболее мрачных страниц в деле Берии стала история возникновения и деятельности спецлаборатории, в которой ставились смертельные опыты на людях. Об этом постеснялись писать в кратком газетном отчете о суде над Берией, опубликованном 24 декабря 1953 года. В приговоре, тем не менее, говорилось: "Установлены также другие бесчеловечные преступления подсудимых Берия, Меркулова, Кобулова, заключающиеся в производстве опытов по испытанию ядов на осужденных к высшей мере уголовного наказания и опытах по применению наркотических веществ при допросах". Что скрывалось за этой фразой и каковы были размах и организационные формы этой деятельности?"
В ходе следствия по делу Берии в 1953-м это стало одним из "ударных" эпизодов, хотя подобрались к нему не сразу. Посаженный еще при Сталине в ходе разоблачения т. н. сионистского заговора в МГБ полковник медицинской службы Григорий Майрановский (приговорен ОСО МГБ 14 февраля 1953-го к 10 годам) сам обратил на себя внимание прокуратуры.
Весной 1953-го в надежде выйти на свободу он неоднократно обращался к новому министру внутренних дел Берии и в письмах открыто писал о своей "особой работе" в спецлаборатории и упирал на свои заслуги.
В первом, из Владимирской тюрьмы 21 апреля 1953-го, он писал: "Моей рукой был уничтожен не один десяток заклятых врагов Советской власти, в том числе националистов всяческого рода (и еврейских) - об этом известно генерал-лейтенанту П.А.Судоплатову" — и заверял Берию: готов выполнить "все Ваши задания на благо нашей могучей Родины".
После ареста Берии эти письма попали в руки следствия, и ниточка стала раскручиваться. 18 августа 1953-го дело Майрановского было передано в прокуратуру.
На допросе 27 августа 1953-го Майрановский подробно рассказал, как в конце 1938-го или начале 1939-го обратился к Берии с просьбой разрешить ему проводить опыты над людьми и в результате: "Берия одобрил мое предложение. Мне было поручено провести эти исследования над осужденными".
Теперь настала очередь допросить главного обвиняемого. На прямой вопрос об испытании ядов на приговоренных к расстрелу 28 августа 1953-го Берия ответил: "Не помню".
Но после зачтения ему показаний Майрановского понял, что отпираться бессмысленно: "Я признаю, что то, о чем свидетельствует Майрановский, является страшным, кровавым преступлением. Я давал задание Майрановскому о производстве опытов над осужденными к ВМН, но это не являлось моей идеей".
Тут же Берию спросили, был ли его заместитель Всеволод Меркулов посвящен в тайну деятельности спецлаборатории. Берия ответил - "безусловно", уточнив, что тот "больше занимался этим".
Еще немного подумав, Берия решил, что недостаточно внятно объяснил свою подчиненную роль в этом деле: "Хочу дополнить, что указания об организации спецлаборатории мною было получено от И.В. Сталина и в соответствии с этими указаниями производились опыты, о которых речь шла выше".
К этому времени Меркулов, занимавший должность министра госконтроля СССР, еще не был арестован. Но следствие имело на него виды как на ближайшего сподвижника Берии и пока допрашивало в качестве свидетеля.
К удивлению прокурорских следователей, Меркулов на допросе 29 августа 1953-го не только не отрицал наличия в НКВД такой лаборатории, но и взялся теоретически обосновывать ее необходимость.
На вопрос, не считает ли он, что эти опыты - преступление против человечности, Меркулов изрек: "Я этого не считаю, так как конечной целью опытов была борьба с врагами советского государства. НКВД - это такой орган, который мог применять подобные опыты над осужденными врагами Советской власти и в интересах советского государства. Как работник НКВД, я выполнял эти задания, но, как человек, считал подобного рода опыты нежелательными".
Так в лице Меркулова государство победило человека.
Подобными откровениями свидетель Меркулов проторил себе прямую дорогу в обвиняемые. Генеральный прокурор Руденко 1 сентября 1953-го направил Маленкову справку о Меркулове с просьбой санкционировать его арест как одного из "соратников Берии", руководившего деятельностью секретной лаборатории, где проводились опыты над людьми.
Между тем Берия по ходу дела пытался всячески умалить свою роль в организации и функционировании "лаборатории Икс".
На допросе 31 августа заявил: "Майрановского я видел всего два или три раза. Он мне докладывал о работе лаборатории и об опытах над живыми людьми", а санкции на проведение конкретных экспериментов давал Меркулов".
Более того, Берия пояснил, что вскоре после своего назначения наркомом он "интересовался этими ядами в связи с наметившейся акцией в отношении Гитлера".
На вопрос, "как вы оцениваете опыты над живыми людьми, тайные похищения и убийства людей", Берия ответил: "Это недопустимые явления и кровавые преступления".
Меркулов, будучи арестованным, на допросе 28 сентября признал, что лично дал разрешение Майрановскому на применение ядов к 30-40 осужденным, пояснив, что никто, кроме него и Берии, не мог давать такое разрешение.
Он вновь повторил, что не считает это незаконным, так как речь шла о приговоренных к высшей мере и имелась санкция Берии.
Правда, оговорился: "Я, в частности, не предполагал, что эти опыты носят мучительный характер. Я полагал даже, что процедура незаметного отравления осужденного менее мучительна, чем процедура расстрела. Конечно, я обязан был интересоваться деталями проведения опытов и создать в них должные рамки или даже прекратить их вовсе".
Майрановский на допросах 6 и 7 августа 1953-го подробно рассказал, какие яды он испытывал на заключенных.
В списке полтора десятка наименований, от неорганических соединений мышьяка и таллия, цианистых калия и натрия до сложных органических веществ: колхицина, дигитоксина, аконитина, стрихнина и природного яда - кураре.
Причем параллельно шли испытания этих же ядов и на животных, и результаты Майрановский опубликовал в 1945-м. Понятно, что об испытаниях на людях он в публикациях умалчивал.
Он подробно рассказывал о картине отравления тем или иным ядом. Например, о том, что наиболее мучительной была смерть от аконитина, которым он отравил десять человек: "Должен сказать, что мне самому становится жутко, когда я вспоминаю все это".
Помимо Майрановского, занятого токсикологическими исследованиями, в опытах на людях принимали участие старший химик спецлаборатории Александр Григорович и бактериолог Сергей Муромцев, испытывавший на заключенных ботулинический токсин.
Допуск в лабораторию имели: Судоплатов, Эйтингон, Филимонов и начальник лаборатории Аркадий Осинкин.
Как пояснил на следствии Майрановский, помимо руководителей НКВД об опытах на людях знали и подчиненные коменданту Лубянки Блохину сотрудники комендатуры: братья Василий и Иван Шигалевы, Демьян Семенихин, Иван Фельдман, Иван Антонов, Василий Бодунов, Александр Дмитриев, которые обычно производили расстрелы, а в случае передачи приговоренных в лабораторию Майрановского были избавлены от необходимости выполнять свои палаческие обязанности.
Трудно сказать, были ли они рады этому обстоятельству, не видели ли в Майрановском конкурента, способного "отобрать работу" - заменит пробиркой с ядом их натруженные и мозолистые от рукояток пистолетов руки. И что тогда - увольняться?
Подробно об истории создания лаборатории рассказал комендант Василий Блохин на допросе 19 сентября 1953-го.
Берия вскоре после назначения наркомом внутренних дел вызвал его и сказал, что нужно подготовить помещение для производства опытов над заключенными, приговоренными к расстрелу. Блохин датирует этот разговор 1938 годом.
Сначала Берия выяснил, нельзя ли использовать для этого помещение в доме № 2 (в главном здании НКВД на Лубянке). Блохин ответил, что такую работу в доме № 2 проводить нельзя и есть возможность оборудовать помещение в другом доме (как явствует из показаний Майрановского, это было здание НКВД в Варсанофьевском переулке).
Блохин набросал план и передал Мамулову. Из помещения 1-го этажа было сделано 5 камер и при них приемная.
Майрановский вводил яд заключенным через пищу, путем уколов тростью или шприцем, а также проводил опыты с беззвучным оружием.
Блохин рассказал: "При умерщвлении доставленных арестованных путем введения различных ядов присутствовал я, а чаще дежурные, но во всех случаях, когда умерщвление уже было произведено, я приходил в помещение Майрановского для того, чтобы закончить всю операцию. Из управления Судоплатова - чаще других в помещении Майрановского бывал Эйтингон, несколько реже бывал Судоплатов. Во всех случаях умерщвления бывали представители отдела "А" Подобедов, Герцовский, Воробьев".
Задания спецотделу, а с 1943-го - отделу "А" подобрать приговоренных для передачи их в лабораторию давали Берия и его заместители Меркулов и Кобулов. Арестованных, подлежащих доставке к Майрановскому, доставляли и размещали по камерам, обязательно с участием работников отдела "А".
"После умерщвления арестованных также обязательно присутствовал представитель отдела "А", который на обороте предписания составлял акт о приведении приговора в исполнение, который подшивался работником отдела "А", а также мною и иногда представителем управления Судоплатова. Эти акты хранятся в отделе "А"..."
Блохин пояснил, что умерщвление таким способом приговоренных шло с конца 1938 по 1947 год. Больше всего в 1939 - 1940 гг. - около 40 человек.
С началом войны это прекратилось, и с 1943-го, когда опыты на людях возобновились, - около 30 человек.
Блохин вел тетрадку, куда по собственному почину заносил фамилии подопытных, но в 1941-м сжег ее, потом возобновил записи в 1943-м и, уходя на пенсию в 1953-м, передал тетрадку своему заместителю Яковлеву, а тот с согласия Блохина ее сжег.
В декабре 1953-го Берия и его ближайшие соратники были осуждены и расстреляны.
Но расследование прокуратурой истории спецлаборатории продолжалось. Вот что рассказал о своем участии в деятельности спецлаборатории и опытах на людях 4 марта 1954-го на допросе в прокуратуре Муромцев. В 1942-м его вызвал Судоплатов и в присутствии Филимонова предложил участвовать в дежурствах в спецлаборатории. В обязанности входило наблюдение и запись результатов наблюдений.
"Лично я, - сказал Муромцев, — участия во введении ядов не принимал". Согласно показаниям Муромцева, почти ежедневно в "Лаборатории Икс" бывал Филимонов, "один раз при мне был Судоплатов (приходил вместе с Филимоновым) - осмотрел обстановку, прошел по коридорчику, посидел несколько минут в приемной, задал несколько вопросов Майрановскому и ушел".
Как рассказал Муромцев, он дежурил в спецлаборатории недолго - 2-3 месяца, потом отказался, так как не был "в состоянии переносить эту обстановку": непрерывное пьянство Майрановского, Григоровича, Филимонова вместе с работниками спецгруппы.
"Кроме того, сам Майрановский поражал своим зверским, садистским отношением к заключенным". Некоторые препараты вызывали у заключенных тяжелые мучения.
У Муромцева стали портиться отношения с женой (ей не нравилось, что он не ночует дома). Муромцев поговорил с Блохиным, тот доложил Судоплатову, и его не стали больше брать на дежурства. Как пояснил Муромцев, "с Филимоновым я не стал говорить, так как он к тому времени спился".
За время дежурств Муромцева были проведены опыты над примерно 15 осужденными. На вопрос, испытывал ли Муромцев свои препараты, он ответил: "Однажды мне Филимонов сказал, что по предложению Судоплатова я должен проверить действие токсина бутулинуса (так в тексте, речь идет о ботулиническом токсине. - Н. П.) в спецлаборатории, куда я был ими введен для дежурств у Майрановского".
Опыт Муромцев провел вместе с Майрановским, токсин был дан вместе с пищей. "Таких опытов было три, кажется, со смертельным исходом. Смерть наступила в течение 48 часов". Во всех случаях наблюдались слабые желудочные боли, тошнота и паралич. Результаты опытов по ботулиническому токсину Филимонов докладывал Судоплатову.
Еще Муромцев вспомнил, как один раз по распоряжению Судоплатова, переданному через Филимонова, он выдал во время войны Майрановскому одну дозу ботулинического токсина для применения, как ему сказал Филимонов, за кордоном, в Париже.
Потом Муромцева вызвал Судоплатов и в присутствии Филимонова ругал за то, что препарат оказался не действующим.
Майрановского на допросе 13 марта 1954-го спросили, почему он скрыл, что исследование ядов вел в конце 1938-го еще во внутренней тюрьме.
Майрановский признал, что исследования начал в комнате, находящейся в доме в Варсанофьевском переулке, но один раз, когда нужно было проверить какое-то средство, чтобы дать его руководству, производил опыты во внутренней тюрьме НКВД.
Григорович стал помогать в дежурствах, когда опыты проводились еще в одной комнате в Варсанофьевском переулке, помогал и В.Д.Щеголев (он в апреле 1940-го в ходе экспериментов отравился и покончил с собой).
Был задан вопрос об опытах с отравленными пулями, и Майрановский рассказал, что опыты им проводились при Филимонове. Участовали сам Майрановский, Григорович, Филимонов и спецгруппа Блохина.
Это были облегченные пули, внутри которых был аконитин: "Начали эти опыты в верхней камере в Варсанофьевском переулке, но тогда, когда уже в шести нижних проводились исследования ядов".
Майрановский: "В Варсанофьевском переулке, в верхней камере мы проделали опыты, кажется, на трех человеках. Потом эти опыты проводились в подвале, где приводились приговоры в исполнение, в том же здании Варсанофьевского переулка. Здесь примерно было проведено опытов над десятью осужденными".
Производились выстрелы в "неубойные" места разрывными пулями. Смерть наступала в промежуток от 15 минут до часа, в зависимости от того, куда попала пуля. Стреляли в "подопытных" Филимонов или кто-либо из спецгруппы.
"Мне кажется, - добавил Майрановский, - Григорович не стрелял, сам я тоже ни разу не стрелял… все случаи при применении отравленных пуль кончались смертью, хотя я вспоминаю один случай, когда подопытного достреливали работники спецгруппы". И был случай, когда пуля остановилась у кости, и подопытный ее вытащил. При опытах с отравленными пулями в подвале присутствовали Майрановский, Филимонов, Григорович, Блохин и его работники из спецгруппы.
Еще Майрановский вспомнил об опытах с отравленной ядом подушкой, что вызывало сон, и о том, как давали большие дозы снотворного, что вызывало смерть.
Ряд преступных эпизодов так и не был расследован.
Майрановский на допросе 27 августа 1953-го рассказал, что участвовал в операциях по устранению людей в ходе тайных встреч на конспиративных квартирах.
Задания он получал через Судоплатова. Обсуждение предстоящих акций проходило у Берии или Меркулова, и во всех случаях в обсуждении участвовал Судоплатов (иногда Эйтингон и Филимонов).
Как пояснил Майрановский, "мне никогда не говорилось, за что то или иное лицо должно быть умерщвлено, и даже не назывались фамилии".
Майрановскому организовывали встречу с потенциальной жертвой на конспиративной квартире, и во время еды, выпивки, как он пояснил, "мною подмешивались яды", а иногда предварительно "одурманенное лицо" убивал посредством инъекции.
Как сообщил Майрановский, "это несколько десятков человек".
Дал показания о спецлаборатории и Судоплатов. На допросе 1 сентября 1953-го он рассказал, что в курс дела о "Лаборатории Икс" и опытах его ввел начальник 4-го спецотдела НКВД Филимонов, когда его отдел вошел в управление, руководимое Судоплатовым.
Работу в "особой лаборатории" проводили Филимонов, Майрановский и Муромцев и отчитывались о ней перед Меркуловым и Берией. Согласно сохранившимся протоколам испытаний, работа началась в 1937 или 1938 годах. Всего сохранилось 150 протоколов.
По свидетельству Судоплатова, Абакумов в 1946-м отдал распоряжение ликвидировать лабораторию, а протоколы испытаний - хранить у себя. И Судоплатов хранил эти документы вплоть до своего ареста в августе 1953-го.
После ареста Судоплатова протоколы находились в Генеральной прокуратуре.
В 1954-м папка с названием "Материалы лаборатории Х" была передана из Генеральной прокуратуры на постоянное хранение в КГБ.
Интересно, как долго ФСБ намерена хранить в тайне имена жертв преступных экспериментов сталинских чекистов?
Ты - не раб!
Закрытый образовательный курс для детей элиты: "Истинное обустройство мира".
http://noslave.org
Материал из Википедии - свободной энциклопедии
Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
| Ошибка создания миниатюры: Файл не найден Майрановский Григорий Моисеевич |
|
|
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
|
| Имя при рождении: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
|---|---|
| Род деятельности: |
Сотрудник органов госбезопасности |
| Дата рождения: |
Как пишет Судоплатов, «проверка, проведённая ещё при Сталине, после ареста Майрановского, а затем при Хрущёве в 1960 году, в целях антисталинских разоблачений, показала, что Майрановский и сотрудники его группы привлекались для приведения в исполнение смертных приговоров и ликвидации неугодных лиц по прямому решению правительства в 1937-1947 годах и в 1950 году, используя для этого яды » . Судоплатов заявляет, что ему известно о четырёх фактах ликвидации таких лиц, в которых Майрановский принял участие в 1946-1947 годах (в этих операциях участвовал и сам Судоплатов) : Судоплатов высказывает предположение, что Майрановский мог быть использован и в ликвидации Рауля Валленберга . 13 декабря г. Майрановский был арестован. Вот что пишет по этому поводу Судоплатов :В 1951 году Майрановский вместе с Эйтингоном , Райхманом, Матусовым и А. Свердловым были арестованы и обвинены в незаконном хранении ядов, а также в том, что они являются участниками сионистского заговора, цель которого - захват власти и уничтожение высших руководителей государства, включая Сталина. Рюмину , который возглавлял следствие по этому делу, удалось выбить фантастические признания у Майрановского (он отказался от них в 1958 году) и заместителя начальника секретариата Абакумова Бровермана. Когда в конце 1952 года Рюмин, будучи заместителем министра госбезопасности С. Д. Игнатьева , был снят с должности, следственная часть не могла представить обвинительное заключение против Майрановского в том виде, как его подготовил Рюмин. Показания начальника токсикологической лаборатории не подкреплялись признаниями врачей, арестованных по делу Абакумова, которые не имели понятия об этой лаборатории. Находясь в тюрьме, Майрановский боролся за свою реабилитацию, написал несколько писем на имя министра государственной безопасности С. Д. Игнатьева , а позднее - Берии . Однако, как пишет Судоплатов, впоследствии эти письма были использованы следствием против самого Майрановского, а также Берии, Абакумова и Меркулова. В апреле 1956 года Президиумом Верховного Совета СССР было принято решение: Учитывая связи Майрановского с разоблачёнными врагами народа Берия и Меркуловым, выполнение им особо доверительных заданий этих лиц и социальную опасность Майрановского как лица, производившего бесчеловечные опыты над живыми людьми,… действие Указа Президиума Верховного Совета СССР от 17 марта 1953 года об амнистии на осуждённого Майрановского Григория Моисеевича не распространять и ограничиться отбытием наказания по вынесенному ему приговору . После отбытия наказания освободился в декабре 1961 года, попытка реабилитироваться привела к ещё одному аресту . После освобождения в начале 1962 года Майрановскому было запрещено жить в Москве, Ленинграде и столицах союзных республик. Последние годы жизни он работал в одном из НИИ в Махачкале. Умер в 1964 году. Майрановский был удостоен орденов и медали «Партизану Отечественной войны» 1-й степени . Напишите отзыв о статье "Майрановский, Григорий Моисеевич"ЛитератураС материалами уголовного дела Майрановского удалось познакомиться В. А. Бобреневу, руководителю секретариата Председателя Верховного Суда РФ. В 2004 г. В. А. Бобренев, на основании материалов данного уголовного дела, опубликовал книгу «Без срока давности» (М., ООО «Издательство АСТ», ООО "Агентство «КРПА» «Олимп», 2004. - 444 с., тираж 7000 экз). В этой книге, документально-художественном исследовании, Майрановский фигурирует под фамилией Могилевский, при этом специально оговаривается, что фамилия главного героя книги изменена. Остальные факты, изложенные в книге авторитетного юриста (Гос. советника юстиции 2 класса) дают основание полагать, что речь идёт именно о Майрановском[[К:Википедия:Статьи без источников (страна: Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. )]][[К:Википедия:Статьи без источников (страна: Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. )]] . «Лаборатория Майрановского» упоминается в повести Э. Рязанова «Предсказание» (1992). Источники
Примечания
Отрывок, характеризующий Майрановский, Григорий МоисеевичА там... высоко подвешенный на железных цепях, с шипастым кольцом на шее, висел мой любимый отец... Караффа сидел в своём неизменном, огромном деревянном кресле и хмуро взирал на происходящее. Обернувшись ко мне, он взглянул на меня пустым, отсутствующим взором, и совершенно спокойно произнёс:– Ну что ж, выбирайте, Изидора – или вы дадите мне то, что я у вас прошу, или ваш отец утром пойдёт на костёр... Мучить его не имеет смысла. Поэтому – решайте. Всё зависит только от вас. Земля ушла у меня из-под ног!... Пришлось прилагать все оставшиеся силы, чтобы не упасть прямо перед Караффой. Всё оказалось предельно просто – он решил, что мой отец не будет больше жить... И обжалованию это не подлежало... Некому было заступится, не у кого было просить защиты. Некому было нам помочь... Слово этого человека являлось законом, противостоять которому не решался никто. Ну, а те, кто могли бы, они просто не захотели... Никогда в жизни я не чувствовала себя столь беспомощной и никчемной!.. Я не могла спасти отца. Иначе предала бы то, для чего мы жили... И он никогда бы мне этого не простил. Оставалось самое страшное – просто наблюдать, ничего не предпринимая, как «святое» чудовище, называемое Римским Папой, холоднокровно отправляет моего доброго отца прямо на костёр... Отец молчал... Смотря прямо в его добрые, тёплые глаза, я просила у него прощения... За то, что пока не сумела выполнить обещанное... За то, что он страдал... За то, что не смогла его уберечь... И за то, что сама всё ещё оставалась живой... – Я уничтожу его, отец! Обещаю тебе! Иначе, мы все умрём напрасно. Я уничтожу его, чего бы мне это не стоило. Я верю в это. Даже если больше никто в это не верит... – мысленно клялась ему своей жизнью, что уничтожу чудовище. Отец был несказанно грустным, но всё ещё стойким и гордым, и только в его ласковых серых глазах гнездилась глубокая, невысказанная тоска... Повязанный тяжёлыми цепями, он не в силах был даже обнять меня на прощание. Но просить об этом у Караффы не было смысла – он наверняка не позволил бы. Ему незнакомы были чувства родства и любви... Ни даже чистейшего человеколюбия. Он их просто не признавал. – Уходи, доченька! Уходи, родная... Ты не убьёшь эту нелюдь. Только погибнешь напрасно. Уходи, сердце моё... Я буду ждать тебя там, в другой жизни. Север о тебе позаботится. Уходи доченька!.. – Я так люблю тебя, отец!.. Так сильно люблю тебя!.. Слёзы душили меня, но сердце молчало. Надо было держаться – и я держалась. Казалось, весь мир превратился в жернова боли. Но она почему-то не касалась меня, будто я уже и так была мертва... – Прости, отец, но я останусь. Я буду пробовать, пока жива. И даже мёртвой я его не оставлю, пока не заберу с собой... Ты уж прости меня. Караффа встал. Он не мог слышать нашего разговора, но прекрасно понимал, что между мною и отцом что-то происходит. Эта связь не подчинялась его контролю, и Папу бесило, что он невольно оставался в стороне... – На рассвете ваш отец взойдёт на костёр, Изидора. Это Вы убиваете его. Так что – решайте! Моё сердце стукнуло и остановилось... Мир рушился... и я не могла ничего с этим поделать, ни что-либо изменить. Но надо было отвечать – и я отвечала... – Мне нечего вам сказать, святейшество, кроме того, что Вы самый страшный преступник, когда-либо живший на этой Земле. Папа минуту смотрел на меня, не скрывая своего удивления, а потом кивнул, ждавшему там, старому священнику и удалился, не говоря больше ни слова. Как только он исчез за дверью, я кинулась к старому человеку, и судорожно схватив его за сухие, старческие руки, взмолилась: – Пожалуйста, прошу вас, святой отец, разрешите мне обнять его на прощание!.. Я не смогу этого сделать уже никогда более... Вы же слышали, что сказал Папа – завтра на рассвете мой отец умрёт... Сжальтесь, прошу вас!.. Никто об этом никогда не узнает, клянусь вам! Умоляю, помогите мне! Господь не забудет вас!.. Старый священник внимательно посмотрел мне в глаза и, ничего не сказав, потянул за рычаг... Цепи со скрежетом опустились, достаточно лишь для того, чтобы мы могли сказать последнее «прощай»... Я подошла вплотную и, зарывшись лицом в широкую грудь отца, дала волю наконец-то хлынувшим наружу горьким слезам... Даже сейчас, весь в крови, скованный по рукам и ногам ржавым железом, отец излучал чудесное тепло и покой, и рядом с ним я чувствовала себя всё так же уютно и защищённо!.. Он был моим счастливым утерянным миром, который на рассвете должен был уйти от меня навсегда... Мысли проносились одна другой печальнее, принося яркие, дорогие образы нашей «прошедшей» жизни, которая с каждой минутой ускользала всё дальше и дальше, и я не могла её ни спасти, ни остановить... – Крепись, родная моя. Ты должна быть сильной. Ты должна защитить от него Анну. И должна защитить себя. Я ухожу за вас. Возможно, это даст тебе какое-то время... чтобы уничтожить Караффу. – тихо шептал отец. Я судорожно цеплялась за него руками, никак не желая отпускать. И снова, как когда-то очень давно, чувствовала себя маленькой девочкой, искавшей утешения на его широкой груди... – Простите меня, мадонна, но я должен вас отвести в ваши покои, иначе меня могут казнить за непослушание. Вы уж простите меня... – хриплым голосом произнёс старый священник. Я ещё раз крепко обняла отца, последний раз впитывая его чудесное тепло... И не оборачиваясь, ничего не видя вокруг от застилавших глаза слёз, выскочила из пыточной комнаты. Стены подвала «шатались», и мне приходилось останавливаться, хватаясь за каменные выступы, чтобы не упасть. Ослепшая от невыносимой боли, я потерянно брела, не понимая, где нахожусь и не соображая, куда иду... Стелла тихо плакала большими горючими слезами, совершенно их не стесняясь. Я посмотрела на Анну – она ласково обнимала Изидору, уйдя очень далеко от нас, видимо снова проживая с ней эти последние, страшные, земные дни... Мне стало вдруг очень одиноко и холодно, будто всё вокруг затянуло хмурая, чёрная, тяжёлая туча... Душа болезненно ныла и была совершенно опустошённой, как иссохший источник, который когда-то был заполнен чистой живой водой... Я обернулась на Старца – он светился!.. От него щедро струилась, обволакивая Изидору, сверкающая, тёплая, золотая волна... А в его печальных серых глазах стояли слёзы. Изидора же, уйдя очень далеко и не обращая ни на кого из нас внимания, тихо продолжала свою потрясающе-грустную историю... Очутившись в «своей» комнате, я, как подкошенная, упала на кровать. Слёз больше не было. Была только лишь жуткая, голая пустота и слепящее душу отчаяние... Я не могла, не хотела верить происходящему!.. И хотя ждала этого изо дня в день, теперь же никак не могла ни осознать, ни принять эту страшную, бесчеловечную реальность. Я не желала, чтобы наступало утро... Оно должно было принести только ужас, и у меня уже не оставалось былой «твёрдой уверенности» в том, что смогу всё это перенести не сломавшись, не предав отца и саму себя... Чувство вины за его оборванную жизнь навалилось горой... Боль, наконец, оглушила, разрывая в клочья моё истерзанное сердце... К своему огромнейшему удивлению (и дикому огорчению!!!) я вскочила от шума за дверью и поняла, что... спала! Как же могло, случится такое?!. Как я вообще могла уснуть??? Но видимо, наше несовершенное человеческое тело, в какие-то самые тяжкие жизненные моменты, не подчиняясь нашим желаниям, защищалось само, чтобы выжить. Вот так и я, не в силах переносить более страдания, просто «ушла» в покой, чтобы спасти свою умирающую душу. А теперь уже было поздно – за мной пришли, чтобы проводить меня на казнь моего отца... Утро было светлое и ясное. По чистому голубому небу высоко плыли кудрявые белые облака, солнце вставало победно, радостно и ярко. День обещал быть чудесным и солнечным, как сама наступающая весна! И среди всей этой свежей, пробуждавшейся жизни, только моя измученная душа корчилась и стонала, погрузившись в глубокую, холодную, беспросветную тьму... Посередине залитой солнцем небольшой площади, куда меня привёз крытый экипаж, высился заранее сложенный, «готовый к употреблению», огромный костёр... Внутренне содрогаясь, я смотрела на него, не в состоянии отвести глаза. Мужество покидало меня, заставляя, боятся. Я не желала видеть происходящее. Оно обещало быть ужасным... Площадь постепенно заполнялась хмурыми, заспанными людьми. Их, только проснувшихся, заставляли смотреть чужую смерть, и это не доставляло им слишком большого удовольствия... Рим давно перестал наслаждаться кострами инквизиции. Если в начале кого-то ещё интересовали чужие муки, то теперь, несколько лет спустя, люди боялись, что завтра на костре мог оказаться любой из них. И коренные римляне, пытаясь избежать неприятностей, покидали свой родной город... Покидали Рим. С начала правления Караффы в городе оставалось всего лишь около половины жителей. В нём, по возможности, не желал оставаться ни один более или менее нормальный человек. И это легко было понять – Караффа не считался ни с кем. Будь то простой человек или принц королевской крови (а иногда даже и кардинал его святейшей церкви!..) – Папу не останавливало ничто. Люди для него не имели ни ценности, ни значения. Они были всего лишь угодны или не угодны его «святому» взору, ну, а остальное уже решалось предельно просто – «не угодный» человек шёл на костёр, а его богатство пополняло казну его любимой, святейшей церкви... Вдруг я почувствовала мягкое прикосновение – это был отец!.. Стоя, уже привязанным, у кошмарного столба, он ласково прощался со мной... – Я ухожу, доченька... Будь сильной. Это всего лишь переход – я не почувствую боли. Он просто хочет сломать тебя, не позволяй ему, радость моя!.. Мы скоро встретимся, ты ведь знаешь. Там больше не будет боли. Там будет только свет... Как бы мне не было больно, я смотрела на него, не опуская глаз. Он снова помогал мне выстоять. Как когда-то давно, когда я была совсем ещё малышкой и мысленно искала его поддержку... Мне хотелось кричать, но душа молчала. Будто в ней не было больше чувств, будто она была мертва. Палач привычно подошёл к костру, поднося смертоносное пламя. Он делал это так же легко и просто, как если бы зажигал в тот момент у себя в доме уютный очаг... Сердце дико рванулось и застыло... зная, что именно сейчас отец будет уходить... Не выдержав более, я мысленно закричала ему: – Отец, подумай!.. Ещё не поздно! Ты ведь можешь уйти «дуновением»! Он никогда не сможет найти тебя!.. Прошу тебя, отец!!!.. Но он лишь грустно покачал головой... – Если я уйду – он возьмётся за Анну. А она не сможет «уйти». Прощай, доченька... Прощай родная... Помни – я буду всегда с тобой. Мне пора. Прощай, радость моя.... Вокруг отца засверкал яркий сияющий «столб», светившийся чистым, голубоватым светом. Этот чудесный свет объял его физическое тело, как бы прощаясь с ним. Появилась яркая, полупрозрачная, золотистая сущность, которая светло и ласково улыбалась мне... Я поняла – это и был конец. Отец уходил от меня навсегда... Его сущность начала медленно подниматься вверх... И сверкающий канал, вспыхнув голубоватыми искорками, закрылся. Всё было кончено... Моего чудесного, доброго отца, моего лучшего друга, с нами больше не было... Его «пустое» физическое тело поникло, безвольно повиснув на верёвках... Достойная и Честная Земная Жизнь оборвалась, подчиняясь бессмысленному приказу сумасшедшего человека... Почувствовав чьё-то знакомое присутствие, я тут же обернулась – рядом стоял Север. – Мужайся, Изидора. Я пришёл помочь тебе. Знаю, тебе очень тяжко, я обещал твоему отцу, что помогу тебе... – Поможешь – в чём? – горько спросила я. – Ты поможешь мне уничтожить Караффу? Север отрицательно мотнул головой. – А другая помощь мне не нужна. Уходи Север. И отвернувшись от него, я стала смотреть, как горело то, что всего ещё минуту назад было моим ласковым, мудрым отцом... Я знала, что он ушёл, что он не чувствовал этой бесчеловечной боли... Что сейчас он был от нас далеко, уносясь в неизвестный, чудесный мир, где всё было спокойно и хорошо. Но для меня это всё ещё горело его тело. Это горели те же родные руки, обнимавшие меня ребёнком, успокаивая и защищая от любых печалей и бед... Это горели его глаза, в которые я так любила смотреть, ища одобрения... Это всё ещё был для меня мой родной, добрый отец, которого я так хорошо знала, и так сильно и горячо любила... И именно его тело теперь с жадностью пожирало голодное, злое, бушующее пламя... Люди начали расходиться. На этот раз казнь для них была непонятной, так как никто не объявил, кем был казнимый человек, и за что он умирал. Никто не потрудился сказать ни слова. Да и сам приговорённый вёл себя довольно странно – обычно люди кричали дикими криками, пока от боли не останавливалось сердце. Этот же молчал даже тогда, когда пламя пожирало его... Ну, а любая толпа, как известно, не любит непонятное. Поэтому многие предпочитали уйти «от греха подальше», но Папские гвардейцы возвращали их, заставляя досматривать казнь до конца. Начиналось недовольное роптание... Люди Караффы подхватили меня под руки и насильно впихнули в другой экипаж, в котором сидел сам «светлейший» Папа... Он был очень злым и раздражённым.
|
Майрановский Григорий Моисеевич (1899-1971). Полковник госбезопасности (1943). Член партии с 1920 г. Сотрудник лаборатории отдела оперативной техники МГБ СССР.
Родился в городе Батуми. В 1917 г. после окончания гимназии поступил в Тифлисский медицинский институт, где вступил в еврейскую социалистическую организацию «Бунд» (Всеобщий еврейский рабочий союз). Одновременно в течение 5 лет занимался репетиторством Позднее он перебрался в Баку, где учился в Баки
нском университете. В 1920-1922 г. - начальник отдела кустовой промышленности СНХ АзССР
В 1922 году Майрановский переезжает в Москву, где получает медицинское образование (медицинский факультет 2-го МГУ), преподает на вечерних общеобразовательных курсах Хамовнического района, работает сначала врачо
м в терапевтической клинике 2-го МГУ, затем ассистентом на университетской кафедре, а позднее заведующим амбулаторией на одной из московских фабрик. В последней должности он по совместительству начал подрабатывать в биохимическом институте, руководство которого, заметив способности и интересы Майран
овского, предложи по ему должность заведующего токсикологическим отделением Центрального санитарно-химического института Наркомздрава.
Позднее Майрановский возглавляет токсикологическую лабораторию Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ), где его исключили из партии «за развал работ
ы спецлаборатории и попытку получить доступ к секретным сведениям». Однако Майрановский написал жалобу в ЦКК, где решение парткома ВИЭМа было отменено. Вернулся в Центральный санитарно-химический институт Наркомздрава на должность заведующего организационно-плановым отделом. С лета 1937 г. - в 12-м
отделе ГУГБ НКВД СССР. В 1940 г. Майрановский защитил в Институте экспериментальной медицины докторскую диссертацию на тему: «Биологическое действие продуктов при взаимодействии иприта с кожей». ВАК при Комитете по делам высшей школы отклонил решение ученого совета института, требуя доработки диссер
тации. Однако во время войны в 1943 г. по представлению наркома НКГБ Меркулова было возбуждено ходатайство о присвоении Майрановскому степени доктора медицинских наук и звания профессора по совокупности работ без защиты диссертации. В своем ходатайстве Меркулов указывал, что «за время работы в НКВД
тов. Майрановский выполнил 10 секретных работ, имеющих важное оперативное значение».
13 декабря 1951 г был арестован. В качестве обвинений ему предъявили шпионаж в пользу Японии, хищение и незаконное хранение ядовитых веществ, злоупотребление служебным положением.
Находясь в тюрьме, Майрановский о
тчаянно боролся за свою реабилитацию, написал несколько писем на имя министра государственной безопасности Игнатьева, а позднее - Берии.
Решением Особого совещания при МГБ Майрановский был приговорен к 10 годам тюремного заключения.
После освобождения в начале 1962 г. ему было запрещено жить в Мос
». Переехав в Баку, продолжил обучение в Бакинском университете. В 1920 году вступил в РКП(б) .
В 1937 году исследовательская группа Майрановского из , возглавляемого академиком Бахом , была передана в НКВД и подчинялась непосредственно начальнику спецотдела оперативной техники при комендатуре НКВД - МГБ… Вся работа лаборатории, привлечение ее сотрудников к операциям спецслужб, а также доступ в лабораторию, строго ограниченный даже для руководящего состава НКВД - МГБ, регламентировались Положением, утвержденным правительством, и приказами по НКВД - МГБ… Непосредственно работу лаборатории курировал министр госбезопасности или его первый заместитель.
Как стало известно позднее из показаний следствию самого Майрановского и его сотрудников, воздействие различных ядов на человека и способы их применения испытывались в лаборатории на заключённых, приговорённых к высшей мере наказания.
В 1942 году Майрановский, занимаясь экспериментами с ядами на приговоренных к расстрелу, обнаружил, что под влиянием определенных доз препарата "подопытный" начинает исключительно откровенно говорить. После этого, с одобрения руководства, он занялся "проблемой откровенности" на допросах. Такие эксперименты проводились в течение двух лет.
Как пишет Судоплатов, «проверка, проведённая ещё при Сталине, после ареста Майрановского, а затем при Хрущёве в 1960 году, в целях антисталинских разоблачений, показала, что Майрановский и сотрудники его группы привлекались для приведения в исполнение смертных приговоров и ликвидации неугодных лиц по прямому решению правительства в 1937-1947 годах и в 1950 году, используя для этого яды » .
Судоплатов заявляет, что ему известно о четырёх фактах ликвидации таких лиц, в которых Майрановский принял участие в 1946-1947 годах (в этих операциях участвовал и сам Судоплатов) :
Судоплатов высказывает предположение, что Майрановский мог быть использован и в ликвидации Рауля Валленберга .
В 1951 году Майрановский вместе с Эйтингоном , Райхманом, Матусовым и А. Свердловым были арестованы и обвинены в незаконном хранении ядов, а также в том, что они являются участниками сионистского заговора, цель которого - захват власти и уничтожение высших руководителей государства, включая Сталина. Рюмину , который возглавлял следствие по этому делу, удалось выбить фантастические признания у Майрановского (он отказался от них в 1958 году) и заместителя начальника секретариата Абакумова Бровермана. Когда в конце 1952 года Рюмин, будучи заместителем министра госбезопасности С. Д. Игнатьева , был снят с должности, следственная часть не могла представить обвинительное заключение против Майрановского в том виде, как его подготовил Рюмин. Показания начальника токсикологической лаборатории не подкреплялись признаниями врачей, арестованных по делу Абакумова, которые не имели понятия об этой лаборатории.
Никто из арестованных врачей ничего не знал о секретной деятельности Майрановского: он сам проводил эксперименты с ядами на приговорённых к смертной казни в соответствии с установленным правительством и Министерством госбезопасности порядком. Зафиксировать в полном виде признания Майрановского было чересчур рискованно, поскольку он ссылался на указания высших инстанций и полученные им награды. Именно поэтому его дело поступило на рассмотрение во внесудебный орган - Особое совещание при министре госбезопасности… Его оставили в живых и в феврале 1953 года приговорили к десяти годам лишения свободы за незаконное хранение ядов и злоупотребление служебным положением.
Находясь в тюрьме, Майрановский боролся за свою реабилитацию, написал несколько писем на имя министра государственной безопасности С. Д. Игнатьева , а позднее - Берии . Однако, как пишет Судоплатов, впоследствии эти письма были использованы следствием против самого Майрановского, а также Берии, Абакумова и Меркулова.
После освобождения в начале г. Майрановскому было запрещено жить в Москве, Ленинграде и столицах союзных республик. Последние годы жизни он работал в одном из НИИ в Махачкале.
Источники
- Энциклопедия секретных служб России / Авт. - сост. А. И. Колпакиди. - М.: Астрель, АСТ, Транзиткнига, 2004. - 800 с.
- Судоплатов П. А. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930-1950 годы. - М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1997. Глава 9. Рауль Валленберг, «Лаборатория-Х» и другие тайны политики Кремля
Примечания
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в 1899 году
- Родившиеся в Батуми
- Умершие в 1964 году
- Сотрудники ГУГБ НКВД СССР
- Члены КПСС
Wikimedia Foundation . 2010 .
- Идлис, Григорий Моисеевич
- Нестеров, Григорий
Смотреть что такое "Майрановский, Григорий Моисеевич" в других словарях:
Майрановский - Майрановский, Григорий Моисеевич Григорий Моисеевич Майрановский (1899, Батуми 1964) руководитель токсикологической лаборатории НКВД МГБ (1937 1951), полковник госбезопасности (1943), доктор медицинских наук, профессор (1943).… … Википедия
Токсикологическая лаборатория органов госбезопасности СССР - Токсикологическая лаборатория НКВД НКГБ МГБ КГБ специальное секретное научно исследовательское подразделение в структуре органов государственной безопасности СССР, занимавшееся исследованиями в области токсических веществ и ядов. Входило в… … Википедия
Токсикологическая лаборатория НКВД - НКГБ МГБ специальное секретное научно исследовательское подразделение в структуре органов государственной безопасности СССР, занимавшееся исследованиями в области токсических веществ и ядов. Входило в состав Отдела оперативной техники НКВД НКГБ… … Википедия
Grigori Moissejewitch Mairanowski - Grigori Moissejewitsch Mairanowski (russisch Григорий Моисеевич Майрановский; * 1899 in Batumi; † 1971) war ein sowjetischer Chemiker, Toxikologe und Experte für Hinrichtungen und der Erfinder eines sogenannten Giftstuhles. Inhaltsverzeichnis 1… … Deutsch Wikipedia Wikipedia Español
Майрановский Григорий Моисеевич (1899-1971). Полковник госбезопасности (1943). Член партии с 1920 г. Сотрудник лаборатории отдела оперативной техники МГБ СССР.
Родился в городе Батуми. В 1917 г. после окончания гимназии поступил в Тифлисский медицинский институт, где вступил в еврейскую социалистическую организацию «Бунд» (Всеобщий еврейский рабочий союз). Одновременно в течение 5 лет занимался репетиторством Позднее он перебрался в Баку, где учился в Бакинском университете. В 1920-1922 г. - начальник отдела кустовой промышленности СНХ АзССР
В 1922 году Майрановский переезжает в Москву, где получает медицинское образование (медицинский факультет 2-го МГУ), преподает на вечерних общеобразовательных курсах Хамовнического района, работает сначала врачом в терапевтической клинике 2-го МГУ, затем ассистентом на университетской кафедре, а позднее заведующим амбулаторией на одной из московских фабрик. В последней должности он по совместительству начал подрабатывать в биохимическом институте, руководство которого, заметив способности и интересы Майрановского, предложи по ему должность заведующего токсикологическим отделением Центрального санитарно-химического института Наркомздрава.
Позднее Майрановский возглавляет токсикологическую лабораторию Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ), где его исключили из партии «за развал работы спецлаборатории и попытку получить доступ к секретным сведениям». Однако Майрановский написал жалобу в ЦКК, где решение парткома ВИЭМа было отменено. Вернулся в Центральный санитарно-химический институт Наркомздрава на должность заведующего организационно-плановым отделом. С лета 1937 г. - в 12-м отделе ГУГБ НКВД СССР. В 1940 г. Майрановский защитил в Институте экспериментальной медицины докторскую диссертацию на тему: «Биологическое действие продуктов при взаимодействии иприта с кожей». ВАК при Комитете по делам высшей школы отклонил решение ученого совета института, требуя доработки диссертации. Однако во время войны в 1943 г. по представлению наркома НКГБ Меркулова было возбуждено ходатайство о присвоении Майрановскому степени доктора медицинских наук и звания профессора по совокупности работ без защиты диссертации. В своем ходатайстве Меркулов указывал, что «за время работы в НКВД тов. Майрановский выполнил 10 секретных работ, имеющих важное оперативное значение».
13 декабря 1951 г был арестован. В качестве обвинений ему предъявили шпионаж в пользу Японии, хищение и незаконное хранение ядовитых веществ, злоупотребление служебным положением.
Находясь в тюрьме, Майрановский отчаянно боролся за свою реабилитацию, написал несколько писем на имя министра государственной безопасности Игнатьева, а позднее - Берии.
Решением Особого совещания при МГБ Майрановский был приговорен к 10 годам тюремного заключения.
После освобождения в начале 1962 г. ему было запрещено жить в Москве, Ленинграде и столицах союзных республик. Последние годы жизни Майрановский работал в одном из НИИ в Махачкале.
